Капкан для гончей

– Получил, – уверил его Ивар. – И неслабо, я лично синяк в полголовы засвидетельствовал.

– Ну получил – и ладно, – буркнул Ульф. – А только чего из этакой малости такую бучу подымать? Синяком отделался, разбойника в бегство обратил, и всех дел… Чего понапрасну мечом махать и потеть на ровном месте?

– Это ты в каком смысле? – поднял бровь лорд Мак-Лайон.

– Да не обращайте внимания, – влез Эйнар, – он вашего Томаса терпеть не может! Из-за девицы у них вроде как соперничество.

– Да не соперник он мне, сопля рыжая! – воинственно набычился Ульф. – Я, знаешь ли, на публику-то не играю!

– Ну понеслось… – Эйнар с извиняющейся улыбкой потянул товарища за плечо: – Пойдем, Тихоня. Все уже рассказали…

– Только пыль в глаза пускать горазд, – непримиримо бурчал норманн, поднимаясь. – Шел себе как ни в чем не бывало, а как просеку миновал, давай с мечом скакать, что блаженный. Никого нету вокруг, а он скачет. А я вам скажу зачем! – Отмахнувшись от Эйнара, Ульф обернулся уже на пороге и со значением поднял вверх палец: – Чтобы на Бесси впечатление произвесть и героем выставиться! Мол, такая схватка была, едва его, бедного, насмерть не зарубили! Тьфу!

– Тихоня! – тихо взвыл сын конунга. – Пойдем, говорю тебе, твои ревнивые вопли лорду без надобности.

– И ничего не ревнивые, – угрюмо пробасил норманн. – Уж простите, если что не так сказал, ваша светлость.

– Все в порядке, – пряча улыбку, отозвался Ивар. – Спасибо, что пришли и рассказали… Эйнар, не шпыняй ты его, все эти выкрутасы вполне в духе Тома.

Дверь в кабинет закрылась. Лорд Мак-Лайон с трудом стер с лица широкую ухмылку (какие тут, оказывается, из-за служанки страсти полыхают!) и, подумав, вынул из ящика для письма чистый лист. То, что рассказал Ульф, было очень важно. И, притащи его Эйнар хоть на пару дней раньше, многих трагических событий можно было избежать… Но уж теперь нет смысла вздыхать: что было, то было. «И что еще будет! – многозначительно подумал Ивар, вспомнив непутевых братцев-брехунов. – Вот закончу – и вы мне ответите, голубчики! И где были, вместо того чтобы караул нести, и почему врали в две глотки… И спаси вас бог, коли соврете мне еще раз! Я-то всего-навсего выпорю обоих, а что с вами Творимир сделает – вот об этом вам действительно стоило бы подумать, прежде чем вешать нам лапшу на уши!»

Глава 21

Леди Мак-Лайон торопилась вниз: она еще полчаса назад видела из окна столовой, как в ворота Фрейха въехал гонец лэрда Вильяма Максвелла – наверняка привез долгожданное письмо из дома. Только вот нести ей это письмо никто почему-то не спешил… Пришлось снова оставлять Бесс на попечение Тихони и идти искать гонца самой. Ей не терпелось поскорее заполучить в руки весточку от брауни.

Печальная, берущая за душу мелодия заставила ее остановиться и повернуть голову – на каменном подоконнике одного из немногих окон галереи сидел, свесив одну ногу, Томас и перебирал струны. Лицо у него было отсутствующее, губы тихонько шевелились. Нэрис на цыпочках, чтобы не мешать музыканту, подкралась поближе. Она любила слушать игру Тома, но в последнее время, со всеми этими волнениями, он почти не брался за лютню…

Бушует стихия, седою волной Бросаясь на берег далекий мой, И рвутся сквозь тучи над головой Слепящие копья молний. Не видно ни зги, и кончина близка, Но свет одинокого маяка Вдруг вспыхнет во тьме, разорвав облака, — Надеждой меня наполнит. Суденышко утлое тянет ко дну, И парус в клочки, и накренилась мачта, Но верится мне – я смогу, дотяну, На землю сойду, и закончится качка!

Томас вздохнул, посмотрел в окно, за которым простирались порыжевшие холмы, и снова ударил по струнам. Мотив был незнакомый, тревожный, как и общее настроение в последнее время.

Пальцы не гнутся, трещат паруса, Но эту дорогу я выбрал сам, И, Бог мне свидетель, дойду до конца, Увижу сияние дня!.. Увижу свой дом, и закат над рекой, Увижу улыбку своей дорогой, Ведь знает она, как никто другой, Что значит – любить меня… Суденышко утлое тянет ко дну, И реи трещат, и воды мне уже по колено, Но верится мне – одолею я эту беду, И выйду сухим из воды непременно! А если судьба мне – уснуть на дне, В безмолвной, пустой, ледяной глубине, Что ж, пусть, я готов – ты не плачь обо мне, Судьбу не кори, ненагляда… Но я еще жив, и горит маяк, И пусть я безумец, пускай дурак, И жизнью плачу за мечту – пусть так! Но я заплачу, если надо.

Волынщик снова вздохнул и, сделав несколько финальных аккордов, повернул голову:

– Леди, не прячьтесь, я подол вашего платья, торчащий из-за угла, увидел еще до того, как петь начал.

– Ой… – сконфуженно пискнула Нэрис, смущенно выходя из своего укрытия. – Ты прости, Том, мешать не хотела. Вдруг у тебя прилив вдохновения?

– Да какие уж тут «приливы»! – с горечью отозвался он. – Сами видите, что кругом творится. То травят кого-нибудь, то по головам бьют. – В обычно лукавых, со смешинкой, глазах промелькнуло отчаяние. – Я, конечно, с Иваром не первый год, и всякое бывало… Да простит меня леди Кэвендиш, но всякими там отравлениями меня не удивишь и даже сильно не взволнуешь! Но Бесси… – Томас в бессильной ярости сжал рукой гриф лютни: – Я не понимаю, кому это было надо?! И что вообще тут происходит?

– Том, – ошеломленно тронула его за руку девушка, – я и не знала, что ты так к ней привязан!

– Да я и сам не знал, – грустно сказал волынщик. – Правильно она меня, конечно, отшивает, я легкомысленный. Я не такой, как тот же сэр Дэвид, ему достаточно одной женщины, а мне, увы, нет! Но она мне нравится. Она такая славная. И вот она лежит сейчас в постели с пробитой головой…

– Не с пробитой, слава богу, – успокоила расстроенного парня Нэрис. – Она поправится. А того негодяя мы найдем! Ивар найдет то есть.

– Он-то найдет, – кивнул Томас, неловко спрыгивая с подоконнника. – Он всегда находит, недаром же его прозвали гончей. Да только скоро ли? Страшно мне, моя леди. И за себя, честно признаюсь, и за вас, и за нас всех! После того случая с отравленной брагой я еще как-то держался, а после Бесс… Ни о чем не могу думать, кроме одного: «Кто следующий?»

– Не надо, Том, пожалуйста! – взмолилась она. – Мне самой теперь страшно даже днем одной ходить по замку. И все стали какие-то настороженные, дерганые… друг на друга с подозрением поглядывают… Ивар мне вчера такой допрос устроил!

– Это у него обычное дело, моя леди, – ухмыльнулся рыжий, снова на мгновение становясь прежним болтуном и насмешником. – В первую очередь самых близких людей на вшивость проверяет. Привыкнете! Меня тоже по первости коробило. А потом ничего, притерпелся…

– Очень мило, – вздохнула леди Мак-Лайон. – И почему меня перед свадьбой никто не предупредил?

Они фыркнули в два голоса.

– Проводишь меня вниз? – спросила она, подавая волынщику лютню. – Ой, какая она тяжелая, оказывается!

– По мне, так ничего, – пожал плечами рыжий, убирая драгоценный инструмент в заплечный мешок. – Конечно, провожу! Мне все равно в караул только ночью. Хотите, я сегодня побуду вашим телохранителем? – Он широко улыбнулся, галантно подавая смеющейся девушке руку.

– Окажите любезность, сударь! – Она церемонно поклонилась, и они оба расхохотались.

– Желание дамы – закон для меня, – в тон ей отозвался волынщик. – Пойдемте! И, кстати, запомните этот момент: телохранители есть у многих, но телохранителя-музыканта еще ни у кого не было.