Капкан на честного лоха

Пускать начали в восемь с минутами.

С крыльца офицер выкрикивал фамилии, по одной пропускал в помещение. Когда офицер назвал фамилию Климовой, Маргарита поднялась на крыльцо, широко расставляя ноги, шагая вразвалочку, как гусыня. По совету хозяйки дома она резинками прикрутила к внутренней поверхности бедра длинную вместительную грелку, полную водки. В тесной каморке при вахте заспанная женщина прапорщик потрошила сумки с едой и вещами, а затем проводила личный досмотр. Прапорщик кое-как ощупала Маргариту Алексеевну, но под юбку не полезла.

Молодой лейтенант провел Климову длинным коридором, вывел на территорию зону. Барак личных свиданий стоял рядом с вахтой и был отделен от основной лагерной территории не глухим забором, а бетонными столбами и натянутыми между ними нитками колючей проволоки. Офицер проводил женщину в небольшую теплую комнату.

По разные стороны зарешеченного окна две койки, застеленные солдатскими одеялами из грубой колючей шерсти, столик и двухкомфорочная газовая плита у стены, над ней самодельная полочка. За деревянной перегородкой унитаз и раковина. Вот и весь интерьер.

«Располагайтесь, сейчас его приведут», – сказал офицер и вышел в коридор. Маргарита Алексеевна скинула дубленку, шапку и сапоги. Поставил сумки на стол, вытащила свертки с колбасой, рыбой, кастрюлю борща, сваренного накануне. Волнуясь, расплескала борщ на стол. Наконец, сообразила оставить сумки, села на кровать.

Ждать пришлось больше часа. Но вот в коридоре послышались шаги, дверь открылась. Климова поднялась с койки, сделала шаг вперед. Порог переступил худой человек в ватнике и темной шапке. Черты мужского лица в первую секунду показались незнакомыми, чужими.

«Димочка», – Маргарита рванулась вперед и повисла на шее внезапно оробевшего мужа.

Она схватила его руку, прижалась щекой к грубой колючей ладони и расплакалась. Климов, ставший слабым на слезу, неожиданно всхлипнул. Первый день прошел за едой, долгими и пустыми разговорами. Иногда Дмитрий задавал странные вопросы.

Посидит, подумает, заглянет в глаза и спросит: «Наверное, у тебя, Рита, появились новые друзья?» Не знаешь, что и ответить. И ещё муж часто поглядывал на часы, словно ждал чего-то.

* * *

Ночью Климов лег на узкой кровати рядом с женой, не притронувшись к ней, натянул одеяла на голову и начал говорить. «Запомни слово в слово все, что я скажу, – прижав губы к её уху, тихо прошептал он. – Я повторю тебе все это десять, двадцать раз, сколько надо. Пока ты не запомнишь».

Климов боялся, что в комнате свиданий установлена прослушивающая аппаратура. Конечно, контролировать все разговоры кум не может, как-никак в бараке свиданий десять комнат и все они не пустуют. Аппаратура автоматически включается, магнитофон начинает писать, когда в разговоре употребляют какое-нибудь важное с точки зрения оперчасти слово. Например, «побег», «убийство», «стукач» и так далее.

Утром куму на стол кладут сделанную стенографисткой расшифровку подозрительной беседы. Ткаченко принимает решение по обстоятельствам. Об аппаратуре и специальных кодовых словах Климову рассказал один мужик, которому можно было доверять. Так или иначе, предосторожность не будет лишней.

Маргарита Алексеевна слушала мужа с замиранием сердца. Дима задумал побег, и без её помощи ничего не выйдет. «Дима, может, дадим взятку кому надо? – спросила Маргарита, когда муж закончил свою инструкцию. – Устроим тебя на хлеборезку или бригадиром?»

«Напрасная трата денег, – ответил он. – Я не выдержу здесь срока, даже если стану хлеборезом. Меня отправили на зону не для того, чтобы я вышел через несколько лет. Отсюда у меня одна дорога – в могилу. Я понимаю, что даю тебе очень сложные и опасные поручения, но больше надеяться мне не на кого. Ты сделаешь то, о чем я тебя прошу?»

Она горячо закивала головой, она была готова на все. «Если так, у тебя очень много дел, – прошептал муж. – Это только кажется, что времени впереди много. Времени в обрез. И каждый день может стать для меня последним». Климов трижды повторил жене свою инструкцию и прошептал: «Теперь задавай вопросы». «Документы, Дима, – Маргарита Алексеевна снова была готова расплакаться. – Ты сказал про липовые паспорта. Но у меня нет знакомых фармазонщиков».

Муж приблизил губы к её уху: «Все учтено. Адрес человека, который делает на заказ ксивы, я узнал. Запоминай. Скажешь от Валеры Рябого привет. Говорят, этот чувак ломит цену, но делает хорошие бумаги».

Маргарита Алексеевна отложила плохие новости напоследок, но вот время для плохих известий наступило: «У нас с тобой не так много денег, как прежде. Островский не дает ни копейки». «Ерунда, – поморщился муж. – Продай свои драгоценности, мой „Мерседес“. Наконец, квартиру продай». «Мерседес» уже продан и драгоценности тоже проданы. Появились кредиторы. Мне пришлось раздать долги. Даже не знала, что у тебя столько долгов. Были и другие траты». «Квартира и дача ещё остались? – усмехнулся Дима. – Вот и ладно. Я сделаю все, чтобы добиться следующего свидания. Через три месяца».

В пятом часу утра Маргарита спросила: «Дима, ты… Ты не хочешь… этого?»

Долгая пауза. Тихо. Только слышно, как за стеновой перегородкой скрипит чужая кровать, сладко стонет женщина. Наконец, муж ответил: «И ты ещё спрашиваешь? Я не хочу этого здесь, понимаешь? Здесь. Если я к тебе притронусь в этой комнате, на этой койке, значит, все. Значит, я проиграл».

Маргарита Алексеевна пробыла в бараке личных свиданий ровно трое суток. Последняя ночь оказалась самой долгой, самой тягостной. Маргарита считала минуты до рассвета, до конца свидания. Кажется, и Дима хотел скорее вернуться обратно в барак. Но время замедлило свой ход или вовсе остановилось.

Спустились ранние зимние сумерки, за ними потянулась бесконечная ночь. Все слова оказались сказанными, говорить больше не о чем. Они молча лежали на кровати.

И в этот раз, как и прошлой и позапрошлой ночью, тишина была наполнена посторонними чужими звуками. На улице выл ветер, сухой снег бился в окно, шуршал по жестяному подоконнику. За тонкой стеной беспрерывно скрипела кровать. Незнакомая женщина все стонала, стонала и снова стонала.

«Родненький, родненький, родненький», – повторял незнакомый голос из-за другой стены.

И, кажется, не будет конца этой бескрайней ночи, этому мраку, этим скрипам, этим сладострастным стонам и шепоту.

…Маргарита Алексеевна услышала шаркающие шаги в сенях, встала с кровати. Видимо, хозяин уже притопал из котельной, больше в сенях шуметь некому. Приближался новый вечер, который не сулил ничего хорошего. И тут Маргарита вспомнила, что под кроватью стоит всеми забытый ящик со столярным инструментом. Опустившись на колени, она заглянула под кровать, вытянув руку вперед, ухватилась за край ящика, вытащила его.