Капкан на мечту
Шрифт:
– Кто это у тебя там? – спросил он у Гришки. – Баба, что ли?
– Нет, это мама. Она с Максимом.
– Это еще кто? – проворчал Жорик.
– Ее муж.
Женщина опять засмеялась. Потом с кем-то заговорила.
«А что я могу сделать? Она мне больше никто, – вспомнил вдруг он. – Я в России, а она в Америке. И плевала она на мое наследство. Вон какие у них хоромы! Мужик-то, видать, богатый! И зачем я только позвонил?»
– Ну, все, пока, – торопливо сказал он. – У меня тоже все нормально.
И дал отбой. «Я вот тоже… счастлив», – подумал Схованский, открывая переполненный бар. Бутылки уже некуда было ставить, а он все покупал и покупал…
Почему-то сейчас он вспомнил тот звонок и тот смех. И торопливо налил себе виски.
– Пей, – ласково сказала Маша.
– Ты кто? – прохрипел Жорик, чувствуя, как перед глазами все плывет. Все же перебрал.
– Кто я? – женщина засмеялась.
Только это был совсем другой смех. Какой-то… ледяной. Будто бы из загробного мира. Жорик Схованский почувствовал, как сердце куда-то проваливается.
Забилось вдруг сильно-сильно и ухнуло в бездонную яму. Дыхание перехватило, руки враз онемели. Жорик хотел было закричать от страха, но не смог.– Я – твоя смерть…
Она улыбалась своими черными губами. Только теперь Жорик заметил, что у девицы слишком уж темная губная помада, почти черная. И глаза подведены, как у какой-нибудь проститутки. А звонила она не маме, а, скорее всего, сутенеру. Или просто сообщнику. Жорика решили обчистить. А он, как назло, перепил. Неужели подлили что-то в виски? Точно! Она же клофелинщица, эта девица!
Здоровье у Жорика Схованского и впрямь было на зависть. Уже умирая, он видел, как девица шарит по шкафам, и понимал, что именно она делает. Грубо перевернув его на бок, она стала рыться в карманах брюк, ища там ключи от сейфа. Потом, уже с ключами, торопливо побежала наверх.
– Там ничего нет, – силился сказать Жорик. – Драгоценности у меня в квартире…
Но он ничего не мог сказать, потому что умирал.
Где-то счастливо смеялась женщина… У которой тоже сбылась мечта…
Пойманная мечта… Птица, запутавшаяся в силках и бессильно опустившая крылья. Так, может, не надо? Пусть себе летит…