Капканы и силки

Актеры продолжали пикетировать в течение четырнадцати дней, до вторника, одиннадцатого июня включительно. За это время банда байкеров появлялась у ресторана шесть раз, каждый раз байкеры получали за это тысячу долларов на всех. Байкеры были самые что ни на есть настоящие, Сваакер вышел на них через своего друга-капитана, у которого в банде был осведомитель. Естественно, и для байкеров, и для актеров работодателем была Лора, о Сваакере они ничего не знали, деньги они получали от Лоры, а Сваакер не скупился, ведь клан Мерфи ассигновал на операцию шестизначную сумму.

За эти четырнадцать дней у пикетируемого ресторана побывали (и не по одному разу) репортеры всех более-менее крупных печатных изданий и телеканалов Северо-Востока штата, что вылилось в огромные, на всю газетную полосу, обличительные статьи в "Чистоделе", "Вестсайдском вестнике" и "Свободной Газете", а также в многочисленные телерепортажи на Девятнадцатом, Пятом, Третьем и Восьмом каналах. Расиста и мужского шовиниста Питера Брауна клеймили позором все газеты и телеканалы, а Девятнадцатый канал и "Вестсайдский вестник", еще и муссировали вопрос о том, что он гомик, а также о его "любовнике" Фредди, причем Девятнадцатый канал начал по этому поводу журналистское расследование и каждый день делился со своими зрителями все новыми и новыми вскрывшимися фактами в специальном ежедневном пятиминутном репортаже.

Телевизионщикам и журналюгам Сваакер не платил ничего, они сами с удовольствием ухватились за эту маленькую сенсацию на фоне полного новостного штиля. Все, что потребовалось от Сваакера - навести своих собратьев по частному клубу "Гаудеамуса" на пикет и на осажденный ресторан, в первый же день рассказав им о пикете на этой же улице, прямо через дорогу. А уж Джо Карпентер, Билл Сводли и другие акулы пера и гиены телекамеры мгновенно позаботились о том, чтобы их подчиненные занялись новорожденным, но таким перспективным и многообещающим скандалом.

Не надо думать, что Питер все четырнадцать дней просто сидел в осажденном ресторане и ничего не предпринимал. Но Сваакер рассчитал свою партию на шесть ходов вперед. Когда Питер пришел в полицию, лейтенант Миллер, квадратный мужик с кирпичного цвета лицом, объяснил ему, что пикетчики ничего не нарушают, действуют сугубо в рамках закона, а что мистеру Брауну их действия не нравятся - это уже не в компетенции полиции, и даже наоборот: полиция ведь должна поддерживать закон, разве не так? Вот он, лейтенант Миллер, и поддерживает закон в его высшем проявлении, у нас ведь и свобода слова, и свобода собраний в Конституции прописаны! А вообще, будь он на месте мистера Брауна, он бы особенно не беспокоился. Любой пикет держится полторы-две недели, не больше, он это мистеру Брауну говорит как полицейский с пятнадцатилетним стажем, который повидал на своем веку сотню с лишним пикетов.

Лейтенант Миллер был абсолютно уверен в том, что избрал правильную позицию, и его уверенность была подкреплена очень весомым аргументом - симпатичным желтым конвертиком, который Лора в первый же час пикетирования передала его жене.

Никаких результатов не дал и визит, который Питер нанес своему адвокату. Прежде всего, адвокат подтвердил слова лейтенанта Миллера о том, что пикетчики ничего не нарушают, а раз они действуют в рамках закона, то ничего предпринять против них невозможно. Судиться с журналюгами и телевизионщиками - надо быть совсем уже сумасшедшим. Подать в суд на Монику было бы самоубийством! Питер не только проиграет процесс, но еще и адвокат Моники вчинит ему на очень крупную сумму встречный иск, который наверняка придется оплатить. Он, адвокат, говорит Питеру и как своему клиенту, и как своему хорошему другу: ему сейчас следует не по судам бегать, а сидеть тихо и богу молиться, чтобы Моника сама первой не подала на него в суд за расовую дискриминацию и мужской шовинизм.

Питер говорит, что все это затеяла хозяйка "Монтаны". Может быть это и похоже на правду, но какие у Питера доказательства? Что Моника сразу же после увольнения устроилась на работу в "Монтану" - это еще не доказательство. Оба ресторана расположены через дорогу, так что хозяйка "Монтаны" и Моника наверняка были уже давно знакомы, и нет ничего удивительного в том, что Монику сразу после увольнения взяли туда на работу. Прежде чем обвинять хозяйку "Монтаны", надо заранее изучить все обстоятельства дела, а не лезть напролом. Если Питер хочет, он, как его адвокат, поручит сбор информации хорошему частному детективу. Питеру это обойдется в сравнительно небольшую сумму, зато после этого они уже не будут брести на ощупь. Питер согласился.

Через три дня адвокат сказал Питеру, что Моника устроилась на работу даже не в "Монтану", а в некий частный клуб "Гаудеамус", который ни к "Монтане", ни к хозяйке "Монтаны" не имеет ни малейшего отношения, а просто арендует у города четвертый этаж здания, первый этаж которого арендует у города ресторан "Монтана". В общем, никаких доказательств причастности хозяйки "Монтаны" ко всему этому не существует.

В том, что не нашлось никаких доказательств, не было ничего удивительного, ведь детектив, который на постоянной основе обслуживал адвоката Питера, заранее получил от Грега и Майкла и инструкцию, что именно он должен сообщить адвокату, и очень приличный гонорар, который вдвое превышал деньги, которые он получил от самого адвоката - Сваакер не поскупился!

Для "Мальорки" последствия пикетов, телерепортажей и газетных статей были самые печальные, выручка падала и падала, а в воскресенье, девятого июня, в ресторан пришло всего восемь посетителей. И это в воскресенье! Но вторник был еще хуже - всего пять клиентов... Политкорректные горожане не хотели иметь ничего общего с этим чудовищем, расистом и мужским шовинистом Питером Брауном, и обходили его ресторан стороной, так что пикетчики даже заскучали.

Кроме того, и четвертого, и одиннадцатого июня санинспектор Дэйв оштрафовал Питера еще на полторы тысячи долларов, а одиннадцатого июня, в свой последний визит, Дэйв не только оштрафовал Питера, но и предупредил его, что на этой же неделе поставит перед городскими властями вопрос о закрытии ресторана. "Мальорку" в течение этих двух недель не обошли своим вниманием ни пожарники, ни защитники окружающей среды, ни подразделение по борьбе с наркотиками, ни полиция нравов, ни еще с десяток организаций, о которых Питер раньше никогда и не слышал.

В общем, Сваакер обложил Питера по всем направлениям, оставалось только нанести последний удар. По плану Сваакера пикетирование должно было закончиться во вторник, одиннадцатого июня, а последний удар следовало нанести сразу после этого, в среду и в ночь со среды на четверг. Поэтому в воскресенье, девятого июня Сваакер нанес визит другому "суперхищнику".

Сваакер припарковал машину и вошел в магазин "Колбасы-Сыры". Пять лет прошло, а здесь ничего не изменилось, разве что "продавцы" другие. Впрочем, габариты у них все те же... Один из них, амбал фунтов на двести сорок, обслуживал пожилую семейную пару. Второй, похожий на первого как родной брат, натянул на будто высеченное из гранита лицо дежурную улыбку и спросил, чем он может помочь уважаемому синьору? У них в ассортименте лучшие сорта... Но Сваакер вовремя, в самом начале прервал этот поток маркетингового сознания очень тихо сказанной фразой: "Скажи дону Альфредо, что пришел Том-журналист". Это был четвертый визит Сваакера в "Колбасы-Сыры". Первый раз он пришел сюда двадцать один год назад, тогда бизнесом управлял отец дона Альфредо. Два последующих визита, восемь и пять лет назад, были уже к новому, "молодому" боссу. Сваакер очень хорошо ладил и со стариком, и с сыном.

Амбал быстро вернулся и провел Сваакера в кабинет. Дон Альфредо, невысокий жилистый мужик лет пятидесяти, радостно приветствовал Сваакера и сказал амбалу, что он может идти, после чего тот исчез поразительно быстро для своей комплекции. Дон Альфредо объявил, что он весь внимание, и Сваакер объяснил, в чем заключается работа. В заключение рассказа он передал дону Альфредо два листа бумаги и сказал, что на первом - текст для граффити, а на втором - для реквизита.

Дон Альфредо, едва взглянув на бумаги, разразился таким громким хохотом, что в кабинет немедленно ворвались оба "продавца" в полной боевой готовности. Дон Альфредо от смеха даже не мог говорить, а только махнул им рукой: все, мол, в порядке. Амбалы исчезли, а дон Альфредо, вытирая платком выступившие от смеха слезы, сказал Сваакеру: "В общем, Том, ты все такой же джентльмен, каким был двадцать лет назад, по-прежнему чтишь закон, избегаешь кровопролития, работаешь в белых перчатках, а все равно всегда добиваешься своего, не мытьем, так катаньем! А уж фантазия у тебя какая богатая! Ты меня чуть не уморил, ну надо же - "Лига нормальных мужиков"! А мои дуболомы только одно и умеют... Эх, был бы у меня такой инфорсер, как ты, я не то что весь штат - весь Средний Запад под себя подмял бы!"

После этого Сваакер и дон Альфредо перешли к операции, уточнили все детали, дон Альфредо назвал сумму, половину надо было заплатить вперед, половину - после успешного окончания, но Сваакер заплатил все деньги сразу - он же имеет дело с серьезной фирмой! Дону Альфредо было приятно это слышать. Суперхищники распили бутылочку. Сваакер откланялся.

В среду, двенадцатого июня Питер, подъезжая к ресторану, увидел, что пикетов больше нет! Он обрадовался: значит лейтенант Миллер, говоря, что пикеты держатся всего полторы-две недели, не пытался его успокоить, а говорил чистую правду! Но подойдя ближе, Питер понял, что рано обрадовался. На дверях его ресторана черной краской были написаны лозунги "Долой гомиков!", "Смерть гомикам!" и "Убирайтесь, гомики!" а внизу под этим, как бы в виде подписи, было написано "Лига нормальных мужиков". Точно такие же четыре надписи были и на огромном витринном окне ресторана, и на всех без исключения стенах, только там буквы были раз в десять больше, чем на дверях. Но и это было еще не все! Все камеры наружного наблюдения были выведены из строя самым варварским образом - очевидно злоумышленники сначала уничтожили их, а уже потом занялись написанием своих лозунгов. Питер был разъярен: ведь даже если тот же лейтенант Миллер искренне захочет ему помочь, без записей камер наблюдения он ничего не сможет сделать!