Капля крепкого

Пьяный, звонит мне поздно ночью. У меня возникло сильное искушение повесить трубку. «Буду помогать каждому, кто пытается стать трезвенником, — как-то сказал мне Джим Фейбер. — В любой день и час. Но только если мне позвонят до того, как напиться. А если говоришь с типом, который уже успел накачаться спиртным под завязку, на него времени у меня нет».

— Люсиль, — произнес он. — Как вам это нравится? Взял имя с потолка, без всякой помощи мистера Кенни Роджерса.

— Боюсь, я вас не совсем понимаю.

— Миссис Бобби Уильямс. Ведь именно ее муженька вы разыскиваете, верно? Так что не поленитесь свернуть за угол, Скаддер, а я буду ждать, когда вы придете и угостите меня выпивкой.

Глава 19

Когда из-за неудавшегося задержания на Вашингтон-Хайтс мне пришлось уйти из полиции, а потом от меня ушла Анита с мальчиками, я снял комнату в Нортвестерн и решил, что эта спартанская обстановка вполне мне подходит. Почти все время проводил в этом районе и стал пить все больше. Вся моя жизнь катилась под откос.

Но настоящим домом комнатушка не стала, я приходил сюда только спать, когда мог добраться, или смотреть в окно, когда заснуть не удавалось. В поисках помещения под офис я однажды завернул за угол и оказался в заведении Джимми Армстронга.

Я провел там уйму времени. Встречался с друзьями, с клиентами, здесь же ел. У меня был свой столик, и здесь я выпил целое море виски — чистоганом или со льдом, а иногда добавлял его в черный кофе.

Иными словами, я был постоянным посетителем Армстронга, знал и других завсегдатаев. Врачи и медсестры из госпиталя Рузвельта, ученый народец из Фордхема, [32] музыканты, чья жизнь сосредоточилась вокруг Джулиарда, Линкольн-центра и Карнеги-холла. Ну и еще самое разношерстное сборище из людей, живших по соседству. И все они пили, но имелись ли среди них алкоголики — не мне судить. Они говорили со мной, когда я хотел поболтать, а если не хотел, оставляли меня в покое, а бармены и официанты следили, чтобы стаканы и рюмки у клиентов заведения не пустовали.

32

Фордхем — Фордхемский университет, американское негосударственное и некоммерческое высшее учебное заведение в центре Нью-Йорка.

Порой я уходил домой с какой-нибудь медсестрой или официанткой. Только эти, вызванные острыми приступами одиночества, кратковременные отношения в романы не перерастали. Как-то раз одна официантка — ее я, кстати, никогда не приводил домой — вдруг выбросилась из окна с высокого этажа. Пришла ее сестра, она была не согласна с официальной версией — самоубийство. И она наняла меня, чтобы я расследовал это дело, потому как за расследование самых разных дел мне когда-то вручили золотой жетон. И выяснилось, что сестра была права — ее сестре «помогли» выброситься из окна.

«У Армстронга»… Став трезвенником, я поначалу не понимал, почему не могу туда больше ходить. Ведь не важно, пьешь ты или нет, вполне приятное местечко, где можно посидеть, где подают хорошую еду, где можно встретиться с потенциальными клиентами. На собраниях анонимных алкоголиков часто говорили: один из способов не оступиться — это стараться держаться подальше от злачных мест и питейных заведений. С другой стороны, я встречал барменов, которые держались за свою работу, даже став трезвенниками. Ведь как ни крути, именно алкогольные напитки опьяняют тебя, а вовсе не место, где продают это страшное зелье.

Не припоминаю, чтобы кто-нибудь в соборе Святого Павла выходил выступать и уговаривал меня держаться подальше от этого заведения. Я принял такое решение самостоятельно. Чем больше дней я воздерживался от питья, тем больше ценил это новое свое состояние под названием трезвость. И все эти дни могли пойти прахом, стоило мне опрокинуть хотя бы рюмочку. И с каждым днем мне все меньше хотелось рисковать.

А потому я чувствовал себя все неуютнее за своим старым столиком у Джимми, даже если заказывал только гамбургер, пил кока-колу и читал газету. А однажды поднес чашку с кофе ко рту и уловил запах виски. Я отнес кофе в бар и напомнил Люциану, что больше не пью.

Тот стал клясться и божиться, что и не думал подливать мне в кофе виски, затем отнес чашку к раковине и выплеснул туда содержимое.

— Или же сделал это по недомыслию, чисто машинально, — пробормотал он. — И как это получилось, ума не приложу! Так что давайте начнем сначала. — Я стоял и наблюдал, как он берет чистую чашку, наливает в нее кофе из кофейника. Потом я взял ее, отнес, поставил на стол и снова уловил запах виски.

Я знал, что кофе нормальный, сам видел, как он его наливает, но чувствовал, что пить не могу. А чуть позже я понял: надо держаться подальше от этого заведения. Недели через две я сообщил об этом Джиму Фейберу. Тот кивнул и заметил, что рано или поздно я должен был прийти к такому решению.

— Надеялся, ты примешь его до того, как поднесешь стакан ко рту, — добавил он.

И вот я зашел к Джимми Армстронгу в последний раз, убедиться, что заветный столик уже заняли другие клиенты, а также сообщить, что, если кто будет меня искать, найдет в гостинице. И не переступал порога этого заведения на протяжении нескольких месяцев.

По крайней мере проходил мимо его дверей без проблем. На одной из встреч какая-то женщина рассказывала о своей привязанности к бару-ресторану, расположенному неподалеку от места ее работы. Ей приходилось миновать его дважды в день. Она пыталась идти по противоположной стороне улицы, но все равно ее тянуло туда, словно магнитом.

— И тогда я утром вышла из метро, — рассказывала она, — и прошла квартал в другом направлении, потом еще квартал обратно. И проделала тот же путь вечером. Получалось четыре лишних квартала в день, это вроде бы пятая часть мили, верно? И все для того, чтобы меня не засосало в двери «Кей-Ди». Хотя, честно признаться, не думаю, что такое возможно. К тому же это помогло сжечь несколько лишних калорий, так что выгода и польза налицо, правильно?

Я не стал сжигать много калорий. Спустился на лифте в вестибюль, вышел на Пятьдесят седьмую улицу, свернул вправо и прошел мимо нескольких домов по Девятой авеню. Потом снова свернул вправо, и до заведения Армстронга оставалось пройти всего полквартала.

Испытывал ли я магнетическое притяжение? Не знаю. Возможно. Меня и влекло туда, и одновременно отталкивало. В равной мере.

Я отворил дверь, вошел, втянул всего лишь глоток воздуха, и он подсказал, что я нахожусь в помещении, где люди пьют пиво и дымят сигаретами. И мне в голову одновременно пришли две мысли: до чего ж противно тут пахнет и… Тут пахнет по-свойски, как-то по-домашнему.

У бара толпились люди — человек десять-двенадцать. Многих я узнал. Примерно треть столиков было занято. Компании небольшие, по два-три человека. Разговаривали они не слишком громко, так что музыку было слышно. Вскоре после открытия Джимми приобрел музыкальный автомат, к тому же в заведении имелось и радио, настроенное на волну FM, где передавали только классическую музыку.

Стены бара Армстронга украшала коллекция совершенно не соответствующих друг другу предметов. Главной, очевидно, считалась голова лося, прибитая к стенке. Прямо под ней сидел плотный мужчина примерно моего возраста, в костюме и при галстуке, с полуулыбкой тонких губ. Сидел и смотрел на меня сквозь очки в роговой оправе в стиле Бадди Холли. [33] Он курил сигарету и, судя по состоянию пепельницы, далеко не первую.

— Люсиль, — произнес он. — Вы же знаете эту песню, верно? Черт, да ее каждый знает. Она выбирает подходящее время, чтобы бросить его, с четырьмя своими сопливыми отродьями и неубранным урожаем в поле. Но певец решает не слишком корить ее за это, ведь ему жаль эту задницу, ее вечно ноющего мужа. В реальной жизни такого не бывает, разве что когда женщина так красива, как поется в песне. Да сядьте вы, ради бога! Что будете пить?

33

Бадди Холли — Чарльз Хардин Холли (1936–1959), американский певец, один из первопроходцев рок-н-ролла.