Капо из Акапулько

Мужчины напряженно всматривались друг в друга, и тут Джонни Ройал вдруг услышал свой собственный, абсолютно спокойный голос:

— Все в порядке. Добро пожаловать.

Неизвестный ледяным тоном приказал:

— Убери пушку.

Актер уронил в шезлонг маленький пистолет 25-го калибра и пробормотал:

— Я знаю, кто вы такие. Но здесь вы пока в безопасности.

Дуло автомата продолжало смотреть в его сторону:

— Кто тут есть?

— Только я.

— А слуги?

Джонни отрицательно качнул головой, а затем тихо добавил:

— Я хотел уехать из города.

— Позаботься, чтобы все было в порядке.

С этими словами парень вошел в дом, желая убедиться, что сказанное Ройалом — не обман.

До смерти напуганная, с широко раскрытыми глазами, блондинка все еще лежала на земле. Похоже, силы окончательно покинули ее.

Джонни Ройал перенес ее на шезлонг.

— Думаю, я знаю твое имя, — проговорил он. — Ладно, лежи смирно, я принесу тебе крепкого ликера из агавы.

Марти судорожно вцепилась ему в плечо.

— Господин Ройал! — едва слышно прошептала она. — Этот человек!.. Вы знаете, кто он? Это Мак Болан!

— Знаю, знаю, — успокаивающе пробурчал Ройал.

— Он убьет вас! Он уже...

— Все в порядке, успокойся.

— Он знал, что этот дом принадлежит вам! И поэтому пришел сюда!

— Это не мой дом, мадам, — тихо ответил Джонни. — И Болан вряд ли меня тронет. Когда-то — очень, очень давно — я подкинул ему одну работенку... Так что лежи и постарайся успокоиться. Сейчас я принесу ликер. Тебе надо согреться.

Но он не успел сделать и шага.

В дверях внезапно показался Мак и резко окликнул Джона Ройала.

— Да? — отозвался тот.

— Меня зовут Болан.

— Ну, я это понял. И что же?

— Мне нужна твоя помощь, — громко произнес Палач, опуская оружие.

— Ты ее получишь, — немедленно пообещал Джонни Ройал.

Интересно, кто это придумал, что человек живет на свете только раз? Джонни Ройал уже дважды умудрился выжить. Это ведь о чем-то говорит!..

Глава 8

Сильное успокоительное подействовало сразу, и Марти Канада безмятежно уснула в комнате для гостей. Болан и Ройал остались во дворе. Просушивая одежду на раскаленном солнце, Палач не спеша поглощал разложенные на подносе бутерброды и запивал их крепким кофе.

— Похоже, я не вызываю у нее особенных симпатий, — заметил Мак актеру. — Но я тоже не в восторге от нее, по правде говоря. Было бы лучше, если бы она осталась у тебя, пока не утихнет весь сыр-бор. Не думаю, чтобы это слишком затянулось.

— Да, те, кто ее ищут, заявятся сюда в последнюю очередь, — согласился Ройал. — Но я мог бы и тебе кое-чем помочь.

— В самом деле?

— Конечно. Я в курсе многих тайн этого дурацкого города. Чертовы головорезы полагают, будто я совсем уж простофиля, эдакий деревенский дурачок. Но все не так, Болан, все не так.

— Я знаю, — кивнул Болан.

Эта скупая похвала, казалось, весьма ободрила актера. Поиграв с сигаретой, он неожиданно сказал:

— Что же касается дамочки, я думаю, не надо судить о ней слишком строго. Просто она сильно утомилась.

— Да, после обеда ей пришлось поволноваться, — согласился Болан.

— На самом деле она почти ничего не знает.

— Вот как?

— Конечно! Они стараются использовать каждого, кто подвернется под руку. Любому находится занятие. Я пришел сюда нищим неудачником, — Ройал отвел глаза в сторону. — Не случайно большинство киношников стремится в шоу-бизнес. Нам хочется, чтобы нас любили, понимаешь? Чтобы любили все сразу — и навсегда. И если только появляется хоть намек на такую любовь, от нее, Болан, очень трудно отказаться. Очень трудно вернуться в никуда. Мафия может сделать для таких людей, как я, буквально все. Но я ведь чувствовал, что они при этом делают со мной... В действительности это страшно, Болан. У людей покупают душу. Не спорю, задорого покупают, но... — Актер покачал головой и глубоко затянулся. — Такие, как я, имеют славу, купаются в потоках денег, испытывают радость, возбуждение... Но почти никогда не видят истинного дерьма, лежащего в основе всего этого. Смекаешь? Попросту не видят, а если и видят, то не хотят замечать.

— Как они использовали Марту Канада?

— Не они, а он — Касс. Парень, мягко говоря, со странностями. Ты знал об этом?

— О чем именно?

— О том, что он — гомосексуалист.

— Нет. А это имеет какое-то значение?

Актер пожал плечами.

— Для девушки — конечно. Она служила ему своего рода ширмой. Понимаешь, к чему я клоню? Его постоянно мучил страх, что боссы могут пронюхать об этом. Мне такие подробности известны только потому, что он приходил ко мне за товаром.

— Почему к тебе?

Ройал торжествующе усмехнулся.

— Ну, я же сутенер, ты ведь знаешь. Ничего не имею против такой репутации — для отвода глаз. А если честно... Не-ет, Касс не хотел кого попало с улицы. Его волновали молодые и хорошенькие педики из Голливуда. А их тут — пруд пруди, сам понимаешь.

— Каждому свое, — пожал плечами Болан. — Так что насчет Марти?

— Я же сказал: занавеска на окошко, ширма, только и всего.

— Он не использовал ее при найме или распределении девушек?

— Только не для распределения — к нему Касс не имел ни малейшего отношения. Что же касается найма, то и тут она, по сути дела, тоже чиста. Эта милашка появилась у него задолго до того, как он начал интересоваться проституцией.

— Ты когда-либо видел Марти прежде?

— Нет. Касс порой намекал на ее существование, заводил какие-то разговоры, но ее никто не видел — по слухам, ему очень не хотелось ввязывать ее во все эти дела. А в действительности он вел безошибочную игру, как бы прячась за спиной красотки и одновременно намекая всем, что это чистое создание окружено его заботой и, конечно, счастливо. Свита делает короля — известный прием.

— Это так, — согласился Болан.

— Я ведь тоже... ну, как бы сказать поточнее... не совсем сутенер.

— Тогда кто же ты, Ройал?

— В основном — такая же ширма, вроде нашей девицы. Красивая штора, которой при надобности можно задернуть окно. Я никогда не лез в их дела. Конечно, у меня наладились кое-какие контакты. Да и имя, знаешь ли, играет не последнюю роль. Я им, в сущности, могу прикрыть любую кучу всяческого хлама. — Он ухмыльнулся. — В глазах девочек у меня вполне устойчивая репутация. Во-первых, я как бы начальник товарной станции: а в Акапулько, где давно уже торгуют человеческим телом, завязались узлом тысячи разных торговых путей. Я — своего рода конферансье; у меня талант — в лучшем виде представить товар и развеселить людей. А они не торгуют дешевкой. Впрочем, сам я никогда не видел, как деньги перетекают из рук в руки, и сомневаюсь, чтобы и девочки хоть раз были свидетельницами этому. Тем не менее они живут в роскоши, имеют все, что пожелают, и получают удовольствие от жизни.