Капризная вдова

Внезапно она отодвинулась от него и прошептала:

– Король, милый мой!

У него был такой вид, словно он потерял от любви голову и уже не владел собой. Его голубые глаза странно блеснули, он снова схватил Генриетту в объятия. Она почувствовала, как напряглось его тело.

– Господи, я и не знал, что так бывает… – пробормотал он и впился в ее рот, повалил на канапе, жадно лаская ее лицо, волосы, грудь, словно хотел овладеть ею.

Генриетта чувствовала, что не в силах бороться. Под напором страсти Брэндиша ее намерение строго блюсти свою добродетель обратилось в прах.

Он не отпускал ее губ, его руки подчиняли ее тело. Уступая его исступленной страсти, она чувствовала, что теряет себя, но одновременно из глубины ее естества поднималось непреодолимое желание отдаться Королю. Здесь и сейчас, она не вынесет промедления! И Генриетта начала умолять его об этом, всякий раз, когда он отрывался от ее губ, чтобы перевести дух.

Внезапно его словно облили ушатом ледяной воды. Он прекратил ее целовать и приподнялся на локтях.

– Я не могу! – вскрикнул он страдальчески, словно испытывал ужасную боль.

– Но почему? – воскликнула потрясенная Генриетта. – Прошу тебя, продолжай, я готова на все… – Едва эти слова слетели с ее губ, как мрак безумия начал рассеиваться, и ее охватил ужас при мысли, что с ней едва не случилось. – Боже мой, что мы наделали!

Брэндиш отодвинулся и, обхватив голову руками, сел на канапе. Он подавленно молчал, пряча глаза. Ошеломленная Генриетта села, подобрав под себя ноги, и прислонилась к спинке канапе. Она не сводила с Короля глаз, но не видела его из-за застилавших их слез. Почему Король так внезапно переменился к ней? Она ничего не понимала.

Через несколько минут Король повернулся к ней – между бровей у него залегла озабоченная морщинка.

– Скажи, я не сделал тебе больно, милая? – тихо спросил он.

– Нет, что ты! – покачала головой Генриетта. – Я сама виновата, я не должна так себя вести! Не знаю, что на меня нашло… Ты, наверное, считаешь меня легкомысленной, доступной женщиной? Уверяю тебя, это не так! Впрочем, что я говорю, ведь я дала тебе слово поехать с тобой в Париж… – Воспоминание о пари ужаснуло ее. – Верни мне мое слово, умоляю! Освободи меня от этого безумия, не мучай больше своими поцелуями, оставь меня…

– Ни за что! – вскричал он, вскакивая на ноги с искаженным страстью лицом. – Ты поедешь со мной в Париж, потому что проиграла! Я не заставлял тебя заключать это дурацкое пари!

Он забегал по комнате, нервно ероша черную гриву волос.

– Нет, я ни за что не откажусь от этой поездки! – снова закричал он, поворачиваясь к молодой женщине. – Я не могу! С какой стати? Какую новую дьявольскую проделку ты задумала? Нет, я не поддамся тебе, Генри! Ты можешь сколько угодно плести интриги, чтобы выдать замуж Энджел, но против меня ты бессильна! Я не поддамся твоим чарам! Я не позволю тебе перевернуть мою жизнь с ног на голову только потому, что по непонятной мне самому причине схожу с ума от твоих поцелуев! Я не женюсь на тебе, понимаешь?! Я никогда не давал тебе такого обещания, а вот ты обещала мне поездку в Париж, и ты туда поедешь!

С этими словами он как безумный выбежал из библиотеки.

23

В ярости Король покидал отцовский дом, хотя в чем ее причина, не мог объяснить сам. На что или на кого он так разозлился? Он не понимал, но чувствовал, что его спокойная, благополучная жизнь, в которой все было ясно и недвусмысленно, только что разлетелась на мелкие осколки. Казалось, сами боги всю прошедшую неделю готовили какое-то отвратительное ядовитое зелье и, дождавшись момента, когда он останется с Генриеттой наедине, излили это зелье на него, чтобы оно разъело ему сердце, навсегда лишив покоя. Поцелуи Генриетты опалили его душу, как масло из лампы Психеи опалило нежную кожу спавшего Эроса.

Вбежав в вестибюль, Король выхватил свою шляпу, перчатки и трость у испуганного лакея, задремавшего было перед дверью. Молодой человек с досадой вспомнил, что даже не простился с отцом и теткой. Ладно, он пошлет им завтра письменные извинения. Впрочем, как только Генриетта расскажет матери о его недостойном поведении в библиотеке, вход в отцовский дом наверняка будет ему закрыт, несмотря даже на близившийся первый бал Энджел.

Лакей, поспешно поправляя пудреный парик и раболепно кланяясь, распахнул перед Брэндишем дверь, и он выбежал на улицу. В лицо ударил холодный ветер, вставив надвинуть на самые уши шляпу и натянуть перчатки. Король так яростно дергал тонкую кожу, что на правой перчатке лопнул шов большого пальца. С досады молодой человек грубо выругался. В особняке напротив, видимо, отмечали какое-то торжество, потому что окна всех трех этажей были ярко освещены, заливая морем света мощенный плиткой тротуар. Услышав доносившиеся оттуда громкую музыку и веселые голоса, Король послал проклятие на головы тех, кто мог веселиться, когда он сам был в отчаянье.

Едва он сошел с крыльца, как на него чуть не налетела коляска с двумя явно подвыпившими джентльменами. К счастью, он успел отскочить в сторону, один из седоков, резко натянув вожжи, остановил коляску и принялся осыпать его ругательствами. Внезапно он осекся, по-видимому, узнав Брэндиша, и расплылся в радостной улыбке.

– Никак это Король?! Вот здорово! А я-то думал, ты все еще в деревне!

– Мы чуть не сбили самого короля?! О боже! – второй седок выпучил глаза и стал озираться, выискивая его величество Георга III.

– Да не настоящий король, дурья твоя башка, а Король Брэндиш! – подсказал его приятель. Это был хорошо знакомый Королю франт и шалопай Хью Фарли – высокий, с большими руками, на вид – само добродушие. От выпитого у него заплетался язык. Брэндиш заметил, что, придерживая лошадей, Фарли не рассчитал и слишком сильно рванул вожжи, рискуя порвать животным губы.

– Что ты делаешь, болван ты этакий! – с досады Король даже ударил тростью о тротуар. – Только ты можешь так гнать своих гнедых по городу! Ты же изуродуешь им мундштуками губы!

Негодуя на нерадивого хозяина, Брэндиш подбежал к лошадям и нежно потрепал обеих по холке.

– Может быть, ты и прав, но зачем же меня оскорблять? – воскликнул Хью, явно уязвленный грубостью Короля. Впрочем, через мгновение на его лице вновь появилась пьяная улыбка. – О, понимаю, ты не в духе. Наверное, Фанни дала тебе от ворот поворот!

В любое другое время это имя вызвало бы новую колкость Короля, – подумать только, уже весь свет знает, что отец, тетка и миссис Кемпшот вот уже месяц из кожи вон лезут, чтобы навязать ему хорошенькую вдовушку! Но сейчас упоминание о Фанни странным образом подняло ему настроение.

– Так она тоже здесь?

– Я только что танцевал с ней на балу у старика Уорнборо! – подал голос второй седок, ткнув большим пальцем назад, в сторону сверкавшего огнями особняка. Король тотчас узнал в этом джентльмене лорда Волвертона. – Ох и горячая штучка, доложу я вам!

– Кто, Уорнборо? – озадаченно переспросил Фарли.

– Да нет, не этот старый хрыч! – воскликнул Волвертон, глядя на него, как на сумасшедшего. – Я имел в виду Фанни, конечно! Никогда не видел ее такой жизнерадостной! – Взглянув на Брэндиша, Волвертон продолжал: – Кстати, я был уверен, что ты сделал ей предложение, но когда спросил об этом Фанни, она заявила, что и в мыслях не держит! Значит, она тебе отказала!