Кара
Шрифт:
– Что поделаешь, с дочкой сорвалось, пришлось отыграться на маме. А...
Но в следующее мгновенье я почувствовал во рту язычок
– Какого черта?
– спросил я, отстраняясь.
– Напилась?
– Ты меня так заводишь - не представляешь!
– и она повалила меня на кровать.
– Что на тебя нашло? Ты что, нимфоманка?
– сказал я, поднимаясь на ноги, но, конечно, возбужденный ее внезапным натиском.
– Я должна переспать с тобой. Если не сейчас, то как можно скорее, сказала она.
– Со мной? С Харольдом Коэном? С тем парнем, что жил с тобой? И любил тебя? Которому было запрещено приближаться к тебе ближе чем на двадцать три сантиметра, потому что он стал напоминать тебе Дэнни? Это со мной ты хочешь переспать?
С олицетворением твоего братишки?– Теперь же совершенно другой расклад!
– сказала она, тесно прижимаясь ко мне.
– Женитьба на маме сделала тебя моим папочкой.
Она снова поцеловала меня и перед тем как вернуться к гостям добавила:
– Не волнуйся, папуля. У нас будет еще масса случаев.
Я опустился на кровать и уставился в окно. Я думал о своих стариках и о том, не пора ли кончать с театром и возвратиться в училище при синагоге. Через приоткрытую дверь мне были видны Конни и Эмили: обе смеялись, болтая с гостями. А на кровати в спальне сидела жалкая поникшая фигурка, и все, что она могла пробормотать себе под нос, было давнее выражение моего дедушки, звучавшее так: "Ой, вей".