Каракатица, или Гирканическое мировоззрение

Бездека. Да, это точно. Потому я и решил немедленно кончить жизнь самоубийством.

Элла (вставая). Павел, что с тобой? Или мне все это снится?

Статуя. Он верно говорит. Я никогда ему не смела этого сказать, но это единственное, хотя и самое банальное, решение.

Гиркан IV. Молчать, бабы! Одна другой хуже. (Бездеке.) Дурень, неужели я приехал из своей Гиркании, чтобы смотреть, как погибает мой единственный друг? У меня уже есть двое крепких ребят. И непременно нужен третий. Только ты мог бы им стать.

Бездека. Но что такое обыкновенный, будничный день в этой твоей Гиркании? Чем вы там, собственно говоря, занимаетесь?

Гиркан IV. Властью – с утра до вечера мы упиваемся властью во всех ее проявлениях. А потом пируем с убийственной роскошью, беседуя обо всем и взирая на все с недосягаемых высот своего всевластия.

Бездека. Всевластие над скопищем идиотов, неспособных объединиться. Обычная военная диктатура. При благоприятных условиях этого может добиться и самая радикальная социал-демократия.

Гиркан IV. А чем было прежнее человечество, если не скопищем тварей, аморфной, неорганизованной массой? Псевдотитанам, выросшим на почве социализма, приходится лгать, чтобы удержаться у власти. А нам нет. Наша жизнь – истинна.

Бездека. Так это проблема Истины. А что, Истина тоже интегральная часть гирканического мировоззрения?

Гиркан IV. Конечно. Но если все человечество наденет маску, проблема Истины исчезнет сама собой. Я и двое моих друзей, принц де Плиньяк и Рупрехт фон Блазен, как раз и заняты созданием этой маски. Замаскированное общество и мы – единственные, кому известно все. Бездека. Выходит, в этом нет ничего от комедии? А знаешь, что меня смутило прежде всего? Твой костюм.

Гиркан IV. Но это же ерунда. Я думал, ты клюнешь на бутафорию, потому так и вырядился. Могу сбросить это тряпье. (Продолжает говорить, раздеваясь. Под мантией оказывается шитое золотом одеяние. Он сбрасывает его и остается в обычном, превосходно скроенном сюртуке. Шлем тоже снимает. Одежду складывает посреди сцены. Меч продолжает держать в руке.) А величие – знаешь, в чем оно? В достижении обособленности. Чтобы создать такой остров потерявших человеческий облик, звероподобных духов посреди моря все затопившей организации, надо побольше силенок, чем было у господина Делла Ровере в семнадцатом веке. Не говоря уж о семействе Борджиа – эти были просто шуты.

Тетрикон. Ваше величество, я тоже еду в Гирканию. Уж коли служить – так настоящим господам.

Гиркан IV. Видал? Этот болван оценил меня по достоинству, а ты понять не хочешь.

Бездека. Подожди; мой даймонион раздвоился. Небывалый случай в истории человечества. Я слышу одновременно два таинственных голоса, они говорят мне о двух параллельных истинах, которые никогда не пересекутся. Их противоречия – бесконечного порядка.

Гиркан IV. У себя при дворе я держу одного философа, некоего Хвистека. [9] На базе концепции множественности действительностей он проводит систематизацию и учет всей совокупности Истин. Он тебе разъяснит остальное. Это великий мудрец. Бездека, говорю тебе, едем со мной.

9

Леон Хвистек (1894–1944) – польский математик, логик, философ, художник. Один из основных оппонентов Виткевича в философской полемике.

Бездека. Совесть бывшего художника разрослась во мне до размеров какой-то вселенской опухоли. Новый монстр врастает сам в себя. Чудовища, которых до сих пор мучили в клетках, завоевывают неведомые пространства моего распадающегося мозга.

Элла (вставая). Да он же просто спятил. Ваше величество, требуйте чего угодно, только не отнимайте его у мееня. Благодаря своему безумию он в моем обществе создаст великие творения.

Бездека. Ошибаешься, детка. Мой разум ясен как никогда. Свое безумие я познал давно – оно мне было гораздо менее интересно, чем эта холодная трезвость. Элла бессильно садится.

Статуя. Это правда. Однажды в моем присутствии он преодолел приступ безумия. Разумеется, безумие было метафизическое, однако и моя жизнь тоже висела на волоске. Это психический атлет, а иногда и физический.

Гиркан IV. Алиса, поверь, ты была для него только чем-то вроде уксуса, в котором он был законсервирован до моего приезда. За это я тебе признателен. Ты можешь ехать со мной в Гирканию.

Статуя (сходя с постамента). Хорошо – можешь сделать из меня жрицу любого культа. Я готова на все.

Юлий II. Значит, и ты стала прагматисткой, дочь моя. Этого я не ожидал.

Статуя. А разве ты сам, святой отец, не прагматик в глубине души?

Юлий II (вставая). Может быть, может быть. Кому дано это знать? Мое мировоззрение подвержено постоянным колебаниям.

Гиркан IV. Если ты признаешь мою концепцию, я даже могу допустить, чтобы искусство окончательно угасло именно в моем государстве. Тебя, святой отец, я назначу меценатом издыхающего искусства, при условии, что ты не будешь вводить в искушение Павла Бездеку. Он может быть абсолютистом только в жизни.

Юлий II. Ладно, ладно. Не буду. Как бы там ни было, открывается новая перспектива. Между нами говоря, вы себе и представить не можете, как безумно, безнадежно я скучаю в Небе. С сегодняшнего дня продлеваю себе отпуск как минимум лет на триста.

Гиркан шепчется с Бездекой.

Статуя. Юлий Делла Ровере, можешь на меня рассчитывать: я скрашу тебе лет двадцать из этих трехсот своей диалектикой. Вечером, после дня тяжких трудов, ты оправдаешь их передо мной в подлинно существенном разговоре – разговоре с женщиной мудрой и в меру коварной.

Юлий II. Благодарю тебя, дочь моя. Я еду в Гирканию.

Элла (вставая). Больше я так не могу! Все ваши разговоры – какой-то отвратительный кошмар. Я вовсе не добра и не возвышенна, но чувствую себя так, словно угорела в чаду какого-то мерзкого отравляющего газа. А кроме того, все это скучно. Вы надрываете мне сердце какой-то дурацкой нудной игрой. Я тоже хочу в Гирканию. Вели Павел почувствует себя несчастным, он по крайней мере найдет меня, и я его спасу. Сир, ваше королевское величество возьмет меня с собой?

Гиркан IV. Об этом не может быть и речи. Павел должен забыть о прежней жизни. Вы его тут же склоните к художественному оправданию упадка или черт-те чему еще. Все творческие порывы должны быть подавлены в зародыше.

Элла. И чем же это кончится в конце концов? Что потом? Что?

Гиркан IV. Потом, как водится, придет смерть, но вместе с ощущением, что жизнь прожита на вершинах, а не в отвратительном социальном болотце, где искусством заменяют морфий.

Бездека. Значит, ты противник наркотиков. А я без них не обойдусь.