Карат. Чёрное сердце
Шрифт:
Лишь теперь я поняла, почему этот сигнал не действует на него самого, хотя было очевидно, что это смерть для любого Бера, если свистеть чуть больше минуты.
Этот чертов псих просто закрывал себе уши какой-то ерундой, часть которой можно было увидеть, наподобие наушников!
Воистину всё гениальное — просто.
— Однажды я увидел программу, в которой рассказывали о специальных звуковых приспособлениях, которые устанавливали ученые вдоль береговой линии, чтобы предотвратить выброс китов на сушу, где они погибнут. И вдруг эта идея показалась мне очень интересной. А затем я вспомнил, что в сельском хозяйстве используют
Думаю, не в меру общительный Габриэль смог бы рассказать еще много чего, если бы не звуки криков и выстрелов, которые раздались откуда-то сверху, становясь с каждой минутой всё ближе и ближе, на что я дернулась в попытке подняться, замирая от ужаса, а этот чертов псих широко улыбнулся мне, радостно гаркнув:
— А вот и он!
Меня шатало и выворачивало наизнанку, пока я судорожно пыталась собрать все свои ничтожные раздавленные силы в кулак, чтобы закричать так, чтобы Карат услышал!
Закричать, чтобы он бежал из этого места как можно быстрее… А потом поняла, что он никуда не уйдет. Без меня. Потому что и я бы ни за что не оставила его здесь.
Я лучше, чем кто бы то ни было, знала его силу и не сомневалась в ней ни на секунду!
Но это жуткое изобретение психа было страшным и губительным для нас — носителей медвежьей крови.
— Итак, нашему Ромео потребовалось три часа и тридцать семь минут, чтобы отыскать свою Джульетту!
Габриэль улыбался, как истинный псих, ни капли не жалея тех людей, которых отправил на растерзание зверю, заранее зная, что никто не выживет, сколько бы оружия у них ни было, когда тяжелая дверь бункера противно заскрипела, вырываясь из бетонного косяка, чтобы затем полететь с оглушающим грохотом по железной лестнице вниз, прямо к ногам психа.
Нет, он не боялся Карата, даже если он не спеша спускался вниз, обнаженный и кровавый, словно демон смерти, полыхая своими неоновыми глазами в темноте, отчего весь его облик казался совершенно нереальным и устрашающим.
— Интересно, ты считаешь количество убитых тобой людей?
— Пустая трата времени, — сухо отозвался Карат, понимая, что в этом помещении нас осталось трое, а те люди, что еще были живы лишь волей случая, скоро умрут от жутких травм в страшной агонии.
Его глаза цепко сканировали всё вокруг, останавливаясь на мне и замирая.
Я, конечно, предполагала, что выгляжу не самым лучшим образом, но по тому, как черные зрачки моего зверя почти пропали — настолько стали крошечными, — поняла, что всё очень плохо!
— Но тебя я запомню! — прорычал Карат, кидаясь молниеносно вперед, но не успел добраться своей ручищей до говнюка Габриэля, как прозвучал звук, от которого мозги буквально стекали по стенкам черепа, и я закричала.
Не от оглушающей боли, которая скручивала мышцы, а от вида того, как мой великий и сильный мужчина упал на колени, закрывая уши руками, потому что не ожидал ничего подобного.
— И снова ты меня удивил! — Габриэль вальяжно и неторопливо прислонился бедром к столу, на котором стояли какие-то бирки и горел экран небольшого монитора.
— Обычно за это время звучания сигнала зверолюди падают на землю и начинают корчиться
в судорогах. Твоя красавица в прошлый раз потеряла сознание. — Он оглянулся на меня, чтобы убедиться в том, что случилось это и сейчас, восторженно присвистнув, когда увидел, что я смотрю на него, пытаясь во взгляде выразить всю свою ненависть и презрение. — Но теперь вижу, что и она не так проста, как может показаться сразу!— Если ты хочешь меня, то вот он я.
Карат поднялся, а я вслед за ним смогла встать только на колени, глядя умоляюще и будучи готовой завопить о том, чтобы он не смел жертвовать собой.
Это была слишком большая плата за победу!
Невыносимо большая!
К тому же теперь я отчетливо понимала, что дело было не только в Карате.
Габриэль не остановится, даже если получит его.
Ему были нужны все мы. До единого. Он не успокоится, пока не закончит начатое.
— Хочешь обменять себя за спасение дамы сердца? Благородно! Но что, если я скажу, что вы нужны мне оба? Отдашь жизнь своей возлюбленной ради спасения рода Берсерков, которых ты пытаешься безуспешно защитить вот уже как полвека?
Карат зарычал, как бы ни пытался сдержать этот звук, и мое сердце задрожало от обожания и гордости за своего мужчину.
Габриэля буквально распирало от восторга и собственной безнаказанности, когда ему казалось, что он смог найти поводок самому страшному из зверей.
— У каждого, даже самого ужасного монстра есть где-то сердце, которое бьется отдельно.
Я смотрела на Карата и боялась, что он снова кинется на этого сумасшедшего и получит новую дозу страшного звука, который смог подкосить даже самого сильного из всех ныне живущих Беров, но неожиданно Карат усмехнулся, делая это холодно и высокомерно, вдруг чуть выгибая брови, чтобы промурлыкать в свойственной одному ему манере:
— Как же сильно ты прав, Габи. Ведь именно так тебя называет твоя обожаемая мама?
Что-то неуловимо изменилось.
Едва живые люди продолжали стонать и ползать где-то наверху, доживая свои последние минуты страшной и короткой жизни, наверняка моля о скорой смерти.
Габриэль так же стоял у края стола, опираясь бедром. Вот только теперь его плечи напряглись и застыли, словно он получил невидимый удар, которого явно не ожидал.
Каждый из нас понимал, что эти слова Карата были сказаны неспроста.
— Зачем ты вспомнил о моей матери?
Карат пожал плечами.
— Разве не ты заговорил о том, что у каждого монстра есть сердце?
— И твое сердце в моих руках! — зарычал в этот раз сам Габи, на что Карат улыбнулся, показывая свои короткие, но всё такие же острые клыки:
— Как думаешь, а где твое?
Тишина повисла такая, что казалось, словно даже этот затхлый воздух начнет звенеть и ослеплять разрядами от перенапряжения.
…Неужели бабушка Мишки у нас?! Но как?
Габи рассмеялся, делая нервный жест рукой, при этом крепко держа ту самую незамысловатую штуку, которая могла стать смертью для нас.
— Кара-а-ат! Мастер флирта и блефа! Ты думаешь, я поверю тебе?
— Можешь не верить. Тем хуже для тебя.
— Мои люди постоянно следят за ней! — Я видела, что шуткам и расслабленному превосходству Габриэля пришел конец, потому что в каждом его слове сквозила истеричная недоверчивая нотка.
— Ты убрал своих людей, когда мы решили навестить твою маму в Париже.