Каратель
Шрифт:
— Вот за это особенное спасибо, надеюсь, что за десять дней меня на ноги поставят. Только, Слав — я откинул в сторону простынь и щелкнул пальцем по краю гипса: — мне это сказали можно снять только через месяц. Мне костыли нужны, чтобы отсюда свалить. Попробуешь достать?
Костыли мне принесли на следующий день, старые, с намотанной в нескольких местах синей и черной изоляционной лентой и неаккуратно соскобленным инвентарным номером, но в любом случае, это они были мои, на них никто не покушался.
— Тут о тебе Наташа спрашивала, вчера встретил. Я ей сказал, где ты лежишь. Ничего? — спросил сержант Вицке, окончательно прощаясь со мной
— Сказал
От боли меня периодически отвлекал старший из соседей по палате. Дед лежал после операции по поводу прободения язвы, а Денис усиленно пытался откосить от армии, методично орошая мочой свой матрас каждую ночь. Деда Миша развлекал меня ежедневными побасенками, как он, молодым, лихим шофером, объездил всю республику, перевозя бригаду врачей, лечивших местных аратов от букета хронических заболеваний — от чумы до повального бытового сифилиса. Денис же с нами не общался. Сдав утром вонючее постельное белье матерящей его сестре— хозяйке, парень, с непроницаемым лицом, стелил новое и убывал до отбоя в неизвестном направлении.
Следующий день был черным. Чуда не случилось. Автобус с ребятами уехал, а я остался, поэтому веселую Наташу, пришедшую в сопровождении замотанной в полотенце кастрюльки, где лежали теплые пара котлет и, желтое от масла и молока, пышное картофельное пюре, я встретил не совсем любезно. Но Наташа, не обращая внимание на такие мелочи, села на ободранный стул рядом с моей кроватью и стала болтать о каких-то пустяках, рассказывая о людях, которых я даже не знал. Через несколько минут я потерял нить разговора, правда не забывая периодически кивать, одобрительно угукать.
— Прости, Наташа, что ты сейчас сказала?
— Я говорю, что в августе приеду в Город…
— Зачем ты приедешь в Город?
— К тебе… Ты же сказал, что не против…
— Наташ, меня в день вливают литр всякой дряни, и у меня голова порой плохо на слух информацию воспринимает. Давай, ты еще раз повторишь, что ты про приезд говорила…
— Я говорю, что приеду к тебе в августе, а на работу справку отправлю, что я беременна и попозже…
— Ты беременна?!
— Нет пока, я же про справку говорю. Так вот, потом мы…
— Наташа, мы с тобой три раза переспали, и ты уже ко мне собралась? В качестве кого?
— Паша, а ты знаешь каково здесь жить? Тут зимой минус сорок и ветры такие, что уши через минуту в трубочку сворачиваются, и выйти некуда. Сидим в этой долбаной квартире, слушаем, как ветер воет в щели оконной рамы. За окном чернота, и кроме тоски ничего нет, понимаешь? Я здесь жить не могу. Забери меня отсюда, а? Пожалуйста! Я все для тебя сделаю! А буду самой лучшей, обещаю!
Я отключился. Передо мной шевелились пухлые губы, щедро покрытые темно-бордовой помадой, которая Наташе совсем не шла. Зубы, хорошие, белые, ровные, периодически мелькали в глубине рта. Свежая кожа, хорошая грудь, честного третьего номера, рвалась из тесноватого бюстгальтера. Симпатичная девушка, чистоплотная, готовит хорошо, приятная внешне со всех сторон, и все… На этом ее достоинства для меня заканчивались. С Наташей было скучновато, скучновато и не интересно. Не заводила она меня в плане межличностного общения.
— Наташа! Остановись, послушай меня! Я живу с папой
и мамой, в многодетной семье. Вывозить мне тебя некуда, понимаешь? Да и нет у меня планов в ближайшие годы обзаводиться семьей.— Ах так! — кривоногий стул, от толчка упругих бедер барышни, опрокинулся и упал на дощатый пол с жалким дребезжанием тонких ножек. Опустошенная эмалированная миска с вилкой были вырваны из моих рук и со злостью запиханы в сумку, где тут же исчезла и кастрюлька, еще хранящая запах восхитительных котлет. Круглая попка, туго обтянутая короткой джинсовой юбкой, крутанулась перед моим лицом, и разъяренная фурия, скворчащая от ярости, четко отбивая темп острыми каблучками, вышла из палаты, не забыв громко долбануть дверью.
— Че, не хочешь жениться? — ехидно спросил дед, улыбаясь улыбкой в два оставшихся зуба, хотя еще две минуты назад он громко храпел, отвернувшись к стенке.
— Нет, деда Миша, пока нет.
— А зря, девка то справная, все на месте, да и вообще — огонек! Я вот помню…
Что пришло на память дедушке я выяснить не успел, так как в коридоре, из –за закрытой двери, донесся голос, произносивший мою фамилию.
Пенсионер замер с открытым ртом, так и не начав очередную нетленную историю, когда дверь с силой толкнули, и на пороге появилась Глаша. Девушка выглядела как истинная леди, утонченная и элегантная, почти идеал моих подростковых мечтаний, которые я жадно высматривал в журнале «Англия», неведомыми путями, попавшим в мои руки. Вежливо поздоровавшись с зависшим на перезагрузку дедушкой, Глаша подошла к моей кровати, недоуменно взглянула на опрокинутый стул, элегантно подняла его и, внимательно осмотрев потертое сидение, со вздохом сожаления уселась на него.
— Привет, милый.
— Привет, не ожидал тебя увидеть.
— Я тоже не ожидала. Вчера узнала, что ваши уехали, а тебя здесь оставили. Можно посмотреть?
Я, стараясь не показывать девушке не самое свежее белье, высунул из-под простыни только часть закованной в гипс ноги. В это время многострадальная дверь палаты с силой распахнулась, ударив по стене и вызвав падение с потолка частичек побелки. На пороге, безжалостная, как древняя богиня мести Немезида, стояла Наташа. От увиденного, ее глаза расширились, ноздри носа, казалось, сейчас полыхнут огнем.
Увидев склонившуюся на раненным героем красивую юную прелестницу, Наташа, как мне казалось, сейчас вспыхнет натуральным пламенем.
— Подонок! — Наташа, не глядя, вытащила из своей кошелки эмалированную миску, из которой, еще пятнадцать минут назад, с глазами ласковой кошечки, заботливо кормила меня, потом далеко, по бабьи, занесла метательный снаряд с острыми краями, за голову и, с силой, метнула его в подлого изменщика.
К моему счастью, миска, с самого начала, задела по касательной густые волосы Наташи, и как пуля со смещенным центром тяжести, сменила траекторию, полетев в сторону испуганно охнувшего деда, врезалась в стену и упала на пол, бессильно подпрыгивая и дребезжа.
— Уебок! — крикнула Наташа на прощание и в последний раз хлопнула дверью, после чего ее каблуки в коридоре застучали пулеметной очередью.
— Я, пожалуй, пойду… — Глаша, естественно испугалась, но пыталась не подавать виду.
— Не советую, вдруг она не ушла.
— Ничего, меня внизу папа ждет. А это кто был?
— Случайная знакомая.
— А… Ну я, все-таки, пойду.
— Не смею задерживать.
— Ну и нахрена мне дед, такое сокровище? — через несколько секунд после ухода моей второй случайной знакомой я повернулся к хихикающему соседу.