Каратель

В купе "Красной стрелы" Лидер снял пиджак и - с видимым удовольствием - ботинки: весь день на ногах, а годы уже не юные… Но дело-то сделано, и это главное. Амазонка - молодец, умница. Даже не думал, что все так гладко пройдет. Думал, придется уговаривать. С Африканцем-то покойничком она была, можно сказать, в приятельских отношениях… А это не просто - стрелять в человека, с которым ты чай пил… не просто, не всякий себя преодолеть может.

Перрон поплыл назад, назад. Прощай, столица. Сто лет тебя не видеть… как тут Председатель работает?

При мысли о Председателе настроение у Шахова испортилось: с Председателем еще предстоит объясняться. Он, мягко говоря, не одобрит ликвидацию Таранова… Да и черт с ним! Что сделано, то сделано, обратно не воротишь. Либо он принимает ситуацию такой, какова она есть, либо… Ладно, разберемся.

Игорь Павлович достал из сумки бутылку коньяку, комплект стаканчиков и лимон. Из чехольчика на поясе - выкидной нож. Нож был самодельный, зэковской работы, и однажды спас Шахову жизнь. Это было давно, когда Игорь Павлович еще не был Лидером.

Выпрыгнуло лезвие, Шахов аккуратно нарезал лимон, разлил коньяк и сказал:

–  Ну, Амазонка, давай… так сказать, помянем.

А Ирина посмотрела шальными глазами, ничего не ответила и залпом выпила коньяк… Сразу, без перерыва, налила себе еще. Нервничает, подумал Лидер.

Он тоже налил себе, выпил. По телу прокатилось приятное тепло. А поезд ускорялся, ускорялся, перестук колес становился все чаще, мелькали огни.

–  Я готов, Амазонка, - сказал Лидер с улыбкой.

–  Что?
– спросила Ирина рассеянно.

–  Я готов расплатиться… твердой валютой.

–  Я же сказала: критические дни…

–  Н-ну извини - забыл.

Всю ночь Ирина Царицына проплакала в подушку. Лидер громко храпел. "Красная стрела" летела в Санкт-Петербург.

***

Из Москвы Иван уехал на электричке. Двигался на перекладных: Тверь - Вышний Волочек - Бологое… Он все делал правильно, но это была правильность зомби. Он покупал билеты, ловко избегал встреч с милицией и даже беседовал с попутчиками. Он через силу запихивал в себя сосиски в столовках, заливал их дрянным кофе и даже "читал" газету.

Заложенная в нем программа была весьма совершенна и работала автономно от сознания. Сознание, обожженное пулей Ирины Царицыной, требовало немедленной и беспощадной мести… Умная программа диктовала другое: лечь на дно, выждать, сделать все хладнокровно, без спешки.

Повинуясь программе, Иван поехал туда, где его гарантированно не будут искать, - в Новгородскую область, на Городно. Только законченный идиот может предположить, что он вернется в засвеченный адрес.

Электричкой Иван доехал до Крестцов, а оттуда попутками до Анциферово. Последние двадцать километров он прошел пешком и спустя сутки после выстрела в "Метрополе" пришел на хутор лесника.

***

Щенок был маленький, глупый и норовил укусить за палец. Таранов и дядя Саша - распаренные, в простынях, сидели в предбаннике. Щенок возился на полу, тихонько повизгивал и грыз ноготь на Ивановой ноге.

–  Как назвал-то?
– спросил Иван.

–  Как-как? Известное дело - Чуком…

–  А почему не Геком?

–  По кочану… Светлану-то где оставил? Таранов напрягся, сделал глоток пива и спросил, как будто не заметил вопроса:

–  А где взял-то ты его - в Ерзовке?

–  Нет, в Париж я за ним съездил… конечно, в Ерзовке, у Витьки Хромого. Я спрашиваю: Светлану-то где оставил?

Таранов снял с плеча прилипший березовый листочек и сказал:

–  Далеко она, отец… далеко. Уехала она. Очень далеко уехала.

–  Оно и правильно, - одобрил дядя Саша.
– С тобой, шалопутом, правильная баба жить не станет… аль поедешь к ней?

Таранов посмотрел в открытую дверь бани на озерную воду, на бледные звезды в бледном небе и произнес:

–  Да, наверно, скоро и я уеду, долго так продолжаться не может.

–  Ох, Ванька ты Ванька… одно слово: непуть. Дядя Саша вздохнул, снял со стола пустую бутылку, из-под лавки достал полную, налил.

–  Ну, давай, что ль… за здоровье.

Выпили. Закусили. Щенок устал и лег возле ноги Ивана. Дядя Саша закурил свою "Приму" и сказал:

–  Ты Светку-то береги… она девка правильная. Золото-девка.

–  Да, отец, буду беречь… девка - золото. Над озером было тихо-тихо.

Пьяненький дядя Саша ввалился в дом, в сенях уронил коромысло и заорал:

–  Мать! Спишь, что ли?

–  Не сплю. Чего орешь-то? Налили глаза, черти?

–  Я-то трезвый… Хоть бы с легким паром сказала, так нет - рюмкой попрекать!

–  Рюмкой? Тут не рюмкой, тут литрой пахнет, - тетя Рая встала в дверях, посмотрела скептически поверх очков.

–  Ладно тебе… Там Иван-то того… устал. Ты ему отнеси подушку с одеялом. Пусть в баньке-то и спит.

–  Тьфу, - сказала тетя Рая. Через минуту с подушкой и одеялом в руках она пришла в баню. Таранов, укрывшись мокрой простыней, спал на лавке, свернувшись калачиком. Под лавкой спал щенок.

Тетя Рая подпихнула под голову Ивана подушку, сняла простыню и укрыла одеялом… потом присела на краешек лавки и заплакала.

***

"Экспедиция" Козыря и Марека появилась на берегу Городно только на рассвете - они заблудились, долго петляли по грунтовкам. Потом в "мерсе" кончилось топливо, а с заправками в медвежьем углу было туго. Но им все-таки повезло: попался пьяненький тракторист на грохочущем тракторе. У него купили два ведра соляры. Соляра была такого качества, что нежный движок "мерседеса" запротестовал. Но, так или иначе, на рассвете "экспедиция" выехала на берег озера.

Довольно скоро обнаружили хутор.

Решили горячку не пороть, понаблюдать, да и вздремнуть час-другой. Через час на хуторе закричал петух, потом из дома вышла старуха, прошастала в курятник… Потом сходила в строение на самом берегу - похоже, банька, - спустя минуту вернулась в сопровождении неуклюжего щенка. Больше никаких движений не наблюдалось.

Козырь направил одного из телохранителей на разведку. Напутствовал:

–  Ты там пальцы-то не гни… веди себя вежливо. Может, еще и не тот хутор. Так ты расспроси.