Каратель

— Слушай. Сделай, чтоб в эти двое конце оказались. Они против фуры не должны попасть, третьим и четвертым от меня. Там самая жопа будет. Ставь в конец самый, я их сам проинструктирую. А че да зачем — потом разотру. Ладно, все, народ идет.

На рубеже Серега разложил своих по гребню, слово в слово оттарабанив каждому его задачу. Ахмет, словно случайно выдернув из толпы намеченных к сохранению мужиков, пошел устраивать закладку.

— Вот, смотри, Евтей, Сытый. Берете вот фанерку, и вырезаете верхний слой снега, где его ветром уплотнило, но подальше, где с дороги не видать. Вниз никто не лезет, чтоб ни одного следа, поняли?

— Понятно. Слышь, Ахмет, а не дохуя взрывчатки-то? Не сдует нас?

— Сколь надо. Первым БМП ихняя пойдет, ее по-любому гасить надо. Если в строю останется, пиздец нам безо всяких — у нее пушка автоматическая, то ли двадцать, то ли двадцать пять миллиметров. Окажется наводчик не полный идиот, одна нормальная очередь — и с гребня только каша потечет.

— Оба-на… Тогда постарайся уж, товарищ сапер.

— Ничо-о-о… Хорошо, хоть не наша. Она, парни, алюминиевая, прикиньте? Правда, лист стальной есть на днище, но все-же как-то легче на душе, люминий не чугуний… Все, все! Хорош пиздеть, давайте уже двигайтесь!

Старый прошел на средину гладкой снежной целины и какое-то время стоял, глядя в сторону, откуда должна была появиться колонна, потом повернулся и какое-то время разглядывал противоположную сторону дороги.

…Смотрит, где БМП пройдет… — догадался Серега. — …Как он определяет, где? Или… так, наобум? Не может быть. Или как раз и может? Бля, хоть бы он не наебался…

Постояв, Старый решился, достал из-за пазухи точно такую же фанерку, какие роздал пацанам и начал аккуратно вырезать из слежанного снега грубые рассыпающиеся кирпичи.

Серега разложил людей, стоя над душой, пока каждый не прихватил ствол к деревцу [79] и не накрутил на голову косынку из ветхой простыни. Сытый с Евтеем еще лазали под гребнем, таская Старому куски наста. Старый, закончив с закладкой, мостил оставленную борозду, придавая уложенным кускам форму естественных заструг вороньим крылышком, разбивая все равно заметную полосу кустами, срезанными целиком.

…Блин, все равно, видно же. — оценил качество маскировки Серега. — Или, может, только отсюда так? Хотя наверно засыпет, за час-то… Эх, хоть бы чуть посильнее пошел… Ладно, здесь вроде все; пулеметчики теперь…

79

Прихватил ствол к дереву — фиксация ствола стрелкового оружия позволяет при стрельбе из автоматических винтовок достигать кучности, приближающейся к пулеметной. Таким образом, повышается истинная, боевая скорострельность — то же количество стволов могут создавать более высокую плотность огня, нежели при стрельбе обычным порядком — с рук/с упора.

— Смотрите, мужики, пока эти не повыскакивают, никакого кипиша. Они должны вылезти под насыпь, все. Как вылезут — давайте. Дружно, чтоб охуели. Чтоб ни одна сука башки не подняла. И это, с середки, чтоб перелет-недолет зря не пропадал. По технике — ни-ни, только по живой силе. Техника наша. За сектора не вылазить, ясно?

Пулеметчики кивнули. В повадке взрослых, битых на все стороны мужиков не было и следа недоверия к словам, по сути — пацана, все военные подвиги которого сводились к бегству после краж разной степени удачливости, и неумело запоротому в подвалах бывшего "Дома одежды" сверстнику, точно так же пытавшемуся наладить жизнь после зачистки.

— Твари, сука. Ублюдки косоглазые. Слышь, Томас, как Командир с ними справлялся-то? Ведь как шелковые ходили.

— Не знаю… Сам думмаю, Иггорь. Эх, жаль, Иванова убили, ты замечал, он с ними нормально управлялся. А ведь без году неделя служил.

— Томас, надо их контракты повнимательней посмотреть. Где-то там собака порылась, жопой чую. Кстати, слышь? Че-то у меня как-то на душе хуево.

— Из-за этой сукки?

— Наверно… Хотя вроде нормально получилось, а? Соточка — опаньки, упала. И выкатываем всего пятнадцать процентов.

— Сто тесятть. Я смету на сто тесятть отправил, — приглушив голос и зажав микрофон, улыбнулся эстонец. — Премия за моральный вретт. Пятерку — кураторам, пятерку попилим… Э! Кутта это он! — эстонец ткнул пальцем за ухо и заорал в гарнитуру:

— Э! На броне! Пасвалис, стоятть, йоп фашу мат! Поворот не видишь?! Назад сдай и налефо, толбоепп! Карта есть?! Карту смотри!

Савчук с молчаливо трясшимся сзади пулеметчиком деликатно хохотнули, глядя на разбушевавшегося Командира: как быстро, оказывается, должность обучает русскому командному. А ведь пришел когда, был что твой замминистра — нос в потолок, с рядовыми на «вы», платочки-галстучки… Укатали чухонскую сивку русские горки. Брэдли клюнул носом, тормозя, и зажал левый фрикцион. Развернувшись в фонтане снега и выхлопа, срезал угол и покатил по целине, в которой едва угадывалась дорога на Пыштым. Ехать за Бредли было приятно, гусеницы превращали колею в плотно спрессованный нескользкий наст.

— Иггорь, как снег, пройдем?

— Да пройдем, чего там. Если че — вон, Брэдли есть, вытянет. Ты лучше вот что скажи — с группировкой мы как теперь? Если MLRSами надо будет отработать, как они?

— А что, думаешь — утвердят меня?

— Похоже. Я уже заместительские подсчитываю, хе-хе. Шесть лет служу, и замена всегда в течении суток максимум. Так что думай, Командир. О, смотри. Кому это мы понадобились? — Савчук поднял повизгивающий планшет, на экране которого появилось окно с требованием ввести командирский PIN. В принципе, такого быть не должно — рассылка внутри Компании дело обычное, но вот так, по боевому каналу, во время операции… Получалось, что приоритет мессиджа позволил ему послать и московское командование NCA Division, и, тем более, местное екатеринбургское.

— Иггорь, это что-то серьезное. — Командир дал команду на остановку и неуловимой дробью вбил свой номер.

— Чего там?

— Погоди… Это… Этто что еще за новостти… Ты понял? Отменили бакс! Тепперь будет какое-то глобо… Так… Ну, это понятно, обещают, что никто не потеряет… Ага, евро будет еще месяц. — успокоился Томас, вернул на экран карту и скомандовал доложить готовность.

— Погоди, как это еще — отменили бакс?! Ты че? — выдохнул Савчук, хранивший изрядную сумму в потрепанных полтинниках и сотках, но эстонец не слушал, принимая доклады о готовности к маршу.

— Продолжить движение! — спокойно распорядился Командир и повернулся к Савчуку. — А вот так. Теперь вместо федерального резерва будет Голдман Сакс. Только безнал, все наши счета уже там.

— Ваш-шу мм-м-мать! — скривился Савчук, врубая пониженную. — Нет, а?!

Он сейчас завидовал даже нищему, но ничего не потерявшему пулеметчику-хохлу, трясшемуся позади, чего уж говорить об этом проклятом чухонце, предусмотрительно, как оказалось, переворачивавшем все свои боковые доходы в евро… А мы, мудаки, еще смеялись над ним… — скрипнул зубами Савчук. Первая, вторая. Разогнавшись, хамвик легко катился по рубчатой колее, догоняя притормозившего перед поворотом Брэдли… Бляди! Ну и че я теперь буду делать с вашими ебаными бумажками? А?!
– Савчука разъедало изнутри самое настоящее отчаянье. Выход в отставку, маячивший уже не в безнадежно отдаленной перспективе, домик в Коста-дель-Соль, необременительный курортный бизнесок типа бара или прогулочного катера, все, все, все бля! — растаяло во вновь ставшей расплывчатой и враждебной перспективе.

— Суки, пидар-р-расы!!! Столько, блядь, лет отхуярил на этих… — договорить ему не удалось: из внезапно заполнившей весь передний обзор мутной тучи прилетел кусок гусеницы Брэдли, лишив тело Савчука плеча с рукой и всего левого бока. Бешено вращающийся трак, не потерявший и десятой доли энергии, чисто срезал левую сторону кресла, пронзил смешную жесть кузова и с гудящим свистом ушел в чахлую березовую рощицу слева от дороги.

Словно задумавшись, пойманный взрывом четко на середине корпуса Бредли замер на миг, и ускоряясь, завалился на левый борт. Не удержался — борт лег как раз на невидимую под уцелевшим снегом обочину, наклоненную в кювет, и опорные катки, не выдержав двадцати тонн, подломились. БМП тяжко ухнул под откос, подняв тучу снега.