Карающий меч удовольствий
Шрифт:
Такое смелое нахальство ошеломило меня, но я чувствовал симпатию к Архелаю. Я решил, что у нас с ним много общего. Я сказал ему, что у меня есть идея получше.
— Забудь о Митридате, — сказал я. — Ты же служишь ему за плату. Приводи свои суда и армию ко мне. Стань союзником Рима. Когда мы объединенными силами нанесем удар Митридату, даю тебе слово римлянина, что ты будешь носить корону Понта.
Мгновение, лишь одно мгновение Архелай колебался. Потом он произнес наидобродетельнейшую речь о том, что быть предателем нехорошо. Он сказал, что никогда не предаст того, кто дал ему армию под командование. Он был потрясен, что такой благородный человек, как я, мог предлагать такое. За это он понравился мне еще больше. Из одного предположения, что я никогда не встречал ему равных.
— Послушай, Архелай, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос
— Его верный друг, — чопорно поправил меня Архелай.
— Его друг, если тебе так больше нравится. Какая разница? Ты же все равно наемник. Кто ты такой, чтобы иметь столь веские сомнения? Особенно, видят боги, после того, как ты только что сделал точно такое же предложение мне — Луцию Корнелию Сулле, римскому полководцу. Ты бесстыден, как пес.
Казалось, Архелай совсем не смутился; голосом, который был пародией на смирение, он попросил моего прощения за любое ненамеренное нанесение обиды, которое он совершил, и попросил меня, как посол, воздержаться от войны и примириться с Митридатом. Его тон подразумевал, что он сделал все, что его хозяин мог ожидать от любого оплачиваемого должностного лица, и его совесть была теперь чиста.
Я удобно откинулся в кресле. Именно этого я и ожидал. Архелай позвал своего секретного писца, и я лениво продиктовал свои условия. Митридат должен был оставить провинции Азии и Пафлагонии; он должен оставить Битинию [130] и Каппадокию царям, выбранным Римом; он должен выплатить мне лично компенсацию в две тысячи талантов [131] ; он должен отдать мне семьдесят военных кораблей, полностью оснащенных. «Со своей стороны, — закончил великодушно я, — буду поддерживать его в его оставшихся законных доминионах и попытаюсь предпринять попытку возобновить договор о союзе, который заключил с Римом еще его отец».
130
Правильно: Вифиния — античное государство на северо-западе Малой Азии между проливом Босфор и рекой Сангариус. — Прим. книгодела.
131
Талант — мера веса, около 26 кг; денежная единица.
У Архелая вид был несколько удрученный. Я посочувствовал ему. Я не завидовал тому, как его примут, когда он представит этот документ Великому Царю.
— А Фимбрия? — спросил он.
— О Фимбрии не беспокойся. Можешь сообщить своему хозяину, что как пункт этого договора я обеспечу, чтобы сей мятежник не нанес ему больше никакого вреда. Можешь также предположить — конечно, очень деликатно, — что Митридат будет особенно опрометчив, если доверится Фимбрии, а не мне.
— Уверен, такое никогда не пришло бы ему в голову, — скромно польстил мне Архелай.
— Тогда — поскольку ты говоришь, что ты друг Митридата, — ты, должно быть, хуже разбираешься в характерах людей, чем я о тебе думал. Это все. Теперь, когда этот утомительный вопрос улажен, надеюсь, ты доставишь мне удовольствие и составишь компанию на ужине сегодня вечером. Приношу извинения за то, что не предупредил заранее, но не сомневаюсь, что твое чувство долга призывает тебя к отъезду на следующий же день.
Наши взгляды встретились на мгновение в понимающей улыбке.
— Это будет честь для меня. — Архелай откланялся, его писец подобострастно последовал за ним по пятам.
Глава 15
Мы с Митридатом встретились, наконец, в Дардании в Троаде приблизительно пять месяцев спустя после того, как Архелай возвратился в Пергам с моими условиями. Сначала, как я и ожидал, Митридат отказался их рассматривать и послал пять послов вместо одного, чтобы поставить меня об этом в известность. Но сам характер его отказа — увёртка всего лишь из-за двух незначительных пунктов — показал, что в действительности его намерение состояло в том, чтобы сохранить собственное достоинство, держа меня в ожидании. Я мог себе позволить ждать. Я мог бы даже пойти на компромисс, если бы Митридат, вопреки совету Архелая, не намекнул, что, возможно, с Фимбрией иметь дело выгоднее. Тогда я потерял терпение. Я
отослал послов назад с ясным ультиматумом: либо принимаются мои условия, либо мои легионы выступают в поход на Азию. После некоторой дальнейшей проволочки Великий Царь ответил кратким посланием: он будет рад встретиться со мной и обсудить вопросы, представляющие для нас взаимный интерес. Может быть, я подожду его при дворе в Пергаме?Я начал понимать, почему Митридат выбрал именно Архелая своим полководцем. Что более важно, я понял, скольким этот восточный монарх готов пожертвовать ради приличий. Гордость была самым его уязвимым местом. Он предпочел бы рискнуть вторжением, чем умалить собственный авторитет согласием с моими требованиями с первого же раза. Я не сомневался, что наши фарсовые дипломатические обмены широко предавались гласности в Азии и поддерживали несколько пошатнувшийся престиж Митридата.
Почему же тогда перед лицом этого оскорбления моему собственному достоинству я не сразу выполнил свою угрозу? Митридат знал почему: он вычислил точную степень риска. Его дерзость сказала — и значила — больше, чем его послы. А она говорила следующее: я признаю, что ты одержишь надо мной физическое превосходство. Я также знаю, что ты постараешься избежать новой военной кампании в Азии, если только сможешь. Еще один год вдали от Италии — еще больше потраченных денег, еще больше падет ценных людей. Зачем выбирать этот путь, когда есть гораздо легче? Если ты щедр ко мне, ты можешь получить все, что хочешь, и без нанесения удара. И время для тебя сейчас на вес золота. Твои враги в Риме с каждым днем становятся все сильнее. Тебе уже за пятьдесят, ты устал. Твое самое великое сражение еще не наступило. Зачем добавлять к твоему бремени излишнее?
Митридат, проницательный, как всегда, точно оценил мою дилемму. Но мои войска тоже следовало бы принимать во внимание. Их основное желание, бесконечная мечта, которая привела их в Грецию, была доля в сказочной добыче в Азии. И они неизбежно много потеряют, если мы подпишем мирный договор. Кроме того, многие питали к Митридату и личную ненависть: среди жертв большой резни, которую он устроил, были их друзья или родственники. Я мысленно взвешивал два этих фактора. Будет нетрудно, размышлял я, убедить моих людей в неразумности борьбы и с Митридатом и с Фимбрией одновременно. И как только мои гарнизоны укрепятся в Азии, мы могли бы подумать о способах и средствах их обогащения.
Я мрачно улыбнулся про себя и уселся составлять официальное письмо Митридату, тщательно умеренное по тону, предлагая нейтральное место встречи.
Длинная, плоская прибрежная равнина Троады, где сражались герои Гомера, превратила своим величием обычных людей, играющих главные роли в этой игре, в карликов. На восточной стороне высились дымно-сизые горы, резко очерченные в утреннем воздухе; на западе блестел узкий пролив Геллеспонт, где военные корабли Митридата стояли на якоре. Солнечный свет блестел на их бронзовых носах, паруса трепетали на ветру.
Я непринужденно сидел верхом на своем коне, выжидая. По правую руку — Лукулл, теперь повзрослевший, загорелый и крепкий, как дуб, ласково похлопывал по шее своего белого жеребца. После моего длинного марша через Фракию к Троаде мы наконец встретились с Лукуллом в Абидосе [132] . Флот, который он добыл для меня с таким тяжким трудом, стоял в бездействии в десяти милях за нами в Геллеспонте. Я знал, какую досаду Лукулл должен был почувствовать оттого, что возвратился слишком поздно, удобный случай для славы упущен. По крайней мере, он будет иметь долю в заключительном триумфе.
132
Абидос — город на азиатском берегу Геллеспонта.
По левую руку от меня был Мурена, мой старший офицер из ставки главнокомандующего, бесстрастно смотрящий прямо перед собой, щуря глаза от солнца. Мы все трое надели полную церемониальную броню, и мой алый генеральский плащ спадал с моих плеч тяжелыми складками. Позади нас выстроились в линию две центурии моей старой конницы, некоторые всадники служили еще в кампании против Югурты; а сзади них еще четыре когорты пехоты, все старшие легионеры надели свои военные отличия. Я преднамеренно привел с собой лишь символическое войско; мне не было надобности подчеркивать мощь демонстрацией своего военного превосходства.