Кардонийская рулетка

— Приключился скандальчик?

Бодрый тон дер Даген Тура не ввел молодую женщину в заблуждение, она понимала, что Помпилио серьезен, и так же ответила:

— Винчер повелся на провокацию и едва все не испортил.

— Но переговоры продолжаются. — Дер Даген Тур неожиданно подмигнул Лилиан. — Это хорошая новость, не так ли?

— Это… — На языке вертелось: «Я хочу побыть одна!», но губы против воли сложились в улыбку: — Да, ты прав: это хорошая новость.

В конце концов, что плохого в поддержке друга? В том, что он пришел и все понимает с полуслова? Фредерик — замечательный, но ему не хватает опыта, он упускает много мелочей, которые видны дер Даген Туру даже из-за закрытых дверей.

— Теодор, нам нужен лимонад.

— Да, мессер, — понятливо кивнул Валентин и скрылся за дверью. Не за лимонадом, а преграждая дорогу тем, кто захотел бы войти в комнату.

А Помпилио мягко положил ладонь на руку Лилиан:

— День только начался, и ты сумеешь сыграть в свою пользу.

— Думаешь?

Молодая женщина не отстранилась.

— Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы думать, — я уверен. — Он заглянул ей в глаза. — Иногда кажется, что я слишком хорошо тебя знаю.

— Так и есть, — прошептала Лилиан.

— Да.

Ни малейшего движения навстречу, ни одного намека на движение, только его ладонь, лежащая на ее руке. Только руки и взгляд. Слишком личный, чтобы назваться дружеским. И еще — тепло. Тепло человека, который ее… которого она… они… Мысли путались, и потому адира гнала их. Не хотела мыслей. Хотела, чтобы человек, который ее… чтобы этот человек держал ее за руку. Именно этот человек, не важно почему. Чтобы он не делал движений, молчал, просто держал ее за руку. Вот этого хотелось, потому что очень-очень долго, полтора года и даже больше, именно этот человек не держал ее за руку.

— Иногда мне кажется, что я совсем одна, — сглотнув, произнесла Лилиан. — Одна против всех.

— Тебе уже казалось так.

Она поняла, что он имеет в виду.

«Не вспоминай!» Но разум не успел поставить блок.

Ей казалось так на Заграте, в переполненном озверевшими мятежниками дворце, когда она стояла под дулами десятков ружей, пытаясь защитить трех мальчишек. Она знала, что сначала ее станут мучить, а потом убьют. Она знала, и на мгновение ей показалось, что она совсем одна.

— А потом пришел ты, — прошептала женщина.

— Я всегда прихожу, — тихим эхом отозвался Помпилио.

— Зачем сейчас? — Лилиан сделала слабую попытку освободить руку, но мужская ладонь оказалась слишком тяжелой. — Зачем ты пришел?

— Помочь.

— Хочешь принять участие в переговорах?

— Всему свое время.

А в следующий миг Валентин подтвердил правильность прозвучавшего высказывания:

— Адира Лилиан, вас ищет адир дер Саандер.

Сообщение вернуло молодую женщину в реальность.

— Зачем ты меня мучаешь? — На этот раз ей удалось освободить руку. Коротким, нервным рывком. — Зачем?

Но воспоминания… куда от них деться, от воспоминаний? Взгляд Помпилио перед тем, как он отправился к «корзине грешника»… Чтобы прикрыть «Амуш». Чтобы прикрыть ее. Чтобы выбраться из проклятой корзины через целых полтора года. Его взгляд.

— Я предпринял кое-какие шаги: собираюсь изловить террористов, допросить их и доказать, что их наняла Компания, — веско произнес Помпилио, подпирая рукой подбородок. И продолжая пристально смотреть на Лилиан. — Полагаю, этим ты сможешь надавить на Махима.

— Ты правда сумеешь?

— Мои люди сидят у Огнедела на хвосте.

Бабарский осторожно намекнул, что «в деле возможен прогресс», однако дер Даген Тур не видел ничего плохого в том, чтобы слегка приукрасить доклад пронырливого суперкарго.

— Помпилио… Я обязательно сообщу об этом Дагомаро! Винчеру нужны хорошие новости!

— Мои люди ищут террористов с тех пор, как мы прибыли в Унигарт.

«А Фредерик даже не подумал об этом…»

— Ты опять все поправишь, — вздохнула Лилиан. — Ты все сделаешь.

— Я буду помогать тебе всегда и во всем, — негромко произнес дер Даген Тур, глядя любимой в глаза. — Чего бы мне это ни стоило. До тех пор, пока буду жив.

* * *

«После того как стало ясно, что „Изабелла Та“, на которой мессер летел с Заграты, не выйдет из Пустоты, точнее, после того как мы окончательно поверили в катастрофу, Дорофеев на сутки распустил команду. Как я провел это время, о чем думал и с кем встречался — не важно, важно то, что я вернулся, и тем же вечером состоялся серьезный разговор.

— Ваше возвращение показывает, что вы решили продолжить службу на „Амуше“.

— Совершенно верно, капитан. И я…

— И вы должны принять присягу, — деловым тоном перебил меня Дорофеев.

— Присягу? — Признаюсь, я был несколько обескуражен. — Э-э… какую?

— Обыкновенную, Мерса, самую обыкновенную. — Капитан позволил себе улыбку. Первую с того момента, как пропал мессер. — Какую приносят все, приходя в Астрологический флот.

— Э-э… А разве контракта недостаточно?

— Недостаточно, потому что Астрологический флот — не корпорация, — мягко объяснил Дорофеев. — Мы служим, а не работаем.

— Я э-э… понимаю.

— Мессер взял вас на борт, снабдив временным офицерским патентом. Понаблюдав за вами во время боя и выслушав отзывы сослуживцев, я пришел к выводу, что вы, Мерса, достойны постоянного патента. Каатианский штаб Астрологического флота пошел мне навстречу и согласился сократить испытательный срок. Вы можете стать офицером, Мерса, но прежде должны принять присягу.

Ну что ж, раз без этого не обойтись, пришлось согласиться.

Честно говоря, я не воспринял предложение Дорофеева всерьез. Подумаешь — ритуал! Ну, вызовет меня капитан на мостик, положу я руку на астрологический атлас, — или на что они там ее кладут? — прочитаю текст по бумажке, и дело сделано. Я предполагал, что все пройдет быстро и буднично, но ошибся. Исчезновение мессера заставило Дорофеева искать способы сплотить команду, и моя клятва оказалась как нельзя кстати.

Не знаю, сколько заплатил Бабарский, но уже утром я облачался в свой первый и до сих пор единственный в жизни мундир — белый, как полярные айсберги, парадный мундир лейтенанта Астрологического флота, — а к девяти нас ожидали в штабе. Спасательная операция была в самом разгаре, точнее, стремительно набирала обороты: Флот намеревался обыскать все окрестные миры, на которые теоретически могло выбросить „Изабеллу“, однако адмирал дер Ваатерс, начальник Каатианского штаба, понял резоны Дорофеева и согласился принять участие в церемонии. Вместе с ним пришли командующий каатианским флотом со свитой, лингийский адмирал дер Монти и еще несколько шишек. Наверное, я навсегда останусь в летописях Астрологического флота офицером, чью присягу принимало такое количество высших чинов. Прекрасный повод для гордости, но я терялся, был скован и кожей ощущал царящее вокруг настроение. Далеко не праздничное настроение, чего уж там скрывать.

Команда „Амуша“ выстроилась во внутреннем дворе штаба, я даже представить не мог, что они знакомы со строевой подготовкой, и был изрядно удивлен проявленными умениями. Рядом — шеренга офицеров, сплошь золотые погоны, перед строем — шесть адмиралов и я. В перекрестье взглядов. У развернутого знамени Астрологического флота.

До сих пор не понимаю, как я ухитрился не упасть в обморок?

Но не упал, чем горжусь, и, возможно, в этом мне помогла напутственная речь дер Ваатерса.

— Мы собрались сегодня, чтобы услышать слова, которые произнесет претендент Мерса. Он даст клятву не дару или государству, не какому-то институту власти и даже не Астрологическому флоту — он даст ее нам, своим товарищам. Он поклянется, что пойдет с нами в неизведанное, будет без страха прокладывать тропы и открывать новые миры, что встанет рядом и мы сможем на него положиться. Он поклянется, как клялся когда-то каждый из нас, что его верность не будет зависеть от обстоятельств и причин, а только от того, жив он или нет. Он станет одним из нас, а мы своих не бросаем.

И каждый понял, что имеет в виду адмирал дер Ваатерс.

А потом прозвучал голос Дорофеева:

— Андреас Оливер Мерса!

И я сделал шаг вперед.

— У вас есть последняя возможность отказаться от принесения присяги, претендент. — Никогда до и никогда после капитан не говорил со мной настолько жестко.

— Я не хочу отказываться. — Ума не приложу, как я ухитрился избавиться от „э-э…“, но я избавился, поверьте. Повернулся к строю и, глядя ребятам в глаза, четко произнес присягу, текст которой не забуду до конца жизни…»

Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.

— Рюмку бодрящего, синьор?

— Э-э…?

— Бедовка? Ликер? — дружелюбно уточнил бармен. И чуть наклонился, обеспечивая между собой и сидящим у стойки алхимиком «интимное» расстояние. — Вы впервые на Кардонии?

— Э-э… да.

— В таком случае, рекомендую попробовать слэк — приотский коричный ликер. Гарантирую — вы никогда его не забудете.

Учитывая, что как раз сегодня Мерсе уже довелось пережить один незабываемый опыт, предложение бармена выглядело своевременным: раз занялся открытием неизведанного, почему бы не продолжить? К тому же Хасина тепло отзывался о шестидесятиградусном ликере, назвав его «одной из лучших смазок для внутренностей», которые ему доводилось пробовать, и предлагал присоединиться к дегустации, но Энди смутил горящий напиток.

— Решились?

— Только кофе, — промямлил алхимик. И почему-то затеял оправдываться: — До полудня предпочитаю обходиться без крепких напитков.

— Хорошее правило, — равнодушно отозвался бармен, отворачиваясь к турке.

— Мой капитан — человек строгих правил.

— Сочувствую.

— Я случайно зашел к вам. Сегодня э-э… мне довелось вынести нечто ужасное — меня бросили за решетку.

— Вы сбежали?

— Бабарский спас, — махнул рукой Энди. — Но я э-э… провел в участке всю ночь.

И вдруг подумал, что он практически каторжанин.

— Вчера многие упились, — поддержал тему бармен. В заведении было пусто, и разговор казался единственным спасением от скуки. — А все из-за фейерверка.

По залу начал расплываться аромат кофе.

— При чем тут фейерверк? — нервно осведомился Мерса.

— Красиво получилось, людям понравилось, — объяснил бармен. — А когда людям что-то нравится, они идут сюда. А после — в полицию.

— Ну… Э-э… Вам виднее.

— Ты, кстати, не знаешь, что за инопланетники устроили фейерверк? — Бармен выставил чашку. — Я слышал — лингийцы.