Карелия

В этот день я не рискнула дремать и регулярно аккуратно выглядывала и осматривалась по сторонам. И для моего развлечения Сосед мне показывал фильм, как обещал с Софи Марсо под названием "Весёлая пасха". Он сказал, что в этом фильме Марсо наверно столько же лет, как и мне сейчас. И вообще, я почти успела обидеться, когда он сказал, что покажет мне актрису, на которую я очень похожа, а там с начала фильма по-французски очаровательная Мари Лафоре, на которую я ну, никак не похожа. Откуда я знала, что французы своё кино вот так через голову снимают. Мне ужасно не понравился этот морщинистый старикан со сломанным носом, который там носится, как заведённый и всех женщин обманывает… На что Сосед очень развеселился, и сказал, что я ещё очень молодая и глупенькая, а Жан Поль Бельмондо, это по нашему Иван Павлович, как перевёл его имя Сосед, это безудержная харизма, бездна очарования и его сломанный нос, губы — пельмешки и многочисленные морщины только придают ему шарма и он кумир многих женщин во всём мире. А когда я выразила своё сомнение в его словах, он пообещал, что обязательно попробует показать мне фильм "Профессионал".

А Софи Марсо мне понравилась, хорошенькая девушка и наверно я на неё правда похожа, только нос у меня меньше, а глаза больше немного, но это лицо сильно меняет, и Сосед согласился. И наверно мне такая стрижка пойдёт, только вот боюсь, что мои волосы лежать не будут и придётся чёлку всё время с глаз убирать. И ещё мне показалось, что я более худенькая, а грудь у меня наверно чуть меньше, но это обычно, сейчас после беготни по этим лесам, мне наверно ещё отъедаться придётся… И вообще, мне показалось, что она выше и крупнее меня. Но я благодарна Соседу, что он так хорошо обо мне отзывается. Вообще, я обалдела от этих французских отношений и эмоций, машины бьют и ломают, друг с другом чёрте чем занимаются и всё на такой скорости и в суете, ужас просто. У нас комедии другие, хотя, если "Весёлых ребят" вспомнить… Как мы с Верочкой смеялись, когда первый раз смотрели, Верочка сразу после фильма заявила, что ей нужно второй раз смотреть, потому, что половину фильма она смеялась, а когда смеётся, то её пухленькие щёчки глаза подпирают и ей ничего не видно, а значит половину фильма она не видела, а только слышала…

Мне Сосед уже много фильмов показал. Но самый любимый это про капитана Титаренко "В бой идут одни старики"… Сосед потом спросил, кто из героев мне больше всего понравился и долго потом переваривал мой ответ. Ну, а что я сделаю, если, правда из всех мне больше всего понравился разбитной и подвижный грузин Вано, который, когда Кузнечик сбил свой первый Мессер в столовой кричал с жутким акцентом: "Какой сто грамм? Дарагой! Тебе чача нада! Чача!". Потом Сосед объяснил, что с такой реакцией он впервые столкнулся. Там почти все главные персонажи настолько сильно и красиво выведены, что на второстепенных уже как-то внимания не обращаешь, и всю любовь и внимание к себе притягивают Титаренко и Кузнечик, Ромео и Маша, Макарыч и Скворцов, чуть за ними Смуглянка, ну, и комполка с Зоей, наверно. А почему Вано, да потому, что живой, шумный, понятный и подвижный. Все главные персонажи — это слишком очевидно, а мне всю жизнь всегда было жалко и обидно за всех, кто остался в тени официального победителя, это я о спорте, если вы не поняли. И ведь тренировались не меньше, и победу часто определяет сущая мелочь, случай, если хотите, но все смотрят только на одного и первого, а есть не менее заслуживающие внимания вторые и третьи, четвёртые и пятые… Вот наверно из-за этой болезни спорта в стремлении определить единственного победителя, я спортом заниматься не стала… А дурость, когда в футболе или хоккее награждают всю заявленную победившую команду, а игрок может ни в одной игре на поле так ни разу и не вышел, так и просидел запасным, но вот медаль на груди и звание ЧЕМПИОН…

Так весь день тихонечко и просидели, чтобы вечером снова в сумерках рвануть вперёд изо всех сил. Уж сколько раз я так рвалась изо всех сил, руки, спина и плечи с уже не проходящей усталостью, они словно скукоженные, но зубы стискиваю и со скрипом заставляю их разгибаться, браться за вёсла и грести, грести, грести… Я это делаю уже почти не думая, автоматически, только переключаю режимы гребли с одновременной на попеременную и обратно. Руки уже перемотала новыми полосками ткани, нижняя рубаха уже скорее на маечку похожа, но эти повязки хоть немного защищают разбитые, стёртые израненные ладони. Я уже так привыкла к повязкам, что их совершенно не замечаю… И вот гребу отскочив от берега вдоль просматриваемого насквозь пляжа и очень надеюсь, что в серой хмари начавшихся сумерек меня припозднившиеся проезжающие с дороги не увидят. Гребла и гребла. Кстати, за весь день по дороге слышала ехали и ехали, с моего места дорогу было только слышно, а вот в просматриваемом далеко озере я патрульных финских баркасов не увидела. Был какой-то дымок на горизонте с запада и всё. Вот вчера видела в озере кто-то проплыл на юг. Впрочем один день наблюдения ни о чём принципиально не говорит, так, что делать из него выводы очень самонадеянно и опасно. Берег здесь идёт в юго-восточном направлении, вот параллельно ему и плывём. Пару раз проехали припозднившиеся машины и один мотоцикл, это я не по одинокой фаре сужу, у одной машины тоже всего одна фара была, а ещё и по хорошо различимому звуку мотоциклетного мотора. Гребла уже в полной темноте, но этот бесконечный пляж мне нужно преодолеть, а если рассвет меня застанет на нём, то всё было зря! Вот я и гребу и гребу, пока не понимаю, что настал предел, и я поворачиваю к берегу и снижаю скорость, ведь с прибрежными камнями мы уже имели радость познакомиться…

Вообще диковатое ощущение, плыть в темноте к берегу, со стороны которого слышны шлепки волн, но определить по ним расстояние не получается, потому, что звук очень большой протяжённости, и каждую секунду ждёшь удара, звука встречи с берегом и невольно притормаживаешь руки с вёслами, чтобы не разогнать лодку, а берега всё нет и нет… И вот наконец я ткнулась, но не в песок и не камни, а кажется в траву или тростник. Вообще, я повернула к берегу, не столько потому, что устала, устала я ещё когда только тронулась сегодня в путь, повернула потому, что последняя машина как раз где-то в километре позади выворачивала из леса по дороге и потом ехала вдоль самого берега. А это значит, что этот кусок пути мимо берега по самому краю которого идёт оживлённая дорога кажется остался позади…

Я развернула лодку и приткнулась к берегу кормой, чтобы вылезти и хоть на ощупь определить, что за берег передо мной. Оказалось не торстник, а вплотную подошли к воде густые кусты, а берег немного подмыт и вылезать пришлось немного наверх, на эту импровизированную ступеньку. Вот обратно получилось совсем не смешно, ведь ничего не видно и шагнуть с высокого бережка прямо в лодку не получится, да и люк ещё открыть нужно… Вот и пришлось ощупывать всё руками, сползать к воде на попе и расставив руки искать лодку, которая оказалась в двух шагах. Залезла в её нутро и отрубилась…

Проснулась я от покачивания лодки. Я так судорожно высовывала спросонья голову в свою смотровую дырку, что больно ободрала щёку об обледеневшие веточки мха. Было светло, а лодка дрейфовала по волнам метрах в пятидесяти от лесистого берега. Тут уж было не до размышлений, я схватилась за вёсла и направила лодку к берегу. Уже после разворота и когда берег приблизился метров до десяти, я уже более спокойно осмотрелась. На озере пустынно, вдали видна светлая прибрежная полоска песчаного пляжа, наверно там сразу за ним где-то идёт дорога… Но главнее сейчас было другое, мне очень не понравился северный ветер и набирающие силу волны, хотя здесь ветер дует со стороны берега фактически, а волны почему-то всё равно набегают с озера, не поперёк берега, а под углом, но скорее с запада, то есть почти поперёк ветру. А в берег волны бьют уже с пеной и накат весьма неприятен.

Откуда я знала, что у меня очень не много времени, не скажу, но действовала как автомат, направила лодку поперёк волн, чтобы найти любое укрытие, в котором смогу пересидеть разгул стихии, я откуда то знала, что в этот раз это шторм, а не просто сильный ветер, как был в прошлый раз…

В устье Тулоксы вошла с такой радостью, как входят домой после возвращения из дальнего странствия. То, что это Тулокса узнала позже, когда посмотрела карту и сопоставила все имеющиеся факты, вернее, это Сосед сопоставил. На входе в устье чиркнула днищем о намытую речкой банку, как раз лодка между волнами просела и нас укрыл от ветра высокий обрыв на северном берегу. Внизу под обрывом я и причалила…

Где-то вдалеке шумели поезда на железной дороге, гудками и свистками отмечались паровозы, дороги вообще не было слышно. Где-то по речке было изредка едва слышно заполошное кукареканье странного петуха, который плевал на время суток и голосил как попало. За изгибом русла и высоким обрывом на берегу ярилась Ладога, словно старая скандалистка, которая никак не могла успокоиться, что упустила меня и не может теперь достать. А здесь в тихом плеске несущей свою уже студёную воду речки и удивительном безлюдье я словно впала в какую-то прострацию. Я вытащила лодку на небольшой плёс, по которому немного прогулялась в первый день, но не носом или кормой, а боком. Глубина речки на повороте это позволила сделать, а цепь на всякий случай привязала к торчащему из обрыва корню…

Потом долго доедала остатки тушёнки. Последнюю банку я растянула на все эти дни. Она оказалась свиной, то есть почти полная банка белого перетопленного жира с редкими прожилками мяса. Вот и не стала я есть его половинами. А есть голый жир без хлеба и гарнира, к тому же холодный и застывший, это наверно не самое прекрасное блюдо, но я наслаждалась вкусом, мне так хотелось есть, что эта, в обычной жизни неудобоваримая еда едва бы в горло в таком виде полезла, сейчас с удовольствием я её рассасывала и слизывала с ложки и ужасно расстроилась, когда в банке больше ничего не осталось, хоть я скребла банку ещё минут двадцать, если не больше, выковыривая из углубления закаточного шва кажущиеся мне в нём остатки вкусняшки. Потом я не менее старательно со всех сторон облизала свою ложку и убрала её к часам и карте сверху в вещмешок. Больше у меня кушать нечего и ложку можно пока отправить в бессрочный отпуск… После еды мне показалось в корне неправильным просто выкинуть банку от такой вкусной тушёнки, и я вылезла, отошла в сторону и отбирая самый чистый песок насыпала им банку, после чего закопала в обрыве, но делать ещё бОльшую глупость пытаясь отметить место, куда я закопала банку мне показалось кощунственным, словно могила получится…

А потом в лодке я забылась полудремотой-полусном. Иногда я выныривала из этого состояния, прислушивалась к буйству стихии за обрывом и снова проваливалась в глубину своих снов-видений. В какие-то моменты я вспоминала какие-то события из своей жизни и переживала их заново, иногда я видела сны-фантазии, в которых со мной происходят вещи, которых со мной никогда не было, в своих снах я плакала и смеялась, я грустила и веселилась, но я точно знала, что это всё происходит со мной. А вот в других снах я вдруг чувствовала себя мужчиной, я вдруг ехала куда-то за рулём своей машины, то одна, то со мной в машине были мои друзья, я знала, что они мне друзья, то моя дочь, то женщины, разные. Но я их точно любил, а вернее, хотел, Сосед мне как-то объяснил разницу, когда я пыталась укорить его многочисленными связями. И я целовал этих женщин и был с ними в разных постелях и спальнях, а то и без постельных излишеств стоя или сидя в самых непригодных, с моей точки зрения, для этого местах. А потом мы сидели у костра на рыбалке и от булькающего котелка восхитительно пахло свежей ушицей… А потом я оперировал, я не понимала, что делаю в красных, пропитанных кровью тканях обложенных кровавыми тряпками многочисленными блестящими сверкающими в ярком свете инструментами, но я чувствовала, что у меня получается и внутри всё пело или не получается и я стараюсь и сержусь, и в результате добиваюсь своего… А потом отхожу от стола, сбрасываю в полную бросалку свои грязные перчатки, громко благодарю всех и выхожу из операционной, успев сбросить в предоперационной грязный халат, сполоснуть руки и накинуть не застёгивая свой обычный халат. И какое удивительное чувство этой дороги по пустому гулкому коридору от операционных до комнаты отдыха или по простому раздевалки, где можно сесть на продавленный дежурными хирургами старый диван, откинуться на спинку и закурить первую после операции самую вкусную на свете сигарету… И помнится разговор в раздевалке: