«Карьера» Русанова. Суть дела

— Начальство надо трясти.

— Вот-вот, — сказал бригадир. — Друг на друга и киваем. Мы на начальство: начальству, дескать, виднее. Начальство говорит: «Соревнование — творчество масс». Словами кидаемся, а дело стоит.

«Сознательный какой», — усмехнулся про себя Геннадий. Он хотел еще что-нибудь такое подумать, но уже было некогда. Приехали.

— Вот тут и разгрузимся, — сказал бригадир, когда они остановились неподалеку от распределительного щита. — Сейчас ребята лебедку подгонят.

— А чего ее гнать? — удивился Геннадий. — Вам же тут неудобно.

— Ближе нельзя. Плавуны там, откос рядом. Боюсь — загремишь.

— Ну да… Еще чего! На ровном месте спотыкаться — лучше дома сидеть.

— Попробуй, — согласился бригадир. — Парень ты вроде везучий… А то и правда — нам потом мороки много.

Геннадий подогнал машину под лебедку, присел было закурить и вдруг увидел, что глинистый откос, ничем вроде бы не угрожавший, едва заметно дрогнул под задними баллонами, явственно обозначив извилистую, постепенно расширявшуюся трещину.

— Скорее! — закричал он. — Ребята, живо! Плавун пошел!

Но все уже и без него увидели, что грунт стал оседать. Рабочие торопливо закрепили трансформатор, он повис в воздухе, и тогда Геннадий, стараясь не буксовать, тихо тронул машину.

— Выворачивай! — донесся до него голос бригадира. — Кренит!

«Заткнись ты, бога ради, зануда! — мысленно выругался Геннадий. — «Кренит!» Меня уже не кренит, а переворачивает кверху колесами». — Он что есть силы вывернул руль, дал полный газ — машина взревела, приподнимаясь на дыбы, прыгнула вперед и врезалась в стоявший рядом бульдозер.

Посыпались стекла.

«Доигрался, — тупо подумал Геннадий, вылезая из кабины. — Можно лапки поднимать. Привет автоинспектору Самохину».

Бульдозер стоял целехонький, даже не поцарапанный, зато на машине Геннадия шрамы были глубокие: помято крыло, фара вдребезги, капот тоже задело.

Собравшиеся вокруг горняки сочувственно шмыгали носами. Ничего, конечно, страшного, но «Татра» новая, блестит вся, и вот тебе на — рубцы по свежему лаку…

Бригадир тронул Геннадия за рукав.

— Не журись, парень… Хуже могло быть. — Он кивнул вниз, где пенилась желтая от породы вода. — А машину мы тебе залатаем, мастера у нас тонкие, марафет наведут, сам не поверишь, что с бульдозером целовался.

— Спасибо на добром слове, — сказал Геннадий. — Только тут работы на сутки, а мне в гараж надо.

— Прямо сейчас?

— Ну, не сейчас… Я с утра в рейс ухожу.

— До утра тебе наши мальчики реактивный двигатель поставят. — Он улыбнулся. — Как ни крути, а травма на производстве, так что предприятие отвечает. До полуночи готово будет… Тебя как зовут? Геннадий? А меня Семен. Семен Бурганов. Будем знакомы на дальнейшее. Заводи, поехали. Трансформатор тут и без меня установят.

Однако уже через минуту он попросил Геннадия остановиться, долго и громко с кем-то разговаривал, потом, снова садясь в машину, сказал:

— Давай-ка по дороге в клуб заедем. Представление кое-кому устрою.

Возле приискового клуба затормозили. Сеанс еще не начался, у входа курили. Геннадий хотел было остаться в машине, но почему-то вслед за Бургановым тоже пошел в зрительный зал. Бригадир быстро оглядел ряды, кого-то, должно быть, заметил, взобрался на сцену.

— Прошу внимания! — сказал он. — Гаспарян здесь?

— Здесь! — отозвались в заднем ряду.

— А Литвинов?

— Присутствует!

— Вот и отлично. Кафанова я сам вижу. Хочу сделать маленькое сообщение, товарищи! На третьем участке целую смену простаивает бульдозер. Нет транспортерной ленты. Нет троса. Кроме того, не готова линия пульпопровода. Ответственные за это товарищи присутствуют в зале, готовятся культурно отдыхать. Имею предложение — выставить их отсюда, чтобы они отправились на вверенные им участки ликвидировать прорыв.

В зале притихли.

— Демагог! — закричал кто-то, видимо, из тех, о ком говорил Бурганов. — Я тебе трос рожу, что ли?

— Роди, — спокойно сказал Бурганов. — Ты собираешься кино смотреть. Картина как называется, помнишь? Она называется: «Я отвечаю за все». Не стыдно тебе будет такую картину смотреть, если ты даже за свое кровное дело ответить не можешь? У меня все, товарищи, я тороплюсь. Может, кто вместо меня добавит…

Он легко спрыгнул со сцены и пошел к выходу. Даже в полутьме зала Геннадий успел заметить, что лицо у него теперь было вовсе не больным и потрепанным, как два часа назад, глаза помолодели, в них появился холодный, может быть, даже злой блеск, скулы резко очерчены, походка — и та изменилась.

— Они у меня сегодня совершат чудеса трудового героизма, — сказал он Геннадию. — Они у меня поработают, мать их так… Поехали в гараж, сдам тебя людям, потом дальше шуровать буду. Кончилось мое терпение.

В гараже, после того как Бурганов с кем-то поговорил за перегородкой, Геннадия встретили со всей душой. Через час, наблюдая за ребятами-умельцами, он уже почти не волновался за судьбу машины — будет как новенькая, может, еще и лишнего чего прибавят.

Вскоре вернулся Бурганов.

— Чего тебе здесь торчать? — сказал он. — Пойдем, посидишь в общежитии, чаю попьем.

— И правда, — согласился Геннадий. Устал я маленько.

— К вам туда начальство пошло, — предупредил Бурганова кто-то из слесарей. — И корреспондент вроде. Торопитесь, а то в газету не попадете.

— Любопытно, — сказал Семен. — Что за нужда у начальства наши койки проверять? Ну-ка, прибавим шагу.

Срезав дорогу, они вошли в общежитие вместе с двумя представительными мужчинами и молодой девушкой, в которой Геннадий сразу же узнал корреспондентку районной газеты, ту самую, что подвезла его недавно к Шлендеру.

— Председатель профкома, — кивнул Бурганов на одного из мужчин. — А другого не знаю. Из области, наверное. Сейчас председатель будет демонстрировать лучшую комнату, где живет лучшая на прииске бригада… Ну вот, видишь? Точно!

Группа остановилась возле одной из комнат. Председатель профкома тихо постучал, потом, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь. Лицо у него вытянулось. Геннадий и Семен, стоявшие позади гостей, тоже заглянули в комнату.

— Караул! — шепотом сказал Бурганов. — Председателю инфаркт обеспечен.