«Карьера» Русанова. Суть дела
Шрифт:
— Зачем?
— Что — зачем? — Черепанов, похоже, растерялся. — Экая вы… Зачем мужчина знакомится с женщиной, мне вам объяснять надо?
— Не надо. Вы за мной ухаживаете. Я правильно поняла?
— Правильно.
— Сколько мне лет, знаете?
— Двадцать восемь.
— Знаете, что я была замужем?
— Знаю.
— А для чего вы все это знаете?
— Значит, интерес есть. Не было бы, не знал… Погодите, не перебивайте меня. В прошлом году я отдыхал на Взморье, и там случайно прочитал в газете, в отделе знакомств, что некий гражданин хочет познакомиться… С кем бы вы думали? С несовременной девушкой.
— Странный поворот. Я, честно говоря, не поняла.
— Потом поймете.
— Погодите… Уж не я ли — эта несовременная женщина? Ну, знаете! — Она рассмеялась. — Поглядите на меня! Современней не бывает! Все, как у всех. Тряпки люблю. Вино пью. Музыку эту психопатскую слушаю — нервы будоражит. Самостоятельная, независимая, походка у меня, как у гренадера. Материться, правда, не научилась, так это не велика наука…
«Зачем я это говорю? Зачем? Барахтаюсь, несу всякий вздор, только боюсь, уже не остановиться…»
— Вы знаете, почему я замуж вышла? Очень просто, самый современный вариант. Чтобы уехать с мужем за границу, его как раз в Африку посылали, и я решила — вот тебе шанс, будешь лечить детишек. Обстоятельства помешали, а то бы не дрогнула. Вот и выходит: в душе — служение людям, идеалы всякие, а в поступках — дрянь!.. Такой оборот вас устраивает?
— Когда это было?
— Не так давно. Восемь лет назад.
— Сейчас бы вы этого не сделали.
— Да бросьте! Откуда вы знаете? Сделала, не сделала… Зачем вы себе придумываете бог знает что… — Она замолчала, чувствуя, что может наговорить сейчас что-нибудь несуразное, глупое, алое. Совсем сдурела девка. Не хватает только до конца рассказать ему эту гадость… Ну-ка, современная женщина, прямее спину! Расслабься, дыши глубже. — Не обращайте внимания, Сергей Алексеевич. Это от усталости.
— Я понимаю. Неуклюжий у нас разговор получился. Давайте снова о другом. Как по-вашему, почему Володя отказался ехать и Хабаровск? Конструкторское бюро ему предлагали, полную свободу.
— Не верит он в эту свободу. Говорит — опять заставят тачки делать с электронным управлением… Вообще, он сильно изменился. После смерти жены прямо окаменел, потом отошел понемногу. Теперь опять эти постоянные неудачи, возня какая-то глупая, заколдованный круг. Так ведь и комплекс неполноценности может развиться.
— Вот уж чего никогда не будет! У него, напротив, ярко выраженный комплекс полноценности. Редкое в наше время качество.
— Володя как-то в шутку сказал, что он смело смотрит в будущее, но для настоящего у него не хватает мужества.
— Правда? Хорошо сказал. Немногие так точно себя видят… Ну ладно, Наталья Васильевна, я все-таки кавалер, какой ни есть. Пойдемте пить кофе, потом я вас домой провожу.
Дома ее встретили ворчливо.
— Когда я задерживаюсь, ты мне замечания делаешь, — сказала Оля, — а сама… Папка, ты посмотри, она в одних туфельках!
— Дались вам эти туфли, — рассмеялась Наташа. — Я, может быть, на свидании была.
— Знаем мы эти свидания, — сказал Гусев. — Опять кого-нибудь подменяла, а мы с Олей пшенный концентрат кушали. Очень калорийная пища.
Он
сидел за столом благостный, почти торжественный.— Ты чего такой? — спросила Наташа.
— Хорошее настроение. Нарисовал небольшой чертежик. Начинаю утверждаться в мысли, что твой брат еще кое-что умеет. Ты не находишь?
Он взял лист бумаги, на котором только что чертил загогулины, сделал из него голубя и запустил по комнате.
— Видала? Это крушатся мысли, витают в воздухе, и нам остается только изловить их и посадить в клетку.
— Я очень рада. По такому случаю на табуретку не грех залезть.
— Это еще зачем?
— Ты разве не знаешь, что сделал Пушкин, когда закончил «Бориса Годунова»? Он взобрался на табуретку и стал приговаривать: «Ай да Пушкин! Ай да молодец!»
— Ничего подобного, — вмешалась Оля. — Он говорил: «Ай да сукин сын!»
— Оля! — поморщилась Наташа.
— Классиков надо цитировать точно. И потом, откуда ты взяла, что в дворянском доме была табуретка?
— Какое это имеет значение? Не табуретка, так этот, как его… Пуфик!
— Пуфик бы развалился.
— Я запру тебя в чулан, — пригрозил Гусев.
— А я, между прочим, действительно была на свидании, — сказала Наташа. — Мы с Черепановым пили кофе.
— Тоже подарок… Слышишь, Оля, тетка собирается улизнуть замуж и оставить нас холостяками… Твой Черепанов тот еще тип! Ты его опасайся.
— Вот еще новости! Сам-то ты с ним дружишь.
— Я с ним всего-навсего вместе работаю. Он хороший специалист, дельный бригадир, голова у него на месте. Но это еще не повод, чтобы я хотел видеть его своим родственником.
— Почему — бригадир? — удивилась Наташа. — Он же институт окончил.
— Ну и что? Теперь все кончают. Не велика заслуга.
— Просто отец боится, что ты нас бросишь, — сказал Оля. — Не умрем. Пшенную кашу, на худой конец, я тоже варить умею.
— Боюсь, мне самому скоро варить придется. Сбежишь в актрисы, и буду я один куковать. Как твое кино?
— Пока одни разговоры.
— Про что хоть фильм.
— Про любовь, наверное. Сейчас это главная тема, волнующая все человечество.
— Это всегда была главная тема, — сказала Наташа.
— Тебе видней, тетушка… Кстати, не надо ничего доводить до абсурда. Веки красить глупо, а губы можно было бы чуть обозначить. Для контраста…
4
Валя Чижиков сидел на скамейке и грыз семечки.
— Смотреть противно, — сказала Оля, присаживаясь рядом. — Плюешься, как верблюд.
— Зато полезно. Говорят, орехи надо есть, так где их взять? Не на рынке же покупать рабочему человеку?.. Что читаешь? — Он кивнул на книгу, которую Оля держала на коленях.
— «Кружилиха», Веры Пановой.
— Я начинал, да бросил. Не люблю про завод. Работать — это одно, а читать скучно. Нормы да расценки. Всю плешь проели.
— Ты «Робинзона» читал?
— Еще бы!
— А говоришь — скучно. Это лучший производственный роман. Прямо гениальный.
— Понимала бы ты в производстве, — он снисходительно посмотрел на Олю. — Это приключения.
— Ой, Валька! Тебе бы только семечки грызть. Ты подумай, зачем Робинзон в море отправился? За приключениями? Он за наживой погнался, он же купцом был, а вернулся философом. Он себя сам создал…