Карьера

— Успокойся…

— Ни за что! Ты всегда так поступаешь!

— Как?

— Врешь!

— Лиззи, молчание вряд ли можно назвать обманом. Согласен, поступил неправильно, нужно было тебе сообщить…

— Как ты мог не поверить, что я сохраню информацию в секрете!

— Дорогая, я доверяю тебе…

— Нет, ты мне не доверяешь! Даже не считаешь нужным делиться со мной важными новостями о собственной жизни!

— Ты же знаешь, что это не так…

— Да пошел ты! — взрывается Лиззи, швыряет бокал с шампанским на терракотовые плитки пола и пулей вылетает из номера, на пляж.

«Вот кретин, урод, козел… так ничему и не научился?»

Лиззи сидит у кромки воды, отрешенно созерцая глубокий синий залив. Подхожу и присаживаюсь рядом. Жена не замечает моего присутствия. Взгляд всё так же неотрывно направлен на горизонт.

— Выпьешь? — И протягиваю Лиззи бутылку. Жена молчит. Наполняю бокалы, один ставлю на песок перед любимой.

— С Рождеством! — Я поднимаю бокал.

— Не шути, Нед.

— Извини.

— А тебе вообще-то нужен наш брак? — неожиданно спрашивает жена.

— Ну конечно же! Ты для меня — всё…

— Не знаю, Нед, насколько ты искренен. Ты никогда не бываешь открытым. Оплачиваешь безумные счета, а мне велишь успокоиться. Скрываешь от меня важную информацию, и я вынуждена подозревать, что ты не доверяешь мне настолько, чтобы поделиться секретом.

Беру Лиззи за руку. Жена не вырывается.

— Милая, мне не хочется тебя терять…

Лиззи поднимает стоящий на песке бокал с шампанским и залпом его выпивает.

— С Рождеством, господин редактор! — безрадостно поздравляет она.

К вечеру между нами устанавливается напряженное перемирие. За ужином рассказываю жене о предложенном повышении, уверяя, что ничего против Чака не замышлял: всё придумал Креплин. Кажется, Лиззи не вполне верит моим словам. Беспокоится, как Чак отнесется к переменам, не сочтут ли меня в компании подлецом-заговорщиком, готовым ударить в спину. Называю предполагаемый оклад — и жена в радостном предвкушении, хотя и волнуется.

— Безумные деньги, — комментирует Лиззи.

— Разбогатеем.

— Жить станет проще.

— Гораздо. К тому же, как говорится, деньги дают свободу.

Солнечная безмятежность Невиса в конце концов вынуждает нас расслабиться, заставляет проводить остаток недели в праздности, просыпаясь не раньше десяти, завтракая на веранде, устраивать долгие прогулки вдоль побережья, поздними вечерами валяясь в кровати, избегая общества соотечественников, ужиная в одной из вонючих забегаловок (примитивных шалашей) на побережье, в которых подают омаров. Встречу Нового года отметили бутылкой шампанского и пьяным походом на пляж, где упали, запнувшись о песок, позволяя теплой воде залива омыть наши тела. Одежда промокла. Наплевать. Мы легли на спины, любуясь световыми спецэффектами ночного неба. После долгого молчания Лиззи произнесла:

— Вот если бы не возвращаться…

— Ну да…

— Нет, я серьезно. Предположим, мы послали бы прежнюю жизнь куда подальше. К черту карьеру, стрессы, бесконечный подхалимаж, бессонные от волнения ночи, коллекционирование лишнего барахла…

— И что предлагаешь взамен? Поселиться на острове вроде Невиса, переехать в тростниковую хижину?

— Красивая мечта, правда?

— В мечтах все очень привлекательно, но…

— Знаю. Нужно возвращаться к действительности.

— Именно. К действительности.

И ранним утром следующего дня мы вернулись, сменив солнечное марево Вест-Индии на пепельно-серое манхэттенское небо.

Почти всю новогоднюю ночь не мог заснуть. С рассветом развалился на диване, вглядываясь в яснеющий небосвод.

Принял душ. Побрился. Надел темно-серый двубортный костюм и вернулся в спальню: Лиззи заворочалась в кровати.

— Выглядишь, как начальник, — похвалила она и легко поцеловала в щеку. — Удачи!

Вхожу в здание. Поднимаюсь на лифте на одиннадцатый этаж. Дверь открывается, и… И появляется Дебби Суарес. В полном отчаянии. Красные, опухшие глаза — точно девушка проплакала несколько часов. Рядом — Хильди Хайман. Вместо лица — застывшая, потрясенная маска. Обе несут коробки с бумагами, между ними — большая, мускулистая баба с лицом, напоминающим ломоть тюремного хлеба, одетая в темно-синюю форму, в похожей на полицейскую фуражку, на которой, чуть пониже кокарды, — логотип: «КОРПОРАТИВНАЯ ОХРАНА».

— Дебби, Хильди… Что стряслось? — уточняю я.

Суарес разрыдалась:

— Гады… поганые сволочи…

Охранница мягко подталкивает женщин к лифту.

— Нас предали, мистер Аллен, — поясняет Хильди. — Я так и знала: немецкие выродки…

Кабина закрывается, и сотрудницы пропадают.

Оборачиваюсь. Передо мной, на подступах к дверям в офис «Компу-Уорлда», — два охранника. За стойкой приема посетителей — охранница. Сквозь стеклянные окна, ограждающие пространство, где сидит женщина, вижу, как нескольких подчиненных из отдела телефонных продаж ведут по коридору еще несколько тяжеловесов из секьюрити. Я потрясен. Онемел. Прирос к месту.

А охранница за стеклом спрашивает:

— Чем могу помочь?

— Я здесь работаю.

— Вы — сотрудник «Компу-Уорлд Инкорпорейтед»?

— Директор регионального отдела продаж по…

Сотрудница охраны нетерпеливо щелкает пальцами и требует:

— Удостоверение.

Вытаскиваю бумажник, протягиваю ламинированную пластиковую карточку, служащую пропуском в мир «Компу-Уорлда». Женщина кладет удостоверение на стойку и находит мое имя в списке. Затем кивает одному из вооруженных охранников, стоящих перед входом:

— Верно, мистер Аллен… Лоренцо проводит вас в отдел персонала.

Меня бросает в жар. Отдел персонала — расстрельный ряд, отдел, занимающийся оформлением новых сотрудников и увольнением старых.

— Могу я встретиться со своим руководителем, мистером Занусси?

— Мистер Занусси у нас больше не работает.

— А Клаус Креплин?

— Мистер Аллен, если вы пройдете вместе с Лоренцо в отдел персонала…

Мой голос срывается на визг:

— Никуда я не пойду, пока не переговорю с паршивцем-Клаусом!