Карфаген должен быть разрушен (др. изд.)
Шрифт:
— Но наши рабы преданы Деметрию, — перебил Диодор. — Он добр и никогда их не наказывает.
— Даже если раб предан господину, он выдаст тайну под пыткой. Ты же знаешь, что допросы рабов в Риме производятся только под пыткой, — возразил Полибий. — И вообще о наших планах не должен знать никто, кроме тебя и царевича. Но и в ваших разговорах мое имя не должно упоминаться. Пусть я буду для вас «врачом». Обо мне можно говорить лишь так: «врач сказал», «врач советует», «пойду к врачу».
— А что же делать с рабами? — растерянно проговорил Диодор.
Полибий задумался:
— Не ездил ли Деметрий за город? Не увлекается ли охотой?
Диодор
— Как же! Охота — его страсть.
— Великолепно! — воскликнул Полибий. — Значит, рабы привыкли, что господин охотится, и не удивятся, если их, разбив на две группы, отошлют к месту предполагаемой охоты.
— Да ты настоящий стратег! — с восхищением проговорил Диодор. — Когда Деметрия не будет, рабы не скоро всполошатся, решив, что он с другими!
— Мой друг придет за вами вечером, — продолжал Полибий. — Приготовьтесь к дороге и оденьтесь, как охотники. Лишних вещей не брать. Оставьте все на своих местах, чтобы казалось, будто господа отлучились ненадолго. Доброго вам пути!
— А я… Что я могу тебе сказать? — проговорил Диодор взволнованно. — Такие услуги не забываются, и мой повелитель не забудет о человеке, вытянувшем его из ромейской трясины. До встречи, Полибий!
Полибий хлопнул себя ладонью по лбу:
— Чуть не забыл! Мой друг передаст тебе резную доску работы Александра, сына Персея. Отвези ее Лаодике.
Я БУДУ ТЕБЯ ЖДАТЬ
Элия смотрела на юношу удивленно и испуганно, словно его не узнавала.
— Андриск! Где же ты был? Даже Блоссий ничего о тебе не знает…
— Учителю я написал. Тебя — должен был увидеть.
Он взял в свои руки тонкие пальцы Элии и поднес их к губам. Повеяло морем, близ которого они бродили в то первое для них лето, и вновь возникло ощущение неправдоподобного счастья.
Элия молчала. Еще не высохшие слезы сверкали на щеках.
Они долго вспоминали свои короткие встречи и не могли наговориться.
Наконец Андриск с усилием проговорил:
— Мне надо уходить, Элия.
— А как же я? — В голосе ее звучал ужас.
Он оглянулся, чтобы убедиться, что они одни.
— Как тебе объяснить? Понимаешь, я должен убить дракона.
— Дракона? — растерянно повторила она. — Но это же моя выдумка, сказка!
— Нет, не сказка! — отозвался Андриск после долгого молчания.
Подняв руку, он очертил ею полукруг во весь размах:
— Он огромен, и пасть его полна острых зубов. Своим туловищем он придавил круг земель от моря до моря, и никто не может поднять головы. Народы дрожат под его железной пятой. Цари раболепствуют перед ним и приносят ему кровавые жертвы.
— Но ведь это Химера! — воскликнула Элия. — Ее убил Беллерофонт!
— Нет, не Химера. У Химеры было три головы. Новый дракон — о семи головах. Страшное, ненасытное чудовище…
— Милый, опомнись! О чем ты говоришь?!
— Я должен его уничтожить! — упрямо повторил Андриск. — И после того я вернусь. На Форуме появится колесница, запряженная белыми конями. Я буду царем…
— Как это прекрасно! Но можно ли стать царем, им не родившись?
— Можно, если очень захотеть! — ответил Андриск, покрывая лицо девочки поцелуями. — Великий народ, потерявший своих царей и вместе с ними свободу, призовет меня к себе, вручит корону, даст меч и благословит на схватку с семиглавым драконом.
— Я не понимаю, о чем ты, Андриск, — сказала Элия, — но я верю тебе, и знай,
я буду тебя ждать.Андриск растерянно взглянул на Элию. Теперь он не понимал, о чем она говорит, ведь ему было известно, что в римской семье всем распоряжается отец.
— Разве такое возможно? — пробормотал он. — Тебе не дадут ждать, девочка!
— Я знаю, как это сделать, Андриск. Ведь я римлянка.
И хотя Андриск по-прежнему ничего не понял, он закивал головой и воскликнул:
— Вот мы и поклялись в верности друг другу!
— Да помогут тебе боги, Андриск! — сказала Элия и отвернулась, чтобы скрыть хлынувшие слезы.
«СЫН МЕЛЬКАРТА»
Солнце уже стояло высоко, когда Деметрий и Диодор, покинув трюм, поднялись на нос корабля. Влажный ветер трепал волосы, вздымал края хитонов. Дышалось всей грудью.
Слева по борту тянулись покрытые черными лесами холмы, среди которых, как драгоценные камни, блистали белые виллы. Деметрий то следил за разворачивающимся берегом, то, наклонившись, разглядывал зеленоватые валы, рассыпающиеся сверкающей пылью. Ему было все внове. Диодор радовался удачному побегу и мысленно строил планы возвращения в антиохийский дворец.
Шум шагов заставил обернуться. Перед ними был человек толстый, как пифос, с красным лицом и седеющими волосами. Не трудно было догадаться, что это глава священного посольства Гасдрубал.
— В Египет торопитесь! — проговорил толстяк неестественно тонким для своего телосложения голосом.
— В Александрию, — небрежно бросил Деметрий. — Наш юный Птолемей…
Заметив, что Диодор вытаращил глаза, царевич оборвал фразу на полуслове. На лбу у него выступил пот.
— Можешь не продолжать, красавчик! — злорадно прошипел карфагенянин. — Сразу видно, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Юный Птолемей в Киренаике правит. А насчет беглых рабов в договоре между нашим городом и Римом есть особая статья, и я ее выполню, хотя бы мне пришлось еще на один день опоздать в Тир.
— Это низко! — закричал Деметрий. — Тебе же заплачено!
— За свободнорожденных египтян, членов посольства, а не за беглых.
— Не беглые мы! — вмешался Диодор, обретя дар речи. — Перед тобой, почтеннейший, царевич Деметрий, сын Селевка, внук Антиоха Великого, принятый ромеями в заложники. Я же — его воспитатель и советник.
— Царевич! — расхохотался карфагенянин. — Царевичем себя каждый назвать может. Это доказать надо!
— Доказать! — вспыхнул Диодор. — Когда великий Ганнибал у Антиоха Великого, моего благодетеля, убежища просил, доказательств не требовали. Я был тогда при дворе и помню, какой прием оказали твоему соотечественнику. И ведь не мы, сирийцы, решили выдать Ганнибала, хотя договор с ромеями это предписывал. Антиох его предупредил, и Ганнибал бежал в Армению. Все это на моих глазах было. Но если ты хочешь доказательств…
Диодор засунул руку за хитон и, выворотив внутренний карманчик, вытащил монету, блеснувшую на солнце.
— Сравни, почтеннейший! Похож внук на деда?
Гасдрубал отстранил монету.
— Я тебе верю, старик, — проговорил он вполне дружелюбно. — Антиохийку я на взгляд узнаю. Чистое золото, без обмана. И откуда бы ей у беглого раба взяться? — продолжал он, рассуждая сам с собой.
— И не каждый свободный ее имеет, — вставил Диодор. — Ведь это неразменная монета из рук самого Антиоха мне за усердие пожалована. Я ее все эти годы храню как талисман.