Карфаген должен быть разрушен

— Прекрасно сказано! — воскликнул Блоссий. — Но когда я был рабом…

— Ты был рабом! — воскликнул Полибий. — Но как же…

— Ты хочешь сказать, откуда у меня этот дом, эти книги, ученики? Судьба вновь показала свое всесилие. В Кумах появилась бешеная собака. В тот день, случайно оказавшись поблизости, я ее убил и вместе с другим рабом спас жизнь юной римлянки. Мы оба получили свободу. Я стал учить детей.

— Удивительное стечение обстоятельств.

— Вот именно. Но Зенон учит, что человек не должен ждать своей судьбы, он должен идти ей навстречу. Вместе со мной свободу получил юноша. С тех пор я учительствую, а он скупает шкуры для нашего патрона Филоника…

— Филоника? — перебил Полибий.

— А разве ты с ним знаком? — удивился Блоссий.

— Нет. Но я случайно встретился с юношей, скупавшим шкуры для Филоника. Скажи, как зовут твоего юношу и откуда он родом?

— Он эпирец Андриск.

— Андриск, сын Исомаха?

— Да, но откуда тебе известно имя его отца?

— Моего вольноотпущенника, тоже эпирца, зовут Исомахом, и он тоскует о своем сыне Андриске, их разлучило рабство.

— Это отец Андриска! — воскликнул Блоссий. — Все эти годы Андриск ищет его. В Риме ему удалось узнать, что отец достался Катону. Юноша объехал поместья Катона, рассыпанные по всей Италии!

— И напрасно! — вставил Полибий. — Катон почти сразу же продал Исомаха своему родственнику Эмилию Павлу, а Эмилий в благодарность за услуги подарил Исомаха мне, и, разумеется, я дал ему свободу.

Глаза Блоссия увлажнились.

— Вот видишь, — проговорил он, — Фортуна избрала тебя для соединения разлученных душ.

— Да! Это удивительно, — согласился Полибий. — Но еще более странно то, что Андриск похож на Александра, сына Персея.

— Похож? На царевича? — переспросил Блоссий.

— Да, так бывают похожи близнецы.

Лицо Блоссия помрачнело.

— Тебя это пугает? — насторожился Полибий.

Блоссий грустно покачал головой:

— Девочка, которой мы спасли жизнь, — знатная римлянка. Она полюбила Андриска, а Андриск, как все истинно влюбленные, не раскрывает своих чувств. Но однажды я увидел, как он любуется Элией, и мне стало страшно.

— Дорогу в твой дом мне указала судьба, — сказал Полибий. — Представляю, как будет счастлив Исомах! Привело же меня к тебе желание отыскать очевидцев взятия Капуи Ганнибалом.

— Очевидцев? — переспросил Блоссий, переводя взгляд на стену.

Проследив за ним, Полибий увидел на стене деревянную доску с портретом человека средних лет, в тоге.

— Вот он, очевидец, лучший из всех, кто рассказал о Ганнибале в Кампании и Ливии.

— Кто этот римлянин? — спросил Полибий.

— Италиец! — подчеркнуто поправил Блоссий. — Вечная ошибка твоих соотечественников, связывающих тогу только с Римом и римлянами. Между тем первыми в Италии ее стали носить этруски, а за ними мы — кампанцы. Перед тобою Гней Невий.

— Я читал его поэму о первой войне Рима с пунами, — сказал Полибий. — Как ни странно, до меня ее читал македонский царь Персей. Поэма Невия попала в Рим вместе с библиотекой несчастного Персея.

Блоссий достал с полки футляр и с благоговением вынул из него свиток.

МЕЛИ, МЕЛИ, МЕЛЬНИЦА

Голос Полибия был слышен уже в вестибуле. «С кем он разговаривает так громко?» — подумал Публий и остановился. Стало явственно слышно:

Мели, мели, мельница, ведь и Питтак молол

Властитель Митилены Великой.

Учитель декламировал. Точнее, пел. Раньше этого за ним не наблюдалось.

— Кажется, у тебя хорошие новости! — спросил Публий, вступая в таблин. — Письмо из дома?

Полибий пожал плечами.

— Из Ахайи, как всегда, нет вестей, ни хороших, ни дурных. Но вот послание из Уттики! Полюбуйся!

Он протянул юноше свиток. Публий быстро его развернул.

— Но это стихи, латинские стихи, кажется, превосходные. Кто этот римский поэт, если не ошибаюсь, поклонник Ганнибала?

— Италийский, — поправил Полибий с той же интонацией, как это произнес в Кумах Блоссий. — И не каждый, кто пишет о Ганнибале, его поклонник. Ведь и я пишу о великом карфагенянине, хотя считаю себя поклонником Сципиона Африканского. Но не буду тебя мучить загадками. Это стихи Гнея Невия. Поэма написана в Уттике, где Невий находился в изгнании. С тех пор как я владею этим сокровищем, я — счастливейший из смертных. Даже стал петь.

— Это я слышал! — вставил Публий.

— С помощью Невия я открыл для себя истину, понял, почему герои моей истории напоминают чучел. Ведь на войне не только сражаются, побеждают и терпят поражения. На войне еще и любят! Чем была история Троянской войны без Гекубы, Андромахи, Кассандры, наконец, без Елены?

Схватив со стола свиток, Полибий поднял его над головой.

— Теперь в этом доме, Публий, поселилась тень Софонибы. Я с ней беседую по ночам, чтобы узнать то, о чем умолчали ученые сухари. А если прибавить еще Клио, то…

— Я вижу, у тебя маленький гарем теней, — улыбнулся Публий, — и, кажется, ты можешь не вступать в брак.

— Оставь свои намеки, мальчик, — проговорил Полибий дрогнувшим голосом. — Мне ли теперь думать о женитьбе, когда пошла моя история. Нет, не пошла — полилась, запела. А вместе с нею пою и я! «Мели, мели, мельница…»

— Мели, мели, — одобрительно проговорил Публий. — Я не буду тебя спрашивать, кто эта матрона с таким странным именем. Надеюсь познакомиться с ней в твоей истории. Я рад, что работа движется. Но и ты порадуйся за меня и вместе со мной!

— Новое назначение? — спросил Полибий.

— Не угадал! На этот раз свадьба! Жду тебя утром у дома Корнелии. Не опаздывай.

«Семпрония! — мелькнуло в мыслях Полибия. — Эта девочка! Да, время быстротечно. Значит, эти два римских рода соединились еще раз. Пока я занимаюсь прошлым, Клио вовлекает в свой магический круг новых персонажей. Тиберий и Гай — еще мальчики, а Семпрония становится матроной. У Корнелии одной заботой меньше. Может быть, теперь…»

— Скажи, Публий, — произнес Полибий, нахмурив лоб, — у вас тоже приносят жертвы Гименею?

— У нас нет Гименея, — отозвался юноша. — У нас лары [60] . Кстати, прихвати с собой побольше орехов.

— Обязательно, — проговорил Полибий таким тоном, словно ему было известно, что делают римляне на свадьбе с орехами. И снова запел:

Мели, мели, мельница!

Обернувшись к Публию, он шлепнул себя по лбу:

— Теперь я понял, почему мне не дают покоя эти строки. В поэме Невия есть приписка: «Мы не рабы, привязанные к мельничному колесу судьбы. Мы свободны, как ветер».

60

Лары — у римлян духи-покровители семейства, рода и пр.