Карфаген должен быть разрушен

— Тебе что-нибудь говорят эти варварские названия? — спросил Телекл, не дождавшись конца чтения.

Полибий дернул плечами.

— Удивляюсь, откуда у них столько жалких городов.

— На каком же нам остановиться? — В голосе Телекла звучала озабоченность. — Бывают города на гиблых местах.

— Придется положиться на слух. В имени Больсенна звучит что-то коварное, затягивающее. Кортона — каркает. Перузия сулит скорую смерть. Может быть, выбрать ее, чтобы не мучиться?

— Тебя ли я слышу! — воскликнул Телекл.

— Остается Альба Фуцинская. Первую часть этого названия я могу истолковать как «белая».

— Ты прав! Снежные горы здесь называются Альпами.

— Вот-вот! Высота, белизна! Возьмем этот город.

— Возьмем! И побыстрее, пока он не приглянулся другим.

Мимо растерявшихся людей Полибий и Телекл прошли к писцу, восседавшему на стуле.

— Выбрали? — спросил тот по-эллински.

— Нам Альбу Фуцинскую, — проговорил Телекл.

— Можно и Альбу! Назови свое имя.

— Телекл, сын Филодама.

Писец долго искал в свитке имя «Телекл» и, отыскав его, что-то написал в другом свитке напротив первого города.

Не поднимая головы, он обратился к Полибию:

— А ты?

— Полибий, сын Ликорты.

Писец отложил свиток и произнес торжественно:

— Для тебя, Полибий, свое назначение. Там твоя повозка. Тебя отвезут к месту.

— Но мы хотим вдвоем! — воскликнул Полибий. — Глашатай объявил по двое и по трое.

— Кому вдвоем и втроем, — проговорил писец, отчеканивая каждое слово, — а тебе одному. И слово «хотим» надо было дома оставить, Полибий, сын Ликорты!

— Я останусь один! — воскликнул Телекл. — Один на чужбине, в какой-то проклятой богами Альбе! И мой Критолай не сможет отыскать моей могилы!

— А где буду я? — угрюмо протянул Полибий. — Может быть, меня отделили потому, что я гиппарх [16] и нуждаюсь в особо строгом надзоре?

Они обнялись и долго стояли, не в силах оторваться друг от друга.

ФИЛОНИК И АНДРИСК

По кривой римской улочке шли двое — плотный лысый человек в дорожном гиматии с капюшоном и худенький мальчик в рваном хитоне, босой, со светлыми, давно не чесанными волосами.

16

Гиппарх — начальник конницы, второе по значению должностное лицо в Союзе ахейских городов-государств. Полибий занимал должность гиппарха в 169–168 гг. до н. э. К этому времени ему было немногим более тридцати лет.

— Вот так, Андрокл, — проговорил лысый по-гречески. — С этого дня у тебя начинается новая жизнь.

— Меня, господин, зовут Андриском, — буркнул мальчик.

— Как захочу, так и назову, — отозвался лысый без злости. — Ведь ты раб. И еще, — добавил он, почесывая висок мизинцем, — благодари богов, что твой господин — Элий Пет.

Улочка, змеившаяся вверх, начала спускаться под гору. Двухэтажные дома с неизменной лавчонкой на первом этаже сменились лачугами, жалкими и неряшливыми. Пахнуло гнилью. Видимо, неподалеку была городская свалка.

— Куда мы идем, господин Элий? — осмелился спросить Андриск.

Лысый рассмеялся:

— Какой я Элий! Элий — римский сенатор и консул. Стал бы Элий пешком по Риму ходить? Меня зовут Филоником. Я был рабом Элия, как сейчас ты. А моя супруга Гликерия — рабыней, кормилицей его дочурки. Когда та подросла, господин отпустил Гликерию на свободу и меня с ней заодно. У нас денег хватило свое дело завести, мастерскую в Кумах. Туда мы с тобой и идем. Рабов же я на господские деньги покупаю. И товар продаю. Доход с господином пополам, по справедливости. А дом, что в Кумах, господский. Мастерская наша скорняжная. Работа не чистая. Да и кожи не фиалками пахнут. Но на судьбу не жалуюсь.

Навстречу им двигался человек со странным сооружением на голове. За ним другой. Подойдя ближе, мальчик увидел, что идущий впереди совершенно гол, а на голове у него колодка, куда всунуты руки. При виде прохожих тот, кто шел сзади, с размаху ударил голого бичом по спине.

Филоник взял мальчика за руку и стал вместе с ним у забора, чтобы пропустить идущих.

— Беглый! — произнес он, когда стихли свист бича и стоны. — Обычно такого зрелища римляне не пропускают, но сейчас на Форуме интереснее. Я же на раба никогда руки не подниму, хотя Элий мне власть дал. Рабы меня между собой «добряком» называют. Но тех, кто плохо работает, я продаю и деньги возвращаю господину.

Они подошли к городским воротам. Двое стражников, опершись на копья, переговаривались на своем каркающем языке.

— Судьбу свою клянут! — пояснил Филоник, когда ворота остались позади. — Сегодня на Форуме покажут гладиаторов. Народу будет дано угощение. А им пост покинуть нельзя!

УТРО ПОЛИБИЯ

Рядом с Полибием стоял человек с усталым, невыразительным лицом. Потускневшие глаза. Дряблый подбородок с порезами от бритья. Трудно поверить, что это сам Эмилий Павел, победитель Персея.

— У меня дома книги, — начал ромей, легко выговаривая слова чужого языка. — Я хочу сказать — библиотека царя Персея.

«Начало хорошее! — подумал Полибий. — Книги, значит, не тюрьма».

— Двадцать мешков книг. Свиткам тесно.

— Понял! — подхватил Полибий, не узнавая своего голоса, приобретшего заискивающие нотки. — Свитки надо вынуть, просушить, сложить…

— По авторам и предметам, — добавил Павел. — Философа к философу. Историка к историку. Я же покину этот дом. Он будет библиотекой.

Ромей внезапно умолк. По лицу его пробежала тень. Он повернулся и быстро вышел.

Не успел Полибий опомниться, как из-за колонны вышел черноглазый человек.

— Меня зовут Исомахом, — представился он. — Я — раб Эмилия Павла. Господин приказал тебе прислуживать. Я из Эпира. О судьбе нашего народа ты, верно, знаешь.

— Я — Полибий, сын Ликорты, ахеец. Мы, ахейцы, не успели заключить договора с Персеем. Поэтому нас не обратили в рабство, а потребовали выдачи тысячи заложников. Я — один из тысячи.

— Ваше счастье! Нас же выгнали из домов, заковали в цепи, посадили на корабли. Теперь города Эпира пусты. Ни людей, ни животных. Моя родина превращена в пустыню.

— Да, это страшно, — посочувствовал Полибий. — В один день превратить целый народ в рабов! На это способны только ромеи. Но ты догадываешься, почему они так жестоко поступили именно с вами, а не с теми, с кем вели войну?

Исомах задумался:

— Может быть, потому, что наш Пирр вторгался в Италию и громил ромеев?