Карфаген смеется

— Мы на пути к богатству, моя голубка. Думаю, что мне известно, где найти Колю.

На Эсме это не произвело большого впечатления. Мой Коля казался ей мифом, символом надежды, а не реальности. Она, как правило, расстраивалась, стоило мне упомянуть его имя. Ей требовалось что–то более конкретное.

— Обещаю тебе, Эсме, что мы скоро избавимся от всего этого. — Я сидел на кровати и стискивал ее руки, а она жевала конфеты. — Коля поможет мне реализовать проект «Аэронавигационной компании».

Вот и все, что я мог ей сказать. Теперь требовалось срочно подыскать какое–то укрытие, где нас не найдут Бродманн и его чекисты. Даже Эсме заметила, с какими предосторожностями я в тот день запирал дверь. Я снова вышел на улицу в шесть часов вечера, наказав ей сидеть дома и открывать только мне по условному сигналу.

К тому времени как я пришел к «Липпу», начался дождь. На улице было пасмурно, но декоративные медные панели и зеркала в ресторане ярко блестели. Это было старомодное двухэтажное семейное заведение, его посещали самые разные люди, в том числе и евреи. С некоторой нервозностью я толкнул вращающуюся дверь, вошел внутрь и обратился к метрдотелю. Зал уже был переполнен. Метрдотель спросил, заказывал ли я столик. Когда я ответил отрицательно, он покачал головой. Мне показалось, что он мог бы впустить кого–то другого, но моя внешность ему не понравилась. Подавленный, я вышел на Сен–Жермен. Я заходил во все магазины подряд и подолгу стоял у дверей, следя за входом в ресторан и надеясь увидеть Колю. В конце концов я отправился домой. Моя одежда уже поистрепалась, но если бы я облачился в один из своих мундиров, то стал бы ходячей мишенью для убийц из ЧК. Я решил, что должен купить себе новый костюм.

Назавтра, ближе к полудню, я вновь отправился к Сереже. К тому времени я уже обдумал, как сопротивляться его домогательствам. Он отворил дверь, сонно моргая, но сразу оживился, завидев меня. Сережа накинул цветастое шелковое кимоно, затянуть пояс он не потрудился. Несомненно, Сережа надеялся, что вид его обнаженных бедер и гениталий подстегнет мой интерес. Мне уже было знакомо и то и другое. У меня сохранились самые подробные воспоминания о происшествии в поезде, когда он занимал верхнюю полку, а я — нижнюю. Однако я не смог ему помешать, когда он поцеловал меня в губы (от него разило перегаром) и обнял за талию. Потом Сережа потянулся к бюро и достал оттуда кокаин, предложив мне нюхнуть с той же легкостью, с какой обычно предлагают выпить кофе. Разумеется, я согласился. Он постепенно припомнил наш последний разговор:

— Что тебе сказал доктор, Димка? Ты уже окончательно вылечился?

— Почти. Лучшее лечение — какая–то примочка, но доктор говорит, что эта штука дорого стоит. Все прочие способы гораздо медленнее.

— Ты спал с кем попало, Димка. Я всегда подозревал, что у тебя задатки маленькой шлюхи. — Вернувшись к столу, он открыл ящик и вытащил еще несколько купюр. — Этого хватит на примочку?

Я с трудом овладел собой: подобное унизительное предположение пробудило во мне ярость, но эта же ярость помогла мне без зазрения совести принять его деньги. Пусть извращенец думает что угодно! Я никогда не стал бы спать с ним. Да, существует такая вещь, как любовь между мужчинами. Я не отрицаю, что испытал подобное. С любой красивой женщиной можно заняться любовью, пусть это будет всего лишь увлечение на час, но мужчина, который вызывает подобное желание, должен быть выдающимся во всех отношениях, и мне за всю жизнь встретился только один такой человек, а женщин, которых я по–настоящему любил, было две. Я провел у Сережи немного времени, поговорил с ним о труппе и его гастрольных планах, о его ссоре с администратором («Говорят, что я слишком много пью. А я отвечаю: кто сможет не пить, имея дело с такими тупыми деревянными балеринами, с трудом ползающими по сцене!»). Он спросил, где я живу. Не было никакого смысла ему лгать, и я сообщил, что живу на рю де ла Юшетт.

— Но это — убогое место! Тамошние забегаловки кошмарны! Туда нужно приходить со своим хлебом, ножом и вилкой! О мой дорогой Димка, это ужасно!

Было неблагоразумно упоминать об Эсме.

— Я ехал в Англию, — сказал я. — Путешествовал с другом. Друг решил поехать дальше без меня, прихватив почти все мое имущество, включая документы.

Он пришел в ужас и начал шумно выражать свое сочувствие. Это обеспечило мне еще порцию кокаина. Сережа старался не прикасаться ко мне.

— О мой дорогой. Как только твоя проблема будет решена, ты переберешься ко мне. У меня очень много комнат, как ты сам видишь. У тебя будет отдельная спальня. И особый гардероб. Я буду тебе очень рад. Сам же знаешь, что ты всегда нравился мне, Димка.

Я притворился, что эта перспектива меня восхищает:

— Как замечательно, Сережа! Я сейчас вернусь к доктору и узнаю, есть ли у него примочка. Это, должно быть, займет всего несколько дней.

— Бедняжка! Я понятия не имел, что ты так ужасно страдаешь. Что произошло? Ты цеплял женщин? Или бельгийцев? Судя по моему опыту, они никогда не знают, есть у них вши или нет. Вот мое правило, милый Димка: никогда не связывайся с женщинами и бельгийцами и будь осторожен с американскими трансвеститами. Они не меняют нижнее белье. Но ты ведь знаешь все про Пигаль, не так ли?

— Не волнуйся. Я с ними никаких дел не имел. В этом случае, однако, я полагаю, во всем виноват турок.

— О, ну конечно, турки! — Сережа вздрогнул. Я понял, что турецкие вши по какой–то невообразимой причине кажутся ему самыми отвратительными. — Бедняжка! Тебя изнасиловали?

— Когда–нибудь я расскажу тебе о своих приключениях в Константинополе, Сережа. Ничего, если я вернусь завтра в это же время?

— Конечно, мой дорогой. Или сегодня вечером, когда я вернусь домой. Нет! Не сегодня вечером. Да, утром. Сразу после двенадцати. Чудесно.

Я пошел прямо в магазин одежды на улицу Тюренн. К счастью, моя фигура, за исключением некоторых округлостей, всегда оставалась прекрасной: настоящий мужской стандарт. У меня не возникло ни малейших трудностей при выборе костюма–тройки, новой рубашки, нескольких воротничков, галстука и ботинок. Сережиных денег — включая то, что осталось с прошлого раза, — хватило на оплату счета. Я вышел из магазина уже в новой одежде, прочие вещи я нес в аккуратном свертке.

Когда я вернулся на рю де ла Юшетт, местные клошары посмотрели на меня с любопытством. Я вошел в убогий подъезд и поднялся по лестнице. Эсме уже встала с постели. Она сидела в халате за столом, медленно заполняя бланк, вырванный из журнала.

— Это конкурс, — сказала она. — Приз — поездка на двоих в Египет.

Я не стал ей говорить, что журнал старый. Ей не следовало терять надежду, пока надежда оставалась у меня. Она не обратила внимания на мой новый костюм, и я этому даже обрадовался.

Тем вечером, отправившись в «Липп», я взял такси и обнаружил, что, хотя ресторан заполнен так же, как и днем раньше, теперь для меня нашелся уголок за одним из длинных столов наверху. Это не совсем меня устраивало, так как постоянные и привилегированные клиенты сидели в ресторане на первом этаже. Я немного поел, еда оказалась скорее немецкой, чем французской. Я уже привык к их спарже. Хотя счет был и невелик, но я оставил щедрые чаевые. Такие вещи производят впечатление на официантов, которые стремительно передают новости своим товарищам. Я хотел быть уверенным, что в следующий раз получу место внизу. Уходя, я поискал взглядом Колю, но его в заведении не было. Во время следующего визита я решил поговорить с метрдотелем. Но для того чтобы возвратиться в «Липп», следовало пережить неприятную встречу с Сергеем Андреевичем. Моей истории о докторе и его чудесной примочке не могло хватить больше чем на два визита, потом придется либо уступать, либо бежать. Я снова некоторое время простоял возле входа в ресторан. Когда я отправился домой, было уже за полночь. Эсме спала и не проснулась, когда я лег рядом. Я немедленно погрузился в сон.

Еще три посещения все более и более нетерпеливого Сережи, еще три ужина в «Липпе»… Сережа предупредил меня, что не может и дальше давать мне деньги на лечение: доктор, похоже, меня попросту обманывает. Сережа знал очень хорошего доктора, своего собственного, — он верил, что этот специалист, несомненно, поможет мне. Во время четвертого визита я вынужден был сказать ему, что вылечился, но, оправдываясь сильным воспалением, смог удержать его от проявлений страсти, хотя его самообладание, которым Сережа никогда не отличался, подверглось сильнейшему испытанию. Больше я сделать ничего не мог. Мне нужны были деньги, чтобы найти Колю. Если я и впрямь отыщу своего друга, жизнь снова обретет смысл. Вскоре, примерно через неделю, главной моей проблемой стал способ отказаться от переезда к Сереже. Вдобавок он очень хотел посмотреть, где я живу.

Однажды вечером я сидел в ресторане «Липп» за столиком внизу, у двери, думая о своем тяжелом положении и пытаясь изобрести оправдание, чтобы не ходить к Сереже, когда он вернется из театра. Поднося ко рту первый кусок спаржи, я увидел, как отворилась стеклянная дверь и вошел высокий красивый мужчина, одетый во все черное, за исключением белой рубашки. Рядом с ним шла столь же прекрасная женщина. Метрдотель приблизился к ним с очевидной радостью. Обернувшись в мою сторону, мужчина сначала слегка нахмурился, а потом улыбнулся широко, как школьник. Мое сердце едва не выскочило из груди. Метрдотель уже указывал на меня (я к тому времени справился о своем друге). Князь Николай Федорович Петров никогда не выглядел так хорошо. Я пришел в восторг. Все мое тело сотрясала дрожь. Я с трудом встал. Моя спаржа упала на пол. Я плакал. Он смеялся. Мы обнимались.