Карфаген
Шрифт:
– Ника, ты чудо. Признаться, в некотором роде я даже завидую твоему супругу. Вот с кого Кристи следует брать пример, если ей хочется превратиться в женщину.
– О, несомненно, – теперь рассмеялась я, разом избавившись от своего смущения. – А насчёт зависти можешь не волноваться. На первом месте у меня работа.
Резко замедлившись, мы свернули с дороги и чинно замерли посреди парковки. Прямо у вывески, манящей чашечкой кофе и круассаном на большой тарелке.
– А вот и завтрак, – Хворцев выскочил первым и грациозно распахнул мне дверцу. – Сам здесь впервые, но кое-кто из коллег весьма
Чуть оперевшись о поданную мне руку, я элегантно выскользнула из машины. Уже без страха – сейчас каждый новый миг был словно выставленный режиссёром кадр. И именно мне досталась главная роль, пусть и с туманным для карьеры будущим.
В пустом кафе нас встретили тишина и двое юношей за барной стойкой. Наверно, братья. По крайней мере, их сходство мне показалось не простой случайностью. Я даже думала проверить эту теорию, но шеф увлёк меня за собой к окошку.
– Что тебе взять? – простой, по сути, вопрос заставил бешено заколотиться сердце. Нет, невозможно! Он смотрел на меня, будто считая своей личной собственностью. И, что ужасно, от осознания этого я не почувствовала ни малейшей злости.
– Мне только латте, – поддавшись его игре, я со всей важностью надула губы. – Сахар не надо. Да, и спроси у них – они похожи, потому что братья?
Спустя пять минут я наслаждалась латте, а шеф задумчиво взирал на чашку с чаем. Потом отвлёкся, поднял взгляд на меня и произнёс невозмутимым голосом:
– Они двойняшки. Не хочешь мне объяснить, зачем вообще нам нужно знать об этом?
– Из любопытства. Просто хотела выяснить, насколько точная была догадка. А в результате, – я сделала два глотка, – мне показалось, ты меня ревнуешь.
– Я что? – он вздрогнул и, подавившись чаем, как-то неловко замахал руками. – Тебя? Ревную? Скажи ещё, к этим двум, – и с возмущением кивнул на стойку.
– И к ним, и к мужу, – я даже не шелохнулась, всё так же пристально следя за шефом. Парадоксально. Теперь он выглядел так, будто вообще не представлял, что делать. – И это глупо. Ни тот, ни другой, ни третий не сможет выдержать с тобой сравнения.
Олег прищурился.
– Опять твой нелепый флирт? – и по инерции потянулся к чашке.
– Нет, всё как есть. Ты знаешь цену себе, так что не стоит увлекаться играми. Я тебе нравлюсь? Что ж, в рабочее время я в твоей полной безраздельной власти.
Он продолжал смотреть на меня с сомнением, уже не думая прикасаться к чаю. Да, я рискнула. Возможно, сделала глупость. Но мне нужна была хоть какая-то ясность. И, кажется, Хворцев, прекрасно всё понимая, просто просчитывал варианты будущего.
– Ты сумасшедшая, – промолвил он, наконец. – Я же ни разу не намекнул на это!
– А я не об этом. Коль ты против романа, можешь открыто выражать симпатию. Только без сцен – давай возьмём за основу нашу взаимную “недолюбовь” друг к другу.
– Ника, ты замужем…
– А ты хотел бы жениться? – я окончательно перешла в атаку.
– Нет, но… Послушай. С чего ты вообще решила, что я не против замутить с тобою?
– Я не решала. Я вижу, что очень нравлюсь, а ты старательно прикрылся принципом. Из-за Людмилы. Так что мои слова – лишь информация для принятия к сведению.
– Если б ты знала, – он печально вздохнул, – о всех
подробностях того романа. Впрочем, не спорю: сегодняшнее табу – прямое следствие событий прошлого.– Может, расскажешь? – внезапно я ощутила, что очень узко воспринимала шефа. Да, он красавчик, богат, успешен, умён… Но и таких переезжают чувства!
– Лучше не стоит, – Олег остудил мой пыл, – Для настоящего есть другие темы. Вот, например, зачем примерной жене нужна симпатия со стороны начальника?
– Она не нужна, – теперь вздохнула и я. – Но мы с тобой поставлены перед фактом. И в наших силах сделать эту симпатию тем, что раскрасит, а не отравит будущее.
– Ты… удивляешь, – в пытливом взгляде начальника уже не чувствовалось привычной строгости. – Ника, вот честно… Это порыв души или просчитанный за недели выбор?
– Скорее первое. Ещё три часа назад я и не думала, что скажу такое. Но… Мы же взрослые. И знаем, что для порыва порою тоже требуются расчёты.
– Ладно, я понял, – внезапно голос Олега мне показался необычно мягким. – Обсудим за ужином, – он торопливо встал. – Сейчас, пожалуй, неподходящее время.
И как бы неистово ни полыхало в сердце, я была вынуждена согласиться с шефом.
Глава двадцать вторая
Надев кроссовки, я пересела за руль и с гордым видом выехала с парковки. Как королева, десять минут назад впервые в жизни примерившая корону. И даже не зная, что вдохновляло больше: поездка на “порше” или признание Хворцеву.
Шеф же молчал. Наш разговор в кафе стал испытанием для его сознания. Неудивительно, он точно не ожидал подобной прыти от своего помощника. И неожиданно столкнувшись с непрогнозируемым, теперь раздумывал над своей реакцией.
А я ликовала. Такого подъёма чувств я не испытывала, наверно, с юности. С души не просто свалился тяжёлый камень – она как будто переродилась заново. И вместе с нею всё, что было вокруг, вдруг расцвело палитрой свежих красок.
Так, в тишине, мы ехали полчаса, лишь иногда обмениваясь полувзглядами. Я – с эйфорией, а он – скорее с растерянностью, в которой изредка прослеживалось любопытство. И каждый раз желая что-то сказать, шеф в результате отводил взгляд в сторону.
В конце концов, мне стало не по себе, и я осмелилась прервать молчание.
– Олег, скажи… Тебя не мучает совесть, что ты так запросто подвинул Штунца? Я понимаю, бизнес – это война. Но даже там порой считают жертвы.
– Тебе его жалко? – усмехнулся шеф. – Я сделал всё в пределах законодательства. Да и вообще… Без моего вмешательства заказчик сам бы превратился в жертву.
– Ты так уверен?
– Ну, если есть сомнения, по возвращении покажу бумаги. Он не успел бы. Слишком сложный проект с невыполнимыми для Штунца сроками.
– А для тебя?
– У нас большая компания и отработанные в схожих случаях методы. Плюс понимание, какую этот контракт имеет важность на глобальном уровне.
– Всё так серьёзно? – я, не зная деталей, отреагировала с некой долей скепсиса.
– Более чем. Спешу тебя удивить, но за заказчиком стоят военные. Что автоматом накладывает на нас весьма суровый перечень обязательств.