Карга
Шрифт:
– Почему ты мне не позвонила? – Божена встала и нервно подошла к окну. Влюбленные в окне напротив продолжали обниматься. Глотнув воздуха, она обернулась к подруге, которая тушила сигарету в мандариновой кожуре, не обнаружив пепельницу на привычном месте.
– Не хотела, чтобы ты все бросила и полетела в Питер. Знаю я тебя, мать Терезу.
– Когда это случилось?
– Три дня назад.
– Я полечу! – решительно заявила Божена. Нужно выхаживать. Все зависит от правильного ухода, я знаю! Особенно в первое время.
– Там без тебя есть кому выхаживать. Ты
– Да, действительно, вылетело из головы.
– Еще и Дана Викторовна приехала! – Фаня говорила о матери Леонида.
– Ты можешь мне рассказать, как это произошло?
– Знаю только, что его нашли на улице. Сначала думали, пьяный. Потом кто-то из туристов вызвал «Скорую».
– Почему из туристов? Ничего не понимаю!
– Туристы шли на экскурсию в Летний сад.
– Стоп! А он что там делал?! – Божена почти кричала.
– Откуда я знаю, что он там делал?! – в ответ закричала Фаина. Лежал! «Скорая» приехала, забрали. Оказалось – инсульт!
– Родственники что говорят?! Дана Викторовна, я так понимаю, двоюродная сестра твоей мамы? Или отца? Раз Леня тебе троюродный!
– Что ты орешь? Возьми себя в руки! Не троюродный он мне!
– Как? Ты же говорила…
– У нас общий отец.
– Так, значит, Леня тебе родной брат?!
– Единокровный.
– Как это?
– Если общая мать – дети называются единоутробными, а если отец – единокровными.
– Но у него другая фамилия, отчество. Ты – Зевеева, он – Рыбаков.
– Дана не стала записывать его на отца. К тому же, она почти сразу вышла замуж, и отец дал согласие, чтобы ее муж записал ребенка на себя.
– Почему ты мне никогда об этом не говорила? – Божена тяжело опустилась на стул около раскрытого окна.
На кухню заглянул ученик Фани.
– Фаина Султановна, – почтительно обратился он к ней. Гости ждут краба.
– Сейчас принесу! – Фаня встала и вытолкала бойфренда за дверь. Достала из шкафа большое фарфоровое блюдо и, с трудом вытащив огромного краба, – в холодильнике ради гиганта пришлось снять две полки – водрузила морского красавца на блюдо животом вверх.
– Ужасно! – сказала Божена. Не понятно, к чему относились ее слова – то ли к ситуации с Леней, то ли к крабу, беспомощно раскинувшему свои конечности на огромной фарфоровой тарелке.
Когда Фаина вышла за подмогой, чтобы доставить гвоздь программы к столу, Божена достала из ее пачки сигарету и закурила, хотя не делала этого со второго курса колледжа, когда начались проблемы с голосом.
– Это из-меня! – сказала она вернувшейся Фаине, вспомнив ссору с Леонидом у решетки Летнего сада. Тогда он сравнил ее лицо со страшным лицом горгульи.
Вслед за Фаней на кухню вошли два качка, готовые нести блюдо дня гостям. Божена после таких известий не смогла принимать участия в общем веселье. Пошла в выделенную им с Надей комнату, легла на диван и стала слушать любимую аудиокнигу. Она случайно включила на главе, когда Мария Каллас прокляла Аристотеля Онассиса, бросившего ее ради Жаклин Кеннеди.
В
воскресенье оказалось, что Василий позвал Надю на утренний спектакль в Музыкальный театр. Вчера, перед праздничным застольем у Фани, Божена и Надя навестили семью Божены, вручили подарки, потютюшкали хорошенькую «кудряшку Сью». Сегодня их ждал мамин рассольник.– Какой спектакль? – спросила подругу Божена.
– «Кот в сапогах».
– Василий сегодня играет? – понимающе улыбнулась Божена.
– Да, – засмущалась Надя. На вечерний спектакль уже не получится, ведь у нас поезд.
– Конечно, сходи! У Васи прекрасный баритон! Я тебя провожу. Тут недалеко.
– Может, вместе?
– Нет, что ты! Семья – это святое!
Божена проводила подругу до театра, по пути рассказывая ей о местных достопримечательностях центральной улицы города.
– Улица названа в честь графа Муравьева-Амурского, генерал-губернатора, одного из основателей города. Но театр стоит на непереименованной части улицы. Здесь – еще Карла Маркса! – Божена пыталась говорить весело, но мысли о Лене не оставляли ее.
– Боженочка, ты что сегодня такая? Ревнуешь? – Надя уже знала, что та в юности нравилась Василию.
– Что ты, Надя! Нисколько! Тебе показалось. Грустно уезжать, вот и все…
– Вася ведь ухаживал за тобой, – Надя чувствовала себя неловко.
– У меня тогда был Леня, – Божену передернуло от сказанного ею «был».
– Ты ничего не рассказывала про Леню!
– Значит, расскажу, – Божена грустно улыбнулась и подтолкнула подругу на ступеньки служебного входа в театр, где уже стоял Вася и призывно махал рукой.
Договорились, что после спектакля Надя позвонит.
– Надя, обратный поезд около девяти! – Не загуляй!
Семейный обед прошел, как в детстве. Отец, как всегда в праздник, сидел за столом чисто выбритый, в белой наглаженной рубашке.
Единственным отличием было присутствие маленького существа – теперь весь мир крутился вокруг голубоглазой Сюзанки. Она, в отличие от женщин семьи, не считая крашеную Божену, была белокурой, но такой же кудрявой, как все.
– Боженочка, когда мы дождемся внучка? – спросила мама.
– Мама, Ева выполнила ваше заветное желание. Вам мало забот? – Божена постаралась перевести внимание на малышку. Та сидела на высоком стуле за общим столом и осваивала новое пространство, барабаня деревянной ложкой по тарелке и раскидывая по сторонам манную кашу. Папа девочки сбежал еще до ее рождения.
Говорили о репетициях, погоде, новой подруге Божены, недоумевая, почему Надя не пришла на обед. Родителей обрадовало, что преподаватели колледжа обещали включить выступление дочери в рождественский концерт, который каждый год проходил в краевой филармонии.
– Потом, как Настя, приедешь к нам с сольным концертом, – Ева говорила о солистке Приморской сцены Мариинского театра, которая тоже окончила колледж искусств.
В Хабаровске очень гордились своими выбившимися в люди выпускниками и часто называли их только по именам.