Карибский кризис

Хотя меня буквально трясло от волнения, при общении с компаньонами я демонстрировал чудеса самообладания и выдержки. Внешне я выглядел уверенно, излучал оптимизм, что в последнее время являлось верным признаком того, что в действительности всё совсем не так. Но Артура и Владимира не удовлетворяли мои объяснения. Они чувствовали беду и прямо высказывали свои предположения относительно того, куда исчезли деньги — Артур в несколько шутливой манере, а Владимир безапелляционно и грубо, прямо говоря о том, что Советская налоговая мной куплена и решение об аресте счета — это фикция. Я защищался с большим искусством, сохраняя при этом вид глубоко оскорбленного человека, голубиная чистота души которого не выдерживает даже малейших намёков на причастность к каким-либо махинациям.

После Волгограда я пробыл в Петербурге неделю, в конце которой, не увидев результата, Артур с молчаливой поддержки остальных потребовал, чтобы я передал Алексею все дела, отправлялся в Волгоград и не возвращался до тех пор, пока не разблокирую счет Совинкома и не верну наши восемь миллионов.

Мне повезло, что при передаче документов и детальном объяснении того, что надо сделать на таможне и о чем говорить с Лейнером с Управления Октябрьской железной дороги — во время этого разговора Алексей упустил из виду вопрос о доверенности на управление расчетными счетами Внешторгбанка. Если бы он спросил меня об этом, мне бы пришлось эту доверенность сделать, и тогда уже через день компаньоны бы обнаружили недостачу и открыли бы на меня сезон охоты. Но меня в который раз пронесло, и я получил небольшую передышку. Было бы вполне логично, если бы мои компаньоны потребовали бы перегнать все находившиеся во Внешторгбанке деньги на счет Экссона в ММБ (то есть деньги, которые должны были во Внешторгбанке находиться согласно подделанным мной выпискам, но которых там не было). Однако такой команды не последовало, всё выглядело так, будто компаньоны знают о моих махинациях, но дают мне последний шанс выправить положение и спасти лицо.

Передав Алексею дела, я поехал во Внешторгбанк снять со счета немного денег на текущие расходы и забрать банковские выписки, чтобы передать их главбуху Совинкома, Михаилу Крылову.

Последнее дело, которое я сделал как соучредитель Экссона, был визит к Лейнеру в Управление Октябрьской железной дороги. Я приехал на Фонтанку, 117, поднялся на пятый этаж, нашёл нужный кабинет, постучался и вошёл внутрь. Слева от входа располагался сам Лейнер, у окна друг против друга находились столы его коллег, соседей по кабинету. Я устроился на стуле против Лейнера, вынул из портфеля бумаги, среди которых находился приготовленный конверт с десятью тысячами рублей. Мы занялись. Мой собеседник с деревянным выражением лица чиновника, которому осточертели наглые фирмачи, просматривал документы, которые я передавал ему по очереди, делал пометки, и большинство этих бумаг возвращал мне как неправильно оформленные. Так уж сложилась наша работа, что он почти автоматически заворачивал все подготовленные мной документы, чтобы потом пожаловаться на меня руководству — и своему, и моему.

Перед тем, как передать очередной документ, я приподнял всю стопку и засветил конверт — красивый фирменный конверт с логотипом Совинкома, в котором лежали деньги. Лейнер протянул руку и забрал все документы. Просматривая их, он поглядывал в сторону своих коллег, и, убедившись, что те заняты своими делами, незаметно скинул конверт в раскрытый ящик тумбочки. После чего сказал:

— Да, в этот раз вы всё сделали правильно. Позвоните завтра — мы дадим вам дополнительные объёмы.

Глава 98, О том, как я использовал овертайм, который дали мне мои компаньоны

В Волгоград я поехал через Москву вместе с Ренатом — подошло время встречи с Коршуновым и Маланюком, о которой последний говорил во время визита в представительство Сименса. Мы с Ренатом прибыли в Москву в восемь утра, не спеша позавтракали в Сбарро на Тверской, потом отправились в офис Коршунова на Цветной бульвар.

Мы подъехали, как нам было назначено — к половине одиннадцатого к нужному зданию, но нам пришлось ждать еще полчаса. Наконец, в одиннадцать, к ажурным воротам, ведущим во двор, подъехал лимузин в сопровождении двух джипов.

— Приехал, — сказал Ренат, — пойдем, через пару минут он будет в своем кабинете.

— У него столько охраны, они, наверное, шагу ему не дают спокойно ступить, — сказал я, провожая взглядом кортеж.

Ренат ухмыльнулся и сделал жест, будто онанирует:

— Да уж, тут не уединишься, чтобы спокойно передёрнуть затвор!

Охранник провел нас в приемную. Здесь Ренат был свой человек, он деловито устроился в кресле и предложил мне сесть рядом. Я же, изумленный богатством убранства просторного холла, принялся рассматривать картины. Их было не меньше десяти, все большие, в золоченых рамках, и на всех один сюжет: волки. Это были одиночные портреты, групповые портреты, семейные портреты, охота на лося, волчья свадьба. Волки всех мастей, возрастов, за самыми разнообразными занятиями.

Коршунов принял нас в своём кабинете, обставленном в стиле ампир с поистине царской роскошью, сидя за массивным столом. На стене позади него висела огромная, от пола до потолка, картина с изображением беседующих на опушке леса старца и юноши в средневековых нарядах. Мы обменялись дежурными приветствиями, и Коршунов позвонил Маланюку — узнать, когда он подъедет. Тот ответил, что минут через тридцать. Я подивился смелости Маланюка, который опаздывает на встречу к самому Хозяину.

Пока мы ждали, он рассказал о перипетиях ремонта (оказалось, это помещение приобретено недавно), о том, что только на отделку и обстановку офиса было выложено три миллиона долларов, и, что удивительно, содержание офиса в Москве, оказывается, дешевле, чем в Петербурге. При этих словах Ренат тонко улыбнулся (потом он сказал мне со смехом, что, очевидно, после окончательного отстранения от дел Блайваса стоимость содержания московского и петербургского офисов выровняется). Коршунов продолжал своим сочным голосом:

— …полюбуйся, моя новая забава…

С этими словами он протянул Ренату фотографию с изображением трёх импозантных девиц, выступающих на сцене.

— …это группа «Основной инстинкт». Сейчас их начали раскручивать.

— Которая из них?.. — спросил Ренат.

— Да никого пока… Красивые девчата, да?! Все девственницы, между прочим. Никак не доберусь кого-нибудь из них оприходовать, всё некогда, — сказал Коршунов безразличным тоном.

Я посмотрел на фото. Группа нимфеток из разряда поющих трусов. Тощенькие, в моём вкусе, я бы вдул.

Приехал Маланюк. Беседу провели в переговорном зале, смежным с рабочим кабинетом. Мне дали слово, и я рассказал о поездке в Вену, о достигнутой договорённости с главными врачами, что на конкурсе они будут голосовать за Совинком. Кроме того, руководитель облздравотдела Анищенко рекомендовал Веберу для этой сделки именно Совинком (об этом мне накануне сообщила Марина).

— …уже перед отъездом из Вены, в последний вечер, мы сидели в кафе, и кто-то из врачей спросил Вебера, являюсь ли я официальным дистрибьютором Сименса. Вебер кивнул головой в знак согласия, и все были удовлетворены этим ответом. Но, по его лицу было видно, что его продолжают мучить сомнения, — такими словами я закончил своё выступление.

— Ермилов звонил Веберу при мне, я слышал разговор по громкой связи, — сказал Маланюк. — Ему было прямо сказано, что твоя фирма должна выиграть конкурс. Не было разговора об авторизациях и прочей мутатени, разговор шёл за конечный результат. Как он это сделает — его проблема. Связей у него достаточно, это он при тебе прикидывается овечкой. Ломается он из-за того, что сговорился с твоими конкурентами, и теперь по этой сделке у него отсос получается. Но это его проблема — надо было думать раньше, на чьей стороне играть.

— А как ваш мент? Чем он дышит? — поинтересовался Коршунов.

— Он ведет себя миролюбиво, — отвечал я. — Денег я ему дал самую малость, ровно столько, сколько услуг он мне оказал за это время. А услуги были очень нужные — так, мои хозяйственные нужды. Но, опять же, он поддерживает конкурентов, он в свое время подстрекал Вебера против меня, и я не уверен, что накануне тендера он не подложит мину.

Маланюк закивал, колыхнув своим чубом, и поинтересовался, кто такой Карман, за которого Вебер прожужжал всем уши, и который распространяет слухи о банкротстве Совинкома. Я вдохновенно заговорил, — и мои слова дышало самой правдивой правдой, — о том, что руководитель горздравотдела Карман ходит в шестёрках у Иосифа Давиденко и это гнусный выжига, интриган и взяточник, смотрящий на коммерсантов, как на дойных коров и распространяющий обо мне слухи, наполненные презренной ложью и выдумкой.