Карибский сувенир

— Вы не на карту смотрите, — сказал ему однажды кок, — а на боцмана. Как только он сбросит ватные брюки, так и тропики…

Валентин посмеялся над замечанием мудрого кока, но тем не менее стал больше посматривать не на карту, а на боцмана.

Спустя два дня после разговора в салоне боцман явился на обед в трусиках: час назад теплоход пересек Северный тропик.

А еще через сотню миль на фоне ярко-голубого неба и светло-зеленой воды мы увидели желтую полоску земли, врезавшуюся в океан, и на самом ее краю, над пенными бурунами, — белую башню маяка. Это тот самый мыс Кап-Блан, к которому из Ирландского моря проложил курс капитан нашего судна.

«Олекма» огибает мыс, и на траверсе его мы видим громадный корпус плавучей базы «Актюбинск». Круглый год плавучие базы «Балтика», «Актюбинск», «Ногинск» и другие курсируют между Калининградом и районами промысла. С продуктами, топливом, свежей пресной водой, с газетами, кинокартинами и письмами спешат морские исполины в Норвежское и Северное моря на мелководные банки Джорджес и Флемиш-Кап в тропики. Как челноки, снуют они между промыслом и портом, снабжая промысловые суда всем необходимым и доставляя в Калининград изготовленные в море консервы, рыбий жир, кормовую муку и свежемороженую рыбу.

Вот и сейчас к одному из бортов «Актюбинска» приткнулся большой морской рыболовный траулер. Здесь он сдает плавбазе свой улов.

Итак, топливо и наживка. Вот что нужно нам от базы. Тридцать тонн горючего и две тонны рыбы — только и всего. А там — идем в Дакар за свежими продуктами, и прощайте, африканские воды.

Штурман, курс на зюйд-вест, к Бразилии!

«Актюбинск» все ближе. Его надстройки, рубка, труба, массивные стрелы все выше и выше возносятся в синее небо. Чем ближе мы подходим к плавбазе, тем все больше как-то мельчаем перед этим океанским исполином. И вот громадная черная туша нависла над нами: откуда-то сверху смотрят на нас любопытные лица актюбинцев.

Где-то на уровне клотика нашей фок-мачты хлопнула дверь, и на крыле мостика плавбазы показался полный мужчина в трусиках. Капитан, наверное. А может, вахтенный штурман. Если бы хоть в фуражке был. А так не различишь — на трусиках никаких нашивок.

Полный мужчина бросил сверху вниз равнодушный взгляд с видом охотника на слонов, увидевшего из своей засады длинноухого зайца.

— Как насчет топлива и наживки? — бодро крикнул в мегафон Валентин Николаевич.

— Наживки? — переспросил тот, наверху, и, поковыряв пальцем в ухе, поморщился: дескать, что это там внизу за козявка крутится. — Наживки? Дадим наживку…

— Можно швартоваться? — радостно откликнулся капитан.

— Очередь, — торжественно и сердито раздалось с неба. Человек с «Актюбинска» повернулся боком и мотнул головой: к плавбазе подходил БМРТ «Мамин-Сибиряк».

— Но ведь нам всего тридцать тонн горючего… да рыбешки — сардинки для наживки. На час работы! — забеспокоился капитан. — Мы очень торопимся, спешим!

— Все торопятся. Все спешат. Подойдете после ноля, — безапелляционным тоном закончил разговор человек в трусиках и повернулся к нам своей широкой бронзовой спиной.

Капитан плюнул в мутную воду и скомандовал рулевому:

— Право на борт!

— Есть право на борт! — отозвался тот, и «Олекма», обиженно запыхтев двигателем, проскочила мимо плавбазы.

В ноль часов, в темноте, опять подошли к базе, быстро и аккуратно пришвартовались к ней. Была небольшая волна, покачивало. Однако суда не стукались друг о друга — между ними, как черные блестящие бегемоты, бултыхались в воде резиновые кранцы. От трения металла об резину кранцы скрипели и глухо, негодующе урчали. Механики подсоединили к резервуарам «Олекмы» шланг, и по нему, пульсируя, как по огромной артерии, побежало топливо.

— Ну что ж, еще час-другой, и тронемся, — удовлетворенно сказал капитан. — Давай, Виктор Леонтьевич, иди смотри наживку.

Жаров перебрался на борт плавбазы и исчез в одном из ее бездонных трюмов, где хранились подготовленные к перевозке в порт тысячи тонн замороженной рыбы. Его долго не было. За это время нужные нам тридцать тонн горючего были уже перекачены на «Олекму», второй штурман закупил на плавбазе сигареты, а матросы передали письма: в ближайшие дни «Актюбинск» снимался в порт.

Наконец появился Виктор. Согревая окоченевшие пальцы дыханием, он куда-то бежал. Через полчаса появился вновь и перебрался на «Олекму».

— Ну как дела? Что с наживкой? — нетерпеливо спросил капитан, спустившись из ходовой рубки навстречу Жарову.

— С наживкой плохо. Сардины нет, а ставрида и скумбрия крупная. Конечно, и эту рыбу можно использовать для наживки, но уже не тот эффект будет.

— Что же делать?

— Придется брать ставриду. Будем отбирать мелкую. Другого выхода нет.

Через два часа «Олекма» отвалила от борта плавучей базы. Теперь мы с наживкой и можем идти ловить тунцов. Жаль только, что это ставрида, а не сардина. Уже давно замечено, что на ставриду крупные океанические рыбы, которых мы идем промышлять, ловятся значительно хуже, чем на сардину.

Вечером в нашу каюту зашел Валентин Николаевич. Он был очень расстроен: и так времени в обрез, а тут вместо двух-трех часов потеряли около плавбазы почти двое суток.

— В прошлом рейсе мне приходилось тралить в этом районе. Иногда попадалась сардина. Пожалуй, следует хоть на день задержаться, пошарить с тралом.

— Давайте попробуем, — согласился Виктор, — а вдруг да и зацепим косячок.

Очень интересно тралить в восточной части Атлантики: здесь такое обилие всевозможных рыб, что, когда улов оказывается на палубе, просто глаза разбегаются! Бывает, что трал вылавливает сразу до двадцати — тридцати видов различных рыб, а также моллюсков, раков, крабов и других экзотических обитателей теплых океанских вод. Порыться в таком улове — просто удовольствие. Интересно, что попадется нам сегодня?

Этот же вопрос интересует, по-видимому, и чаек. Поодиночке и шумными белокрылыми эскадрильями слетаются они невесть откуда и, хрипло поприветствовав друг друга, а может, нас, рассаживаются вокруг теплохода. Чайки в районах промысла отлично знают, что это за штука — трал. И гул траловой лебедки они воспринимают как сигнал к сытному обеду. Знают, желтоносые, что и на этот раз найдется чем поживиться. Вместе с чайками прилетают и красивые, ослепительно белые, с черными краями крыльев крупные птицы из семейства альбатросов — олуши. В отличие от крикливых, суматошных чаек, теснящихся к судну, олуши держат себя солидно: опускаются на воду в отдалении и молчаливо наблюдают за нами своими светло-зелеными глазами.

Звякнул телеграф: стоп машина. Начинаем выборку!

Заслышав напряженный гул траловой лебедки, чайки и олуши взмывают в воздух и с криками, в которых слышится боль никогда не утоляемого птичьего аппетита, носятся над водой. Сверху им уже видно, как из глубины поднимается к поверхности океана трал. А вот и он — всплывает и качается в небольших волнах.

За окнами института лютовал мороз — зима была необычно суровой. Выл холодный ветер, потрескивали от стужи деревья, а мы, сотрудники Научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии, стояли перед картой Атлантического океана и обсуждали, сколько градусов жары сейчас в Бразилии, на Кубе. Туда держит путь наше судно. Путь за экватор. В моря Саргассово и Карибское.