Карл Густав Маннергейм. Мемуары
Шрифт:
Поражение России и последующие волнения, которые поколебали основы царской власти, решительным образом повлияли на всю мировую политику. Одним из важнейших последствий было то, что девять лет спустя руководители Германии недооценили своего восточного соседа и ввязались в войну на два фронта.
В связи с сильным ревматизмом, полученным на войне, я получил длительный отпуск и, к моему счастью, смог съездить на родину. В Финляндии тоже были новые веяния. Революция в России дала моей родине передышку в борьбе против национального гнёта. На переломе столетий это угнетение проявилось во введении противозаконной военной обязанности, русификации учреждений и других насильственных действиях. Следует вспомнить и о том, что Финляндии было запрещено иметь собственные военные силы. В это трудное время российский император — Великий князь
В качестве старшего представителя баронской ветви нашего рода я принимал участие в последнем сословном представительстве 1906 года, когда решался вопрос о народном представительстве. По предложению сената избирательное право предоставлялось всем мужчинам и женщинам, достигшим 24 лет. Обсуждение этого вопроса продвигалось довольно медленно, что было связано скорее с методом работы сословного представительства, чем с какими-либо разногласиями. Когда стали обсуждать вопрос об объединении финского народа в рамках автономии под защитой западного правопорядка — автономии, унаследованной от наших отцов, — все сословия быстро пришли к полному согласию. Они решили отказаться от своих привилегий и единодушно поддержали это предложение.
Был ли финский народ готов к таким резким переменам? Ответ на этот вопрос был получен одиннадцать лет спустя, и он был отрицательным.
Конное путешествие через Азию
Моё пребывание в Хельсинки закончилось довольно быстро. Я получил приглашение прибыть в Генштаб в Петербурге, и его начальник генерал Палицын предложил мне поразительное задание. Надо было проехать на лошадях через всю Центральную Азию от российского Туркестана до столицы Китая. На все путешествие отводилось два года. Наш путь пролегал через Китайский Туркестан и горы Тянь-Шаня в район реки Или, а далее через пустыню Гоби в провинции Ганьсу, Шэньси, Хэнань и Шаньси.
Во второй половине прошлого века Центральная Азия привлекала пристальное внимание России — ведь именно на Востоке русским удавалось компенсировать свои дипломатические неудачи в Европе.
Несмотря на поражение в войне с Японией и внутренние волнения, заинтересованность России в Азии и, особенно в соседнем Китае ничуть не уменьшилась.
Унижения Центральной империи от европейских государств, вторгшихся на её территорию, и поражение от Японии в войне 1894—1895 годов породили в Китае реформаторское движение, которое возглавил молодой император Гуансюй. Его цели не оставили без внимания вдовствующую императрицу Цыси, которая с 1861 года была фактической правительницей Китая. В 1898 году она жестоко подавила реформаторское движение и вынудила императора вернуть бразды правления ей в руки. Только после того, как Цыси обожглась на боксёрском восстании, а русско-японская война открыла ей и маньчжурским мандаринам глаза на второстепенную роль Китая, семидесятилетняя правительница решила открыть дорогу к реформированию общества. Необходимо было укрепить власть центрального правительства, уменьшить огромные привилегии мандаринов, вновь создать силы обороны, а также построить сеть железных дорог. Важным пунктом программы стала борьба с курением опиума — этим недугом был поражён практически весь китайский народ.
Русский Генштаб стремился ознакомиться с обстановкой в Китае, имея в виду именно эти реформаторские тенденции. Необходимо было узнать, в какой мере центральному правительству удалось укрепить свою власть в приграничных районах, а также выяснить, каково реальное отношение мандаринов к столь резким переменам. Другой задачей было изучение почти неизвестных до сих пор малонаселённых районов Китайского Туркестана и Северного Китая. Необходимо было собрать как военные, так и статистические сведения, проверить существующие дорожные карты и составить новые.
Такая задача воодушевила меня, и чем больше я углублялся в изучение архивов Генштаба, тем сильнее она меня привлекала. Результат моих исследований мог быть только один: я дал положительный ответ на приглашение. Возможность
изучить таинственные районы Азии разбудила моё воображение точно так же, как незадолго до этого — начало войны с Японией. Мне дали достаточно времени для подготовки к путешествию — отправиться в путь мы должны были только летом — и я обязан был путешествовать с моим финским паспортом, что давало мне более широкие возможности.Я прошёл краткие курсы фотографии и топографии, получил полную экипировку и 6 июля 1906 года выехал из Петербурга. Проследовал на поезде через Москву в Нижний Новгород, на пароходе доплыл до Астрахани, а затем — по Каспийскому морю, мимо нефтяного города Баку — и до Красноводска. После семимесячного пребывания в европейских условиях я вновь оказался на азиатских просторах. Передо мной открывался незнакомый и пленительный мир.
Свой путь я продолжил на отвратительном поезде, который через каспийские пустыни, Бухару и Самарканд привёз меня в столицу российского Туркестана Ташкент.
Прибыв в Ташкент, я посетил генерал-губернатора, чтобы позаботиться о последних формальностях своего путешествия. В штабе Туркестанского военного округа получил дорожную карту и сведения об условиях жизни в приграничной полосе. Там я впервые встретился с полковником Корниловым, который впоследствии стал одним из командующих русской армии в первой мировой войне. Добавив к своему снаряжению семь винтовок старого образца, чтобы при случае подарить их вождям кочевников, я вернулся в Самарканд, где ко мне присоединились два европейских спутника — казаки Рахимьянов и Луканин, выбранные из 40 добровольцев. Они были бойкими парнями, казалось, что любая задача им по плечу. Их вовсе не пугало, что путешествие может продлиться два года. К сожалению, после семимесячного путешествия на лошадях Рахимьянов совершенно ослаб.
11 августа я отправился из Оша в сторону города Кашгар в провинции Синьцзян. Он расположен в 300 километрах за горным хребтом, соединяющим Памир и Тянь-Шань. Перед отправлением к нашему каравану присоединились китайский переводчик по имени Лю, а также один «джигит» в качестве слуги. Ещё мы наняли шесть лошадей для перевозки фуража. Мы двинулись по плодородной провинции в сторону пёстрых гор к перевалу Чыйырчык. Посевы уменьшались, а затем и вовсе пропали.
На второй день мы достигли высшей точки перевала, и перед нами предстала величественная картина. Горные обрывы, которые в вечернем свете казались покрытыми тёмно-зелёным бархатом, спускались вниз, в глубокую и узкую долину, а на юго-востоке её охраняли торжественные снежные вершины. Впрочем, у нас не было времени любоваться этими картинами. До наступления темноты мы должны были спуститься в долину и успеть добраться до юрт, поступивших в наше распоряжение по ходатайству начальника ошского гарнизона.
Из долины мы отправились дальше на юг. Наш отряд поднимался всё выше и выше, и вскоре мы достигли отметки 3500 метров. По пути мы встретили довольно много торговых караванов, иные из них насчитывали сотни верблюдов. Границу мы пересекли в самом отдалённом пограничном местечке российского государства — Иркештаме.
Первая встреча с китайскими официальными лицами произошла в пограничной крепости Улугчат, где иссушенный употреблением опиума шестидесятилетний комендант дружелюбно предоставил нам место для ночлега. Несколько десятков местных солдат тоже, как и их начальник, производили впечатление жертв опиума.
Мы добрались до Кашгара 30 августа. В этом городе переплетались сферы влияния двух великих государств, поэтому в городе расположились два генеральных консульства — России и Британии. Я получил приглашение остановиться в российском консульстве, где мне было оказано чрезвычайное гостеприимство. Генеральный консул Колоколов, прекрасно знакомый с местными обычаями, снабдил меня многими нужными сведениями. Со времён боксёрского восстания в консульстве было негласно размещено около полуэскадрона казаков. Присутствие русских солдат на территории Китая производило довольно странное впечатление, и вряд ли можно было ожидать, что пробуждающийся Китай станет долго терпеть такие нарушения суверенных прав. Генеральный консул Британии, сэр Джордж Маккартни, был также приятным и умным человеком. Он в совершенстве владел китайским языком — его мать была китаянкой. Сэр Джордж Маккартни оказал мне немало услуг, в частности, одолжил очень редкий, огромных размеров учебник китайского языка; к нему прилагался столик, на котором следовало держать эту книгу.