Карл Маркс: Мировой дух

В письме соболезнования от 20 апреля Энгельс сокрушается о крайней бедности семейства Марксов, об ужасающих антисанитарных условиях, приведших к смерти ребенка, сожалеет, что ничего не может для них сделать.

Карл не выдержал и заболел — впервые серьезно. Приступы фурункулеза, боль в печени, острая зубная боль, воспаление глаз, а затем и легких случались все чаще. Потом он взял себя в руки, укрепил панцирь, в который сумел облечься, и с головой ушел в заботу об уцелевших детях, в особенности о сыне, воссоздавая с ним те отношения, которые были когда-то у него с отцом: «Он занимался двумя дочерьми и сыном, которому было пять лет и которого он обожал. Он прозвал его „полковник Муха“ из-за его маленького роста и ловкого владения тактикой, сбивающей с толку кредиторов». Женни не утратила уверенности в себе, и, когда Карлу нездоровилось, дом вела она. Депрессия, рвота и тоска возвращались к ней только тогда, когда Карл поправлялся.

Пребывая в самой отчаянной нищете, Маркс получил сногсшибательное предложение: стать лондонским корреспондентом ведущей американской газеты «Нью-Йорк дейли трибюн» [35] , которая была и самой продаваемой газетой в мире — 200 тысяч экземпляров. Чарльз Дана, с которым он пересекся в Париже три года назад, когда тот был корреспондентом той же газеты во Франции, только что стал ее главным редактором в Нью-Йорке; он решил обратить внимание на немецких читателей, которые, как он думал, вскоре массово хлынут в США из-за политических репрессий и экономической разрухи в Пруссии. Поэтому, вспомнив, какое сильное впечатление произвел на него Маркс в Париже, он предложил ему стать его лондонским корреспондентом: Карл сможет писать о чем хочет и когда захочет, получая плату, по меньшей мере, за одну статью в неделю; к тому же эти статьи еще и будут печататься. Дана объяснил, что гонорар, который станет ему выплачивать «Нью-Йорк дейли трибюн», не соответствует тому уважению, которое газета имеет к своему «most highly valued contributor» (высоко ценимому сотруднику), однако он будет получать по фунту за каждую из первых статей, потом два, а потом, возможно, даже три фунта.

35

Сотрудничество Маркса в газете началось в августе 1851 года и продолжалось свыше десяти лет, до марта 1862 года; большое число статей в ней по просьбе Маркса было написано Энгельсом.

Разумеется, Маркс согласился: наконец-то постоянный доход (в дополнение к поступлениям от Энгельса) от настоящей журналистской работы на английском языке. Никогда бы он не подумал, что такое возможно, хотя Женни постоянно просила его попытаться. Кроме того, «Нью-Йорк дейли трибюн» — самый либеральный печатный орган в Америке, так что сотрудничать с ним — не бесчестье. Газету основал десять лет тому назад бывший наборщик, ставший журналистом, — Хорэс Грили [36] , последователь Фурье, Готорна и Эмерсона, поддержавший непродолжительный эксперимент с фаланстером «Брук-Фарм» под Бостоном. В этой газете работала лучшая команда журналистов в Соединенных Штатах, высокого политического и литературного уровня, с превосходными корреспондентами в Европе. Однако Карл колебался: он еще не слишком хорошо владел английским, чтобы писать на этом языке. Энгельс (снова он) вызвался бесплатно редактировать и подправлять его статьи. Манчестерский друг так воодушевился, что даже умолял Карла позволить ему писать под именем Маркса статьи о военной стратегии (его конек) без всякой платы. Карл согласился и принялся за работу. Хотя он и ворчал по поводу поверхностности этой работы ради пропитания, но втайне надеялся не только заработать денег, но и заинтересовать своими идеями часть американских немцев.

36

Хорэс Грили (1811–1872) — американский политический деятель и журналист. В 1841 году основал газету «Нью-Йорк дейли трибюн» («New York Daily Tribune»), являющуюся с 50-х годов XIX века органом Республиканской партии.

В самом деле, за год (с лета 1851-го по весну 1852 года), как и предвидел Чарльз Дана, полмиллиона немцев пересекли Атлантику, спасаясь от нищеты и политических репрессий.

Пережитые горести (в особенности смерть одного за другим двух детей) еще больше ожесточили Карла. Это был уже не тот веселый, амбициозный молодой оптимист, каким он был в Берлине, Париже или даже Брюсселе. Это и не боевой руководитель первой левой газеты в Германии. Он стал неуживчивым, нетерпеливым, повсюду ему мерещились шпионы (и зачастую не зря!), и у него было чувство (тоже вполне обоснованное), что он тратит время на дураков. Он провел несколько месяцев с Энгельсом, извергая потоки ругани на немецких эмигрантов в Лондоне, в особенности на одного — Кинкеля, совершившего знаменитый побег из Шпандау. В результате родились «Великие люди изгнания» — эта рукопись, отосланная к немецкому издателю, попала в руки прусской полиции и не была опубликована. Еще один месяц работы впустую!

В августе 1852 года в «Нью-Йорк дейли трибюн» вышла первая статья Маркса, за которую он получил свой первый фунт стерлингов. Дома был праздник. Получая сдельную оплату, он стал безостановочно писать обо всем подряд: о политической жизни в Англии, о чартизме и забастовках, об Испании, России, восточном вопросе, об Индии, Китае, Алжире. Зачастую это будут очень важные работы, гораздо более понятные, чем его книги. И поскольку к своим статьям он не подходил с той же щепетильностью, как к своим трудам по философии или экономике, он расставался с ними без труда, не переделывая их до бесконечности.

В ноябре 1852 года Карлу надоело тратить время на политику. Он решил сделать то, о чем уже давно думал: распустить то, что осталось от Союза коммунистов, и посвятить себя исключительно научной работе. Союза уже практически не существовало, так что его роспуск остался незамеченным.

Он вернулся к проекту книги об экономике, обещанной восемь лет назад издателю из Дармштадта. Теперь он держал в голове план монументального произведения, одновременно критики политэкономии и научного анализа капиталистического способа производства. Он также собирался свести воедино и наконец-то опубликовать все свои размышления со времен приезда в Париж в 1843 году об отчуждении, эксплуатации, природе капитализма, его кризисах и о том, как можно объяснить исторические процессы отношениями собственности. Для этого он воспользовался записями, накопленными за все эти годы, о «буржуазной собственности», которую он теперь определил как возможность порабощать чужой труд путем его присвоения.

Больше всего он хотел объяснить, почему капитализму придет конец, как только он примет мировые масштабы, и почему революция не сможет победить, если ограничится одной страной. То, что он прочел у экономистов (он думал, что прочел все), в конечном счете не дало ему практически ничего, поскольку он не нашел у них объяснения глубинной сущности производства богатств и связи между экономикой и политикой.

Он размышлял о том, каким будет «коммунистическое» общество, когда капитализм исчезнет. Он определял его через «отмену буржуазной собственности» для образования общества «свободных и равных друг другу людей», новых, свободных, с «богатыми потребностями». Труд станет не только способом существования, но первой жизненной потребностью, сделавшись творческим благодаря сокращению его продолжительности и свободному выбору профессии. Маркс возвращается к мысли, уже выраженной в «Немецкой идеологии» в 1844 году: коммунист будет волен делать сегодня одно, а завтра другое, утром охотиться, днем ловить рыбу, вечером пасти скот, не становясь при этом охотником, рыбаком или пастухом.

Условия перехода от капитализма к коммунизму не кажутся ему сами по себе темой для неотложного исследования; на его взгляд, они будут зависеть от экономических и политических условий, то есть от места и времени. Они не являются предметом общей теории. Маркс говорит только, что для создания идеального общества надо совершить «прыжок» из «царства необходимости» в «царство свободы», которое он теперь не мыслит без «революционной диктатуры пролетариата». Не раскрывая содержание этого понятия, он, как в статьях о революции 1848 года, говорит, что нужно будет там, где это возможно, использовать демократические институты, чтобы утвердить власть большинства через объединение партий. По этому пункту, как и по многим другим, он никогда не изменит своего мнения, несмотря на политические и личные трагедии, которые ему придется пережить: он прежде всего журналист, и свобода мысли кажется ему высшим священным правом; парламентскую демократию надо защищать во что бы то ни стало, даже если социальное большинство не является политическим.

Кстати говоря, в тот же самый момент он публично выступил в защиту двух главных аспектов либеральной демократии — свободы печати и независимости судей. В частности, 12 ноября 1852 года он выразил протест, когда нескольких его друзей, немецких коммунистов, товарищей по 1848 году, арестованных в конце следующего года (кое-кого — по невольному доносу Виллиха) прежде, чем они смогли бежать, судили в Кёльне как заговорщиков против Прусского государства на основании того, что они были его друзьями в 1849 году, а потом с ним переписывались. Один из подсудимых, Фердинанд Фрейлиграт, чудом избежал ареста, бежав в Лондон; его судили заочно; остальным не так повезло, и они сильно рисковали. 20 ноября Карл разослал в несколько британских и американских газет большую статью на немецком и английском языках, которая была напечатана 29 ноября в «Морнинг адвертайзер», а потом в окончательном варианте — 10 декабря в «Нью-йоркер криминал цайтунг», чтобы выразить протест против нарушения права на защиту во время этого процесса: «Полтора года были потрачены впустую в попытке раздобыть доказательства для этого процесса. Все это время наши друзья находились в заточении, без книг и медицинской помощи и без возможности их получить. Им не позволяли видеться с адвокатами, в нарушение закона. <…> В коллегию присяжных вошли шесть знатных реакционеров, четыре крупных финансиста и два государственных чиновника. Им представляли улики, в частности, одну, добытую в Лондоне, — протокол заседаний одного тайного общества, возглавляемого доктором Марксом, с которым обвиняемые состояли в переписке <…>; этот протокол оказался фальшивкой. Почерк Маркса подделали. И тем не менее их посчитали виновными в государственной измене, дав обратную силу новому уголовному законодательству!»

Приговор был суров: друзья Маркса проведут долгие годы в тюрьме. Карл пришел в бешенство и решил издать брошюру об этом эпизоде под заглавием «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов», чтобы распространить ее в Германии. Чтобы эта брошюра не была расценена как призыв к немедленной революции, Энгельс написал предисловие, предупреждая друзей об опасности чересчур поспешных действий, вынужденных коммунистических опытов и скачков вперед, которые никогда не происходят в свое время, в чем они уже могли убедиться на собственном горьком опыте. «В таких делах теряешь голову — будем надеяться, что не в буквальном смысле… и получаешь славу не только хищников, но, кроме того, и дураков, что гораздо хуже».

В очередной раз весь тираж брошюры, отпечатанный в Базеле, изъяла полиция сразу по поступлении его в Германию в декабре 1852 года. Никто ее так и не прочтет.

Десятого января 1853 года в Лондоне открыли первую линию метро. Карл снова болен и все так же нищ. У него нет денег даже на отправку писем. Чтобы раздобыть хоть что-то для семьи, он вынужден, по его выражению, «строчить» для прессы. Дельные, зачастую пророческие статьи в «Нью-Йорк дейли трибюн», приносят ему отныне около 150 фунтов в год. Статьи, которые Женни обсуждает с ним шаг за шагом, прежде чем переписать и отправить.