Карл Великий. Основатель империи Каролингов
Шрифт:
Так вот, вряд ли это последняя воля человека, стремившегося возродить Римскую империю или создать какую-нибудь другую империю. Этим своим поступком Шарлемань озадачил историков, как и в случае своей коронации. Действительно ли он намеревался разделить свое детище подобным образом или собирался в свой последний час назвать одного из сыновей императором? Шарлемань не дал ответа на этот вопрос.
Что касается его сыновей, то, похоже, Шарлемань не оказывал кому-то из них предпочтения перед другими. Карл, больше остальных походивший на отца – рослый отважный принц (его осуждали за то, что он молится с поднятой головой), – чаще других отправлялся на войну. Набожный Людовик получил самую сильную поддержку и, похоже, очень сильно в ней нуждался. Импульсивный Пипин, ревнующий
Шарлемань энергично взялся за исполнение своего завещания, заставив лордов в Тионвилле дать клятву повиноваться, а Эйнгарду велел отослать копию Льву III для получения согласия последнего.
Возможно, имеется одно объяснение его намерению. Целеустремленный Арнульфинг казался человеком, осознающим возложенную на него ответственность, которому не так важны какие бы то ни было привилегии. (Он терпеть не мог, когда его называли еще одним Августом или вторым Константином.) Нинкмар, ведший хронику дворца, так говорит о подобной ответственности: «Эта ответственность родилась при жизни Константина, ставшего христианином».
Возможно, у Шарлеманя долг христианина перевешивал любые политические соображения. Разве своим завещанием он не указывал на то, что главным бенефициарием должен стать объединенный христианский народ, живущий в мире и спокойствии со своим центром Ахеном, благодаря братьям-королям и ведомый святым Петром? Защищенная новыми границами, которые он установил, разве не могла эта единственная раса на Западе выжить?
У такой империи христиан в прошлом не было прецедентов. Она была нереальной, жила мечтами и надеждами и держалась только благодаря внутренней воле и решимости Шарлеманя.
Голод был остановлен, но деревни захлестнула чума, и в большей степени она ударила не по людям, а по крупному рогатому скоту и лошадям. На севере армии Карла были обездвижены из-за потери животных. На итальянской границе волна возмущения обрушилась на беневентанцев, которых обвиняли в разбрасывании «смертельного порошка» в стадах. Суеверие породило страх перед чужеземцами, которые могли привозить этот таинственный «смертельный порошок». Путников, неспособных толком рассказать, кто они и откуда, могли связать и бросить в реку.
В Ахене толпы людей ломились в церковь Девы Марии, чтобы прикоснуться к золотому ковчегу, в котором хранился плащ святого Мартина.
Летом 807 года Шарлемань был обеспокоен неслыханным происшествием. На ежегодное собрание в Ингельхейме прибыло так мало сеньоров, что король впервые не стал проводить собрания. Это было равносильно бунту против его власти. Соответственно в то лето не могло быть никаких кампаний. Вместо того чтобы составлять планы на год со своими светскими и духовными вельможами, Шарлемань отправил в путь «государственных посланцев». Они должны были обследовать каждую провинцию и выяснить, кому в первую очередь подчинялись – местному сеньору или далекому императору.
Последствия его отсутствия в провинциях становились очевидными. На первых порах, обосновавшись в Ахене, он был доволен тем, что все ценности и письменные материалы хранятся в одном месте и не надо их таскать с собой по дорогам. А теперь похоже было на то, что городской люд, не имея возможности лицезреть своего повелителя, обратил свой взор на местных лордов.
«Государственные посланцы» докладывали, что те, кто служил в войске, остались верны императору. Однако ряды армии таяли из-за бедности в семьях воинов. На строительство кораблей и церквей приходилось отвлекать рабочий люд с полей. А мелкие хозяева платили за то, чтобы их не призывали на военную службу.
Бедные свободные граждане, не выплачивавшие церковную десятину, уходили в монастыри, где могли рассчитывать на еду и кров.
Шарлемань боролся с этим нарастающим дезертирством с помощью эдиктов: «Свободным людям запрещается вступать в ряды духовенства без согласия императора, поскольку во многих случаях это делается
для того, чтобы избежать рекрутского набора… В случае голода или чумы можно публично читать молитвы без королевского разрешения… Не продавать зерно по цене выше установленной… Нельзя экспортировать продукты, необходимые для жизни».Землевладельцам, отказывавшимся снабжать армию, грозила опасность лишиться своих поместий. Тот, кто владел тремя наделами земли, должен идти на воинскую службу; из трех фермеров, у которых по одному наделу земли, один должен служить в армии, а двое других должны снарядить и вооружить его, а также содержать его семью. Те, кто владел только движимым имуществом, должны были отослать, например, треть лошадей, одежды, свиней или овец и т. д.
Происходило нечто, чего не предвидел Шарлемань. Чтобы противостоять арабам или норманнам, ему круглый год нужна была обученная конная армия в постоянной боевой готовности. Всадникам, в свою очередь, нужны были кирасы и шлемы из редкого и дорогого по тем временам железа, прочные седла и цепочки из железных колец для защиты шей и сбруи боевых лошадей. Чтобы снарядить и прокормить такого тяжеловооруженного всадника, уходили результаты труда в поле пяти свободных фермеров. (Пройдет три столетия, и этот всадник превратится в закованного в стальные латы рыцаря, которого будут содержать крестьяне.)
Кроме того, поскольку сеньоры и епископы несли ответственность за постановку определенного числа людей на военную службу под угрозой сурового наказания, они стремились усилить свою власть над свободными людьми. Клятва верности свободного человека сеньору, сопровождавшаяся получением традиционного бенефиция, теперь ко многому обязывала. В документах стало появляться слово «вассал». Зарождался феодальный вассалитет.
Одновременно менялся характер дворянства. В прежнее время герцоги и графы, управлявшие целыми областями, не могли участвовать в долгих кампаниях и при этом поддерживать порядок дома. (Шарлемань разрешил сеньору в его замке оставлять четырех тяжеловооруженных всадников, а епископу в его усадьбе – двух.) Эрик и Гильом провели большую часть своей жизни с войском. Возник новый тип сеньора – удачливого или просто популярного командира, – который мог собрать и снарядить отряд вооруженных всадников. Шарлемань издал указ, где говорилось, что свободный человек мог перейти на службу от одного господина к другому, но не мог уклониться от военной службы, если на то не было веских причин. Он хотел уничтожить дезертиров и взять под контроль уход в монастыри уклоняющихся от военной службы.
Старый порядок, существовавший при Меровингах, когда несколько офицеров короля командовали вооруженными дружинниками, рушился. Сеньоры вставали во главе преданных им небольших армий, и соответственно усиливались их власть и могущество.
Феодальная система стала зарождаться еще до Шарлеманя, но он ускорил ее развитие, узаконив своими указами. Тем не менее, пока он был жив, слава его имени повергала людей в трепет, и они сознавали, что всем обязаны только ему. Разве Эрдульф, король Нор-тумбрии в Британии, не искал его совета и разве мудрый король – в народе редко называли его императором – не отправил беглеца Эрдульфа на суд папы Льва III?!
Однако король, их верховный повелитель, взял верх над папой римским Львом III. Почти так же яростно, как они прежде обсуждали вопрос об образах святых, теперь церкви разошлись в вопросе о Святом Духе. Вопрос заключался в том, исходит ли Дух Святой только от Бога Отца (положение, признаваемое Восточной церковью) или от Бога Отца и Бога Сына (положение, признаваемое церковью на Западе)? В Ахене Шарлемань созвал церковный совет, чтобы внести ясность в этот вопрос, и там Теодульф прямо отстаивал мнение, что Дух Святой исходит также от Бога Сына, как считают все правоверные христиане. Что послужило причиной непринятия греками столь очевидной истины? Шарлемань пожелал, чтобы точка зрения Запада была ясна всем и каждому и чтобы ее упомянули в публичной молитве – Filioque (и от Бога Сына). Вот так это стало частью их молитв, и преподобный Адальгард передал решение Ахена Риму.