Карл XII. Последний викинг. 1682-1718

В отместку за разрушение Штаде Стенбок решил сжечь Альтону, город на нижней Эльбе, которым владела Дания. Этот поход шведов очень приветствовал Гамбург, соперничавший в торговле с Альтоной.

Окружив город, Стенбок через трубача велел передать жителям, что они могут взять с собой все, что способны унести, так как их город будет разрушен до основания. Члены магистрата умоляли его пощадить Альтону и предлагали выкуп, но Стенбок намеренно назвал такую высокую сумму, которую город заведомо не мог выплатить.

В ночь на 9 января 1713 года шведы с зажженными факелами вступили в предместья Альтоны. Сильный ветер за считаные минуты разнес пламя по всему городу. Альтона горела с полуночи до 10 часов утра; когда пламя утихло, на месте цветущего города осталось лишь пепелище.

Горожане, собравшись в группы на обледенелых холмах, с плачем наблюдали гибель своих жилищ. Сильный холод заставил их идти к Гамбургу, где они надеялись найти кров. Но гамбуржцы не открыли им ворота, сославшись на заразную болезнь, незадолго перед тем посетившую Альтону, и оставили несчастных погорельцев мерзнуть у ворот до утра. Эта ночь стала последней для многих альтонцев, взрослых и детей, погибших от холода.

Вся Германия протестовала против бесчеловечной экзекуции, которой подверглась Альтона. Стенбок получил множество писем от государственных и частных лиц, осуждавших его жестокость. В официальном заявлении Стенбок нагло оправдывал свои действия тем, что «позволил себе эти крайние меры лишь для того, чтобы научить врагов своего повелителя-короля не вести впредь войну варварским способом и уважать права людей», так как датчане и саксонцы «наполнили Померанию своими жестокостями, опустошили эту прекрасную область и продали более ста тысяч жителей в рабство туркам»; поэтому «факелы, превратившие Альтону в пепел, были возмездием за раскаленные ядра, которые сожгли Штаде».

Разорение Альтоны стало последним викингским подвигом Стенбока. В мае 1713 года он капитулировал со всей армией в Голштинии.

Швеция теряла свои последние провинции. Померанию рвали на куски датчане, пруссаки, саксонцы, ганноверцы; почти вся Финляндия перешла под власть России. «Эта страна нам вовсе не нужна, – писал Петр, – но надобно занять ее для того, чтобы при мире было что уступить шведам». Шведские гарнизоны оставались лишь в Штральзунде и на острове Рюген.

4

Карл так упорно продолжал «болеть», что действительно серьезно расстроил свое здоровье неподвижным образом жизни. 11 месяцев он провел в совершенном бездействии и забвении. Во всей Европе его считали умершим; в Стокгольме о нем не получали никаких известий и не знали, что думать. Один поэт даже написал стихотворение, в котором уверял, что Господь таким образом наказывает шведский народ за его грехи. Наконец сенат в полном составе явился к Ульрике Элеоноре и предложил ей возглавить регентство. Она вначале согласилась, но затем, увидев, что сенаторы во что бы то ни стало хотят заключить мир с Россией, сложила полномочия, написала брату подробный отчет и наудачу отослала его в Турцию.

Карл смотрел на сенат как на толпу слуг, которые хотят управлять поместьем в отсутствие хозяина. «Во время тридцатилетнего, строгого и неограниченного правления, в продолжение которого свобода печати и слова была подавлена, в Швеции вышло из обычаев у подданных – говорить чистую, неподкрашенную правду, у королей – выслушивать ее, а у тех и у других – принимать ее к сердцу», – пишет Фриксель. Вскоре в Стокгольм пришло письмо, содержавшее уже упомянутое обещание Карла прислать царствовать свой сапог, у которого сенаторы должны будут спрашивать позволения на те или иные поступки. Сенаторы выразили свой верноподданнический восторг: значит, король жив!

Между тем надежды на вовлечение Турции в новую войну с Россией становились все призрачнее. Сулеймана-пашу сменил Ибрагим-молла, который вскоре был втихомолку задушен. Место великого визиря стало настолько хлопотным и опасным, что в течение полугода никто не осмеливался его занять. Наконец селяхдар решил облегчить всем жизнь и потребовал его для себя.

Карл понял, что теперь его лежание на диване может продлиться до скончания века, и весной 1714 года стал поговаривать об отъезде в Швецию. Дезальер передал эти слова великому визирю. Кёмюрджю усмехнулся:

– Ну что же, разве я не говорил, что не пройдет и года, как шведский король захочет уехать? Скажите ему, что он может по своему желанию либо уехать, либо остаться; но если он решит уехать, то пусть твердо назначит день отъезда и не устраивает нам здесь таких же хлопот, как в Бендерах.

Все лето шведы провели в сборах и поисках денег. Гротгузен занимал у кого только было можно; он обратился и к визирю, но тот был неумолим:

– Султан умеет дарить, когда хочет, но ниже его достоинства давать взаймы. Твоего короля снабдят всем необходимым. Может быть, Высокая Порта и подарит ему золото, но на это нечего точно рассчитывать.

1 октября все было готово к отъезду. Султан подарил Карлу просторную алую палатку, вышитую золотом, саблю с драгоценной рукоятью и 8 арабских лошадей в роскошной сбруе; шведскому отряду были выделены 60 повозок с припасами и 300 лошадей. На радостях султан даже обещал покрыть долги короля, правда, лишь капитал, но не проценты, так как ростовщичество по мусульманским законам было запрещено. Карл счел последнее предложение султана оскорбительным и предложил кредиторам ехать вместе с ним в Швецию, обещая заплатить им сполна, включая дорожные расходы. Многие ростовщики приняли его предложение и действительно приехали в Стокгольм, где сенат позаботился, чтобы им заплатили причитающуюся сумму.

Турки хотели везти Карла не спеша, маленькими переходами, чтобы показать ему свое уважение. Но Карл вставал в три часа утра, будил янычар и приказывал выезжать. Своему окружению король говорил, что таким образом мстит туркам за бендерское дело.

В Тарговицах, на границе Трансильвании, у Карла кончились деньги, и он послал драбанта с векселем к австрийскому пограничному коменданту. В ожидании денег король придумал себе следующую забаву. Местные виноградники были обнесены изгородями с такими узкими калитками, что лошадь едва проходила в них. Карл предложил спутникам проскакивать в эти калитки во весь опор. Он занимался этим целыми днями и один раз так прочно застрял в калитке, что пришлось ломать забор, чтобы освободить его коня.

Получив деньги, Карл отпустил турецкий конвой и весело заявил свите, что дальше он поедет с одним провожатым. Местом встречи он назначил Штральзунд, расположенный в 1200 верстах от Тарговиц. Король надел черный парик, шляпу с золотым галуном, серый камзол, синий плащ и под именем немецкого офицера покинул испуганную свиту.

Его сопровождал молодой драбант Дюринг. К концу первого дня пути он так измучился, что упал в обморок на одной из почтовых станций, где они меняли лошадей. Когда он очнулся, Карл спросил, сколько у него с собой денег. Дюринг ответил, что около 1000 далеров.