Карлики
Шрифт:
– А чем тебе не нравится актерская игра?
– Да нет, это уважаемая профессия. Ремесло, освященное веками. Кто же станет с этим спорить. Но как это все происходит? Тебе нравится, когда ты выходишь на сцену, а все смотрят на тебя, на то, что ты делаешь? А может, они вообще не хотят на тебя смотреть. Может, они хотели бы видеть кого-то другого. Ты когда-нибудь спрашивал их об этом?
Марк засмеялся и зажег сигарету. Лен сел за стол, скрежеща зубами, и вдруг неожиданно хлопнул себя по лбу.
– Да, кстати, а ты знаешь, кто я такой? Я агент иностранной державы.
В дверь позвонили.
Через решетку угольного погреба
Лен открыл дверь. Кот проскользнул у него между ног в прихожую.
– Это еще что?
– Кот.
– Твой кот?
– Мой кот? – сказал Пит. – Ты это о чем? Откуда у меня кот? Отродясь не было.
– Не было?
– Слушай, не валяй дурака, дай войти.
– По ходу дискуссии напрашивается вывод, что это мой кот, – пробормотал Лен, закрывая за ними дверь.
– Это может быть только твой кот.
– Почему? С чего это ты взял?
– Да мы тут с ним немножко поболтали, – сказал Пит, – у тебя на крыльце.
– О чем?
– О теории чисел.
– И что ему пришлось тебе доказывать?
– Слушай, хватит меня изводить, – сказал Пит. – Мне не до того. И почему у тебя тут так мало света? Темно, как в черной дыре в Калькутте* (* Имеется в виду тюрьма в столице Бенгалии, в которую, согласно легенде, местный правитель в 1756 году заточил 146 пленников-англичан, из которых выжили только двадцать три человека.)
Марк сидел в кресле, положив ноги на стол.
– Здорово, что ли, – сказал Пит.
– Привет.
– Не доверяю я этому коту, – сказал Лен. – Я его выпустил через черный ход, а он вернулся к парадной двери.
– Как насчет протрясти кости на свежем воздухе? На улице замечательный ветерок. Пойдем проветримся. А то вы оба тут совсем завшивели. Рожи у вас такие, что санитарная обработка не помешала бы.
Марк опустил ноги на пол.
– Ты прав. Пошли прогуляемся.
– Не желаете ли прослушать маленькую серенаду, прежде чем идти? – спросил Лен. – Это Спэк и Ратц, исполняет Йетта Клатта. Это церковная музыка.
– В другой раз, Вайнблатт, – сказал Пит.
Они вышли из дома и пошли к пруду с утками. Расстелив газету на скамейке у деревянного мостика, они сели на нее. Ветер стряхивал с листьев висящие на них после дождя капли.
– Слушай, Пит, – сказал Лен. – Почему ты всю дорогу называешь меня Вайнблатт? Моя фамилия Вайнштейн. И всегда была.
– Она тебе не подходит.
Марк начал кашлять, и вскоре его кашель перешел в рокочущий скрежет. Шепотом матерясь между короткими прерывистыми вдохами и выдохами, он, чуть пошатываясь, подошел к берегу пруда и смачно сплюнул. Затем постоял неподвижно, прохаркался и снова сплюнул в темную воду.
– Марк, – сказал Пит, – если ты когда-нибудь прославишься, то как чемпион мира по плевкам.
– Спасибо, –
сказал Марк, сплевывая в кусты. Он сел на скамейку и вытер рот.– А я вот все думаю, – сказал Пит, – когда ты наконец перестанешь шляться, материться, плеваться и пострижешься в монахи?
– Я? С чего это ты взял? Я уже священник. Особенно в постели заметно, какой я религиозный. Там я всех наставляю на путь единения с бескрайней Вселенной.
– Ты хочешь сказать, что переносишь их всех в райские кущи?
– Именно так.
Лен встал, подошел к пруду и встал у воды, засунув руки в карманы.
– Я тут кое-куда записался, – сказал он.
– Неужто в армию вступил? – спросил Марк.
– Нет, – сказал Лен, снова садясь. – Я подал заявление на вакантное место в одну страховую компанию.
– Да брось ты. Ушам не верю.
– А что, с него станется, – сказал Пит. – Посмотрим, сколько он там продержится.
– Я уже заранее знаю, как все будет, – сказал Лен. – Они заставят меня целыми днями составлять таблицы смертности. Я буду сидеть за столом и распределять людей в зависимости от вероятности их смерти. А такой парень, как ты, Марк, получит только вторую категорию, не первую.
– А как насчет такого парня, как я? – спросил Пит.
– А с чего ты решил, что тебе светит первая категория? Среди моих знакомых таких людей вообще нет.
– А как насчет твоего кота? – спросил Марк.
– Можешь записать его, – сказал Пит, – в первом приближении сойдет, если не вдаваться в детали.
Пит и Марк закурили сигареты. Лен смотрел на их головы, склонившиеся к одной спичке.
– Это работа серьезная, тут не до шуток, – сказал Марк, выпуская дым из ноздрей.
– Ладно, – сказал Лен, – все зависит от того, с какой точки зрения смотреть. Например, я знаю одного парня, который всегда интересовался деревом. Так знаете, что он сделал? Взял да и пошел работать в библиотеку. Представляете, какие возможности открылись перед ним в библиотеке. Чего-чего, а дерева там хватает. Приходи и любуйся им, рассматривай, трогай. В общем, этот парень живет теперь счастливый и горя не знает.
Лен встал.
– Слушай, Пит, – сказал он. – Дай-ка мне посмотреть на твою руку.
– На мою руку?
– Нуда.
Он взял левую руку Пита, поднес ее к своему подбородку, поправил очки и стал разглядывать ладонь. Дыша сквозь зубы, он наклонился ниже. Вдруг он вздрогнул и выпустил руку Пита.
– Да ты маньяк-убийца! – воскликнул он. – Впрочем, этого следовало ожидать.
– Ничего себе! – сказал Марк.
– Давай-ка руку, – потребовал Лен. – Давай-давай, я тебе говорю, сейчас я тебе все объясню. Видишь, вот. Вот прямая линия через всю ладонь. Эта, прямо посреди ладони. Горизонтальная. Видишь? И все, больше ничего нет. Никогда в жизни ничего подобного не видел. Крыша у тебя явно не на месте!
– Похоже на то, – сказал Пит.
– Похоже? Да такая рука одна на миллион. Ты сам посмотри на эту линию. Она протянулась на целую милю. Ты маньяк-убийца. Никаких сомнений. Готов поспорить на все что угодно.
У Лена была ночная смена. Он попрощался с ними и сел на свой автобус. Пит и Марк пошли по направлению к Бетнал-Грин.
– Ты в курсе, что он тут выдал? – сказал Пит.
– Нет. А что?
– Стал читать Новый Завет.
– Ну и флаг ему в руки.
– Я тут, кстати, наткнулся на ту Библию, которую тогда тебе подарил.