Карманный Казанова

Голова пошла кругом. Копейкина почувствовала, как по спине потекли струйки пота.

* * *

На карниз села ворона. Издав пронзительное «кар», птица постучала клювом по стеклу, словно просилась погреться в теплый кабинет Павла Евгеньевича. Но пернатую ждало горькое разочарование. Увидев птицу, Суриков, чертыхаясь, подбежал к окну и стал гнать прочь непрошеную гостью.

Ворона улетела, а на душе Павла заскребли кошки. Нет, он вовсе не суеверный. Говорят, птица, стучащаяся в окно, – предвестник смерти, но он не верит в приметы. Сегодня все мысли врача были заняты предстоящим экспериментом. Павел Евгеньевич не сомневался – на этот раз осечки не будет, не должно быть. В конце концов, он старается не для себя, эксперименты проводятся исключительно ради науки. Кто знает, может, в скором будущем он станет знаменит на весь свет и его сыворотка станет открытием в мировой медицине.

Закурив, Павел Евгеньевич дотронулся до затылка. С утра Суриков ощущал острые покалывания в голове, что не могло его не беспокоить. К собственному здоровью Суриков относился достаточно внимательно. А о других он не думал. Невинные дети были материалом для его исследований, он выбрал их в качестве подопытных кроликов, и их жизни для него не представляли ценности. Две детские смерти ни на миг не заставили Павла Евгеньевича задуматься, осмыслить всю чудовищность ситуации и серьезно пересмотреть свои позиции.

Но теперь все в прошлом. Уже нет Ильи, этого надоедливого борца за справедливость, который ох как мешал Сурикову заниматься своими разработками. Нет и Виолетты Сигизмундовны. Горбачева, как и сынок, попортила Павлу немало крови. Можно даже сказать, Виолетта едва не подвела Сурикова под монастырь.

Как же он ненавидел всех этих глупых людишек, мешающих ему осуществлять его планы! Все, все без исключения ему мешают. А сами ничегошеньки не понимают в его разработках. Но он впишет свое имя в историю. Он это сделает, обязательно сделает.

Мысли Сурикова прервал стук в дверь. Вздрогнув, Павел раздраженно спросил:

– Кого черт несет? Я же сказал, меня не беспокоить.

В кабинет бочком протиснулась старшая медсестра Эльвира Яновна.

– Павел Евгеньевич, вы просили...

– Да, да, Эльвира, прости, я думал, это Татьяна. Проходи.

Толстушка опустилась в кресло, облизнула влажные губы и с придыханием промолвила:

– Палату я приготовила, Нину Полякову перевела.

– Как она себя чувствует?

– Все в норме.

– Температурит?

– Нет. Два раза мерили – тридцать шесть и шесть.

– С антибиотиков сняли?

– Как вы и просили, три дня, кроме микстуры от кашля, ничего не давали.

Суриков приблизился к медсестре. Нагнулся так, что его лицо оказалось на уровне лица Эльвиры, и тихо прошептал:

– Эльвира Яновна, завтра начнешь вводить Поляковой сыворотку.

– Ага.

– Сыворотка временно находится вне стен нашего учреждения, и...

– А где она сейчас хранится? – пискнула Эльвира.

Суриков оскалился.

– Тебе действительно интересно или спрашиваешь ради приличия?

– И-и-интересно.

Павел Евгеньевич резко отвернулся к окну.

– Ну, раз интересно, значит, придется отвечать. Она у меня в загородном доме, в специальной камере.

Эльвира Яновна икнула.

– Что с тобой?

– Икота напала.

– Выпей воды.

Пока медсестра трясущейся рукой наполняла стакан, Суриков, прищурившись, наблюдал за ее движениями.

– Эльвира Яновна, вы помните наш уговор?

– Д-да.

– Ни одна живая душа не должна знать о... – Он запнулся, подыскивая подходящее слово. – О моем мероприятии. Сами понимаете, к чему раздувать шумиху раньше времени.

– Отлично вас понимаю, – неуверенно проговорила Эльвира.

Еще бы она его не понимала. Эльвира Яновна – первоклассный медик, несколько лет назад была уволена из больницы за допущенную врачебную халатность. До суда дело не дошло, но с тех пор Эльвира и не мечтала когда-нибудь снова облачиться в белый халат. А в начале года Суриков, знавший Эльвиру более десяти лет, неожиданно предложил ей место старшей медсестры в «Мили-М».

Проработав около двух месяцев, Эльвира Яновна поняла, для чего старый знакомый позвал ее на работу. Поняла и ужаснулась. Но жажда денег оказалась слишком сильна.

– О чем задумалась, Эльвира?

– О мелочах. Не обращайте внимания. Я могу идти?

– Пойдем вместе, мне необходимо навестить нашу пациентку.

Вдвоем они, покинув кабинет Сурикова, спустились на второй этаж.

* * *

Зинаида Дементьевна прошмыгнула в приемную и перевела дух. Место секретарши пустовало.

– Работница хренова, – хмыкнула бывшая уборщица. – Занимается чем угодно, только не прямыми обязанностями.

Хотя сейчас отсутствие Танюши было как нельзя кстати.

Приблизившись на цыпочках к столу, Зинаида выдвинула верхний ящик и бросила внутрь пятисантиметрового засушенного жука-носорога.

– Чтоб ты до полусмерти испугалась, прихвостень злодея.

Захихикав, Зина подошла к кабинету Сурикова. Приложила ухо к двери и удовлетворенно закивала.

Шествуя по коридору второго этажа, Зинаида Дементьевна остановилась. Из одноместной палаты доносился бас Павла.

Зина не успела сделать ноги – дверь открылась, и в проеме возникли довольный Суриков и толстушка Эльвира.

– Ты? – взревел врач.

– Я! – с вызовом ответила Дементьевна.

– Какого черта здесь делаешь?

– Пришла забрать личные вещи, оставленные в шкафчике. Имею я право взять вещи или нет? Не тебе ж их оставлять.

– Твой шкафчик находится на первом этаже, за каким дьяволом тебя сюда принесло?

– Ошиблась, – ухмыльнулась Зинаида. – Женщинам свойственно ошибаться, тем более пьющим.

– Забирай вещи и чтоб ноги твоей... чтоб я никогда тебя не видел.

Зинаида Дементьевна сжала кулаки.

– Вот это могу гарантировать, больше мы не увидимся. Никогда! Никогда! – Она разразилась истеричным смехом.

Выругавшись, Суриков направился к лестнице.

Бросив быстрый взгляд на Эльвиру, Зина понеслась на первый этаж. Лицо пылало, по телу бежала нервная дрожь.

Встав у колонны, Зина вытащила сотовый. Секунд тридцать она прижимала трубку к уху, прежде чем услышала на том конце равнодушное «Слушаю».