Карми

— Нет, Стенхе, — качал головой Руттул. — Абак мог научить ее лучше использовать память и развить сообразительность, но за то короткое время, пока он был в ее руках, он вряд ли мог повлиять на характер. То, что ты называешь недетской серьезностью, — это вопрос темперамента. Встречаются и без всяких амулетов дети чуть более спокойные, чем другие.

— Но ведь она не спокойная, государь, — возражал Стенхе. — Она сует нос во все, чего не знает, но быстро решает, что это ее не интересует. Странная целеустремленность, государь. Только вот к чему она стремится?..

Руттул пожимал плечами: он не видел в характере Савири ничего странного. Так шли годы. Сава взрослела, росла, вытягивалась в голенастую, нескладную девочку.

— Некрасивая будет… — вздыхала Хаби, посматривая на нее.

— Перерастет, — возражал Стенхе. — Похорошеет. Руттул Савири видел редко: он жил в Тавине, а она в его южном поместье, называемом Савитри. Савитри по-сургарски — это «Жасминовые сады», но можно перевести и как «Сады Савы», а Сава — это старинное сургарское имя, собственно и означающее жасмин. Савири поместье очень нравилось.

Хаби бывала в Савитри наездами, присматривала за хозяйством, проверяла отчеты управляющего, следила за заготовками продуктов на зиму. Савири радовалась каждому ее приезду.

Другое дело — Руттул. Не то чтобы Савири его боялась, однако встречала сдержанно. Стенхе требовал от нее строгого соблюдения этикета; старому хокарэму все время казалось, что девочку слишком балуют и слишком многое ей позволяют. Поэтому он постоянно указывал на ее ошибки, а Савири вовсе не нравилось, когда ее тыкали носом в совершенные промахи. Из-за всего этого она вела себя с Руттулом несколько скованно, а сам принц вовсе не пытался чем-то расположить Саву к себе. Между ними постоянно была дистанция, поддерживаемая, с одной стороны, осторожной почтительностью Савы, а с другой — невозмутимым достоинством принца. Он совершенно серьезно именовал Савири в официальных документах своей супругой, но был весьма далек от мысли, что когда-нибудь, когда Савири вырастет, она действительно станет его женой. Стенхе удивлялся, глядя на Руттула: тот всем женщинам Сургары предпочитал свою нежную Хаби, а к принцессе Савири относился так, как далеко не всякий заботливый отец относится к любимой дочери. Не то чтобы он ее баловал — нет, пожалуй, этого не было. Но все самое лучшее в Сургаре — книги, одежда, красивые вещички — все это доставлялось Савири, стоило ей хоть слово сказать. Руттул был очень богат — но на себя почти ничего не тратил. Хаби тоже на себя тратила мало — стеснялась пересудов, но зато для Савири они не жалели ничего.

Однако, щедро платя учителям девочки, Руттул не забывал с них спрашивать. В свои приезды в Савитри он расспрашивал Стенхе, чему Савири учится с охотой, а чему — с нежеланием, расспрашивал и самих педагогов.

С самой Савири Руттул о ее учебе говорил редко.

— Сава, — произнес он однажды за завтраком, называя девочку прозвищем, которое она получила в Сургаре. — Сава, твой учитель жалуется, что ты неприлежна…

— А почему он одно и то же по десять раз повторяет? — возразила она живо, метнув на учителя презрительный взгляд. Руттул взгляд этот отметил и неумеху потом заменил. Однако сейчас он сказал:

— Вероятно, он хочет, чтобы ты лучше запомнила его слова. Сава скорчила гримасу:

— Я не беспамятная!

— Считать-то он тебя научил? — с улыбкой осведомился Руттул. — Сколько будет один да один?

— Ну-у, — возмущенно протянула Сава. — Уж это-то я знаю.

— Ладно, — согласился Руттул. — Тогда реши такую задачку: у одного купца аршин полотна стоит семь таннери, а у другого — восемь, но аршин у второго на пядь короче, чем у первого. У которого из купцов покупать выгоднее?

— У второго, — тут же сказала Сава.

— А почему? — удивился Руттул.

— У него ткань лучше, — лукаво сказала Сава. — Иначе почему у него дороже? А то ведь разорится… Но вообще-то это на месте надо смотреть.

Маву прыснул смехом. Стенхе бросил в его сторону убийственный взгляд.

— А вот такая задачка, — весело продолжил Руттул. — Некая барышня купила десять аршин бархата, два аршина атласа и три аршина вердорских кружев. Сколько аршин несла с рынка служанка той барышни?

— Так нельзя складывать, — сказала Сава спокойно. Руттул рассмеялся. Стенхе вдруг проговорил:

— Прошу прощения, государь… Руттул приглашающе кивнул:

— Ну-ну, Стенхе…

— Эти купцы из задачки… — сказал Стенхе не очень уверенно, — один торгует в Лорцо, а другой в Ингрисо.

— Да, — с удовольствием подтвердил Руттул. — Так у которого покупать будешь, Сава?

— Я лучше в Тавине полотна куплю, — небрежно отозвалась Сава. — В Тавине полотно неплохое, зачем же в Майяр ездить.

— А служанка несла с базара не аршины, а корзину с покупками, — добавил Стенхе.

— А если один да один складывать, — совсем хмуро сказала Сава, — так и вовсе неизвестно что получится. При таком-то способе считать…

— Так прежде чем считать, надо знать, что считать и зачем, — улыбался Руттул. — Или я не прав, по-твоему?

— Прав, — отозвалась Сава.

Стенхе полагал, что такой метод счета Саве не понравился. Он ошибся: шутка Руттула заставила Саву изучить, пусть не очень углубленно, откуда купцы берут свои цены. Для этого она, воспользовавшись сведениями, присланными Руттулу его шпионами, даже составила таблицу налогов и сборов, взимаемых майярскими государями, Миттауром, Сургарой, Саутхо и Аориком. В экономику более далеких стран ей не позволяли углубиться недостаток и отрывочность данных.

Руттул таблицу оценил очень высоко — настолько, что даже использовал ее, когда дело касалось денежных расчетов.

А Сава вошла во вкус.

— Это как плетение кружев, — говорила она, ползая по расчерченной на полу зала карте Майяра и Сургары. Вся пыль с пола была уже на широкой ситцевой юбке; Стенхе посматривал на это занятие с неудовольствием, но ничего не предпринимал против. Сава, справляясь со своими записями, подсчитывала, во сколько обойдется ей доставка трех фунтов янтаря из Кэйве через Ирау и Миттаур.

— Морем дешевле, — сказала она наконец, садясь на славное княжество Марутту. — Даже если в зимнюю непогоду… Но только на аорикских кораблях. — Она расправила юбку. — Ишь измарала, — рассудительно заметила она. — Пойдем, Стенхе, купаться.

Стенхе не одобрял ни экономических расчетов, ни совершаемой Савой после них на реке собственноручной стирки юбки. Сава, обмусолив ткань мыльным корнем, сосредоточенно взбивала пену, прополаскивала юбку в воде и развешивала ее сушиться на ветках прибрежного куста. По мнению Стенхе, ни подсчитывать каждое уттаэри, ни заниматься стиркой принцессам не полагается. Для этого есть слуги.

Но Руттула такое умаление сана, похоже, только забавляло, тогда как Сава исполняла все это не просто из чувства долга, но и с некоторым даже удовольствием. Правда, загодя вымыть пол в зале с картой она еще ни разу не додумалась.

И еще Стенхе заметил, что всякое событие, происходящее в Майяре, Сава теперь рассматривает не только как забавную сплетню.

«Да зачем же ей это? — поражался Стенхе. — Зачем все это Руттулу? О чем он думает? Разве можно учить всему этому девочку?»

Но Руттул, теперь уже не удовлетворяясь достигнутым, стал понемногу приучать Саву на основе подобных данных принимать политические решения. К той поре, когда Саве исполнилось двенадцать лет, она уже научилась в не очень сложных случаях находить компромиссные решения между интересами Руттула, Малтэра и Сауве. Но пока и она, и Руттул воспринимали подобные задания как поучительную игру, интересную, потому что она была связана с конкретными людьми, но несерьезную, потому что Сава никакой власти пока не имела.