Карнак и загадка Атлантиды

Это научное описание можно сравнить с лирическими строфами, входящими в ирландское повествование «Плавание Брана»:

Неведомы скорбь и предательство. Ни горе, ни траур, ни смерть. Ни слабость и ни болезнь, Вот знак непременный Эмайн… Сколь эта чудесна страна! Не старятся там молодые.

Этот край Вечной Молодости, эта «земля обетованная», как ее называют некоторые тексты, — Эмайн Аблах, та же Insula Pomorum, [43] которую мы встречаем и в мифе об Авалоне. Но если из соображений правдоподобия этот чудесный край поместили куда-то на остров посреди океана, в направлении заходящего солнца, он в равной мере может находиться в подземном мире холмов, в королевстве сида, то есть в мирном царстве. В ирландском рассказе «Болезнь Кухулина» женщина-фея умоляет героя пойти с ней в ее подземные владения. Кухулин, очень осторожный, посылает своего возничего Лаэга посмотреть, что происходит в этом странном краю. Лаэг докладывает о том, что видел. Он расхваливает чары этой бесподобной местности, «табуны серых коней с пятнистыми гривами, три дерева пурпурного цвета, на которых поют птицы, долго, сладко, дерево у ворот замка, серебряное дерево, где сияет солнце — его блеск подобен золоту, — источник, чан с медовым питьем, трижды по двадцать деревьев, что питают многочисленными и простыми плодами три сотни людей, и особенно девушку в знатном доме, непохожую на женщин Ирландии, со светлыми развевающимися волосами», женщину, «от которой потеряла бы голову целая армия». И все это внутри одного мегалитического холма…

43

Остров Яблонь (лат.).

Эти фантастические верования в отношении больших дольменов, проникать в которые люди порой боялись, сохранялись долго. Восторженное описание этой Земли Фей встречается и в народных сказках. В одной сказке армориканской Бретани, «Саге о Коадалане», молодой герой после разных приключений попадает в плен к волшебнику Фульку. «Фульк сбросил его в очень глубокий колодец (его глубина была более лье), и он упал посреди большого леса». Все-таки довольно странно, попав под землю, оказаться посреди большого леса. Впрочем, Коадалан, не зная, где находится, долго идет, наконец засыпает на большом камне и просыпается, когда начинает светать. Все происходит так, будто внизуто же, что и наверху. Это как будто согласуется с одной из заповедей «Изумрудной скрижали», приписываемой Гермесу Трисмегисту: «То, что наверху, подобно тому, что внизу».

Другой сюжет, изложенный Плинием Старшим, отчетливо показывает, как следует расценивать его описание страны гипербореев: это рассказ о девушках, доставляющих на Делос первые плоды. К данному моменту над этими девушками учинили насилие, и с тех пор они больше не покидают своих владений. Эту деталь невозможно не сравнить с тем, что рассказано в «Разъяснении», французском тексте конца XII века, предваряющем авентюру о Граале в версии Кретьена де Труа и его непосредственных продолжателей. В самом деле, там рассказывается, что некогда феи замка Грааль, принимая путников, преподносили им чаши с живительным напитком. Но однажды король Амангон изнасиловал одну из фей, и с тех пор они больше не показываются: они затворились в своих владениях и редко их покидают. Кстати, сам Плиний пишет, что «гипербореи по ночам скрываются в пещерах». Итак, описание Плиния — это сказка о феях. Но она имеет определенную связь с верованием, что мегалитические памятники внутри населены сказочными или божественными существами, которые после распрей с людьми (война между гэлами и Племенами богини Дану) спрятались к себе в холмы и выходят оттуда лишь по определенным поводам, прежде всего в праздник Самайн.

Надо отметить и последний элемент текста Плиния — особое отношение, которое гипербореи якобы имеют к острову Делос. Благодаря этому вырисовываются основные контуры сакральной географии, позволяющей связать великие аполлоновские святилища Восточного Средиземноморья с другими, более таинственными святилищами Северной Европы. Аполлон — это воистину бог, привнесенный в Грецию. Он имеет гиперборейское происхождение. Но это не Аполлон-Солнце последней стадии греческой мифологии: это бог-покровитель, бог-целитель, бог, владеющий искусствами, Дианкехт ирландской традиции, создатель источника здоровья, который раз в девятнадцать лет приходит возрождаться в Стоунхендж. Как после этого удивляться, что обитатели сида не знают ни болезни, ни смерти, ни слабости, ни боли? Повторим: слово «сид» означает «мир, покой». Но здесь имеется в виду не вечный покой, царящий на современных кладбищах. Это живой покой, характеризуемый отказом от смерти.

В армориканской Бретани, когда кто-то умирает, часто говорят, что он «поймал вторую половину». Это вполне выражает невозмутимый характер кельтов. Когда они пришли на крайний Запад, число менгиров и дольменов под могильными холмами, надо полагать, было впечатляющим. Кельты их не разрушили. Они включили мегалиты в собственные верования. Они населили холмы теми, кто поймал вторую половину, и иногда даже ходили их навещать, когда им удавалось найти золотую траву, очень редкую траву, позволяющую безнаказанно пересекать границу, которая отделяет наш мир от королевства фей — подземного царства.

Карнак, несомненно, находится в самом средоточии путей, ведущих в это королевство фей и бывших богов. По крайней мере, так говорят легендарные камни.

Глава II ГРЕЗЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Толкования, которые предлагали Карнаку и вообще мегалитическим памятникам в течение нескольких веков, бесчисленны, противоречивы и очень часто полностью игнорируют реальные проблемы. Причина таких, иногда бредовых, толкований — отсутствие точных сведений. Ведь всякая нехватка информации разжигает воображение, особенно когда отчаянно стараешься понять, какую цель могли преследовать те таинственные народы, которые потрудились вывернуть из земли неимоверные каменные глыбы, чтобы воздвигнуть их в этих местах, а не в других.

Верное представление о ситуации дает один современный анекдот, хорошо известный в среде археологов. Рассказывают, что в 1944 году, во время освобождения, американцы, впервые увидев аллеи менгиров Карнака, воскликнули: «Ох эти немцы, они никогда не умели возводить противотанковых заграждений!» Это не хуже римских солдат, обращенных святым Корнелием в камень! А с тех пор доводилось слышать еще и не то.

С момента, когда вопросами происхождения мегалитов, пользы от них, их объяснениями начали заниматься «антиквары», возможным стало все. Сначала они были уверены, что эти аллеи менгиров, как и большую часть дольменов под могильными холмами, возвели римляне. Если исходить из постулата, согласно которому до римлян наши предки были варварами в чистом виде, способными жить разве что в деревянных хижинах, очевидно, что любая постройка, требующая какого-то понимания архитектуры, а тем более приложения значительных технических усилий, могла считаться только римской. Однако так как аутентичных римских образцов найти не удалось, а внешне мегалиты были не слишком похожи на римские памятники, от этой гипотезы очень быстро отказались. Надо было идти дальше, в более отдаленные времена.

В результате возник новый постулат: коль скоро римляне пришли, чтобы дать цивилизацию галлам, а эту территорию до них занимали именно галлы и никакого ясного представления о народах, предшествовавших римлянам, кроме как о галлах, не было, появилась тенденция считать все галльским. Итак, менгиры и дольмены стали галльскими. Но утверждать, что дольмены могли служить жилищами, было трудно. [44] Таким образом, от идеи гражданской архитектуры отказались, чтобы пойти в других направлениях. Военная цель? Так вопрос ставился несколько раз. Разве «Холм Цезаря», иначе говоря, курган Тюмиак, не был прекрасным наблюдательным пунктом, позволявшим следить за всем, что происходит в окрестностях? И это не единственный мегалитический памятник, который можно было так оценить. Но поскольку возможности военного использования выглядели весьма скудными, особенно у народов, едва ли поднаторевших в стратегии, перешли к рассмотрению вопроса с религиозной стороны.

44

Однако в разные времена такое действительно бывало: несчастные бездомные поселялись в дольменах, по крайней мере на время. Это показывает пример Плоских Камней в Локмариакере: во время Второй мировой войны один бродяга провел там несколько месяцев. Во время смут религиозных войн и во время Революции многие мегалиты, наполовину находившиеся в земле, на самом деле служили убежищами и тайниками.

Это, впрочем, было не ново: ведь еще из эдикта Карла Великого от начала IX века известно, что в те времена, когда о христианстве уже не спорили и ему ничто не грозило, сельское население все-таки продолжало почитать мегалиты. Император, запретив всякий языческий культ менгиров и дольменов и даже повелев их разрушить, действовал в русле иконоборческих идей своего времени. Но это значит, что сельское население все еще помнило: мегалиты — это сакральные камни. С тех пор духовенство постаралось либо христианизировать некоторые менгиры, украсив их крестами, либо уничтожить. А в новые времена над этими обломками древних эпох восторжествовали бульдозеры — экономические потребности, уже не имевшие никакого отношения к Сакральному.

Итак, дольмены, в основном с конца XVIII века, стали «алтарями друидов». И авторы того времени не преминули с невероятным обилием подробностей описать, как друиды умерщвляют своих злосчастных жертв на этих алтарях суеверия. Любопытно, что никому не пришел в голову, казалось бы, очевидный факт: чтобы что-то делать на столах дольменов, друиды должны были отличаться огромным ростом. К тому же все дольмены когда-то были накрыты могильными холмами, что сразу исключает всякое представление о жертвенных алтарях. Но этот образ оказался живучим, и его еще долго можно было встретить на страницах якобы серьезных книг, в том числе учебников по истории для начальных школ.

Объяснение появления менгиров могло быть только иным и даже гораздо более изощренным. Какую пользу могли принести эти стоячие камни, тем более их группы, вообразить было трудно. Одиночный менгир в крайнем случае мог служить межевым столбом, ориентиром или даже религиозным символом, по аналогии с распятиями, которые встречаются на перекрестках дорог или вдоль тех же дорог. Но аллея менгиров вызывала больше любопытства.

Романтики на полнейшем серьезе решили, что эти памятники воздвигли галлы (о кельтах тогда еще не было речи), а поскольку образ друида, найденный в лавке забытой утвари, стал очень популярен, они вообразили, что друиды, становясь напротив менгиров, вбирали в себя таинственную силу земли. Впрочем, другие говорили, что менгиры — настоящие конденсаторы небесной энергии, у подножия менгиров они набирались вдохновения и вступали в контакт с богами. Скептики наперекор всем считали менгиры аллей просто-напросто могильными камнями: Карнак не более чем гигантское кладбище. Беда в том, что у подножия менгиров так и не нашли ни малейших следов погребений. То, что менгиры — и аллеи менгиров — не имеют никакого надгробного характера, можно утверждать с полной уверенностью.