Карнавал мистических историй
Шрифт:
– Пластика? – догадался Борис Иванович.
Вася лишь покачал головой и продолжил рассказ:
«Время шло. Школа закончилась и неразлучные друзья поступили в один институт, чтобы и дальше быть рядом.
Димка, как и раньше, бегал на свидания, а Вася корпел над учебниками, выполняя домашку за двоих. Он стал более замкнут и не ждал от жизни ничего хорошего, решив посвятить себя науке.»
– Почему ты говоришь о себе в третьем лице? – нервно перебил Борис Иванович.
Вася усмехнулся. Его глаза печально
– Того Васи больше нет. Он умер, даже не поняв, что это были самые счастливые дни в его жизни.
– Это было счастье?
– Когда Вася смирился и принял судьбу изгоя, случилось непредвиденное. В конце третьего курса он лег спать лохматым коротышкой, а проснулся писанным красавцем. Вещи и обувь стали малы, а в зеркале отражался незнакомый мужчина: высокий и широкоплечий. Вот тут-то и появился на свет я. Новый и чужой.
– Что было дальше?
«Изменился не только я, изменилось все вокруг. Те, кто презрительно фыркал и прятал глазки, вдруг воспылали любовной страстью. Девушки разных мастей выстроились в ряд за новым подарком. Они томно вздыхали, подбрасывали записки, телефон не унимался ни на минуту. Все клялись в вечной любви и верности.
Но больше всех изменился Димка, тот, к кому я тут же побежал с доброй вестью. Увидев меня, он растроился и впал в уныние. Я стал выше и красивее его, да и родители мои побогаче будут. Его вчерашние зазнобы бросились в мои объятья, забыв вчерашнего любимца. Он стал замкнут и почти не разговаривал со мной. Избегал встреч и не брал трубку. Когда я позвал его на вечеринку, он только вяло что-то пробубнил и поспешил удалиться. Третьим лишним он быть не хотел.
Сначала я даже расстроился, но жизнь била ключом, у меня снесло голову. Да и обида проснулась. Она жгла изнутри, колола сердце и требовала отмщения. Я забросил учебу и бросился в поток веселья. Менял девчонок, как перчатки, бросал не раздумывая и не парился о завтрашнем дне. Все было хорошо, просто отлично.
Димка все больше избегал меня и однажды я заметил, как он вертится вокруг простенькой девушки со второго курса. Это было забавно. Вчерашний ловелас, разбивший кучу сердец, краснел и заглядывал в глазки неприметной серой мышке. Вот умора.
Я не мог понять, что происходит и решил поговорить с другом. Подкараулил его после занятий и начал без предисловий:
– И что это было?
Димка был необычно строг и напряжен.
– О чем ты?
– Она совсем не в твоем вкусе.
Димка схватил меня за воротник рубашки. Его лицо, и без того недоброе, перекосила маска ненависти. Таким я раньше его не видел.
– Не трогай ее. Слышишь?
Его тон и взгляд… Они вывели меня из равновесия. Он словно хотел испепелить меня. В нем было столько презрения и ненависти, что я чуть не превратился в камень.
Я задохнулся от возмущения. Кровь ударила в голову и мозг отключился. Я не мог простить такое «лучшему» другу.
С трудом мне удалось сохранить спокойствие и нагло улыбнуться:
– И что же в ней особенного? Может я не досмотрел?
–
Она не такая. Понимаешь?– Две руки, две ноги, посередине – дырка. Все как у всех. Обычная.
– О чем с тобой говорить? Дурак.
Вот так. Я еще и дурак. Мы столько дружили, прошли огонь и воду. Всегда вместе, не разлей вода. И тут такое. Конечно, куда уж мне.
Я попытался улыбнуться и успокоить Димку:
– Да что с тобой? Ссоримся из-за девченки.
Димка покачал головой. Он смотрел на меня свысока и как-то по взрослому:
– Мы уже не дети. Пора взрослеть и отвечать за поступки.
Смотрю на друга верного и не узнаю его. Словно подменили. Опоила она его или приворожила? Девчонки на любые гадости способны. Спасать друга надо.
– Давай вечером сходим на дискотеку, развлечемся. Девочек снимем. Вся твоя хандра в миг улетучится.
– Хватит, набегался. Такие отношения ни к чему хорошему не приводят.
– Тебе же нравилось.
– А теперь разонравилось. Люблю я ее, понимаешь?
Димка смотрел на меня и ненависть на его лице сменилась болью. От неожиданности я расхохотался, не зная, что сказать.
– Все, я купился. Ловко ты меня провел.
Димка потянул меня за воротник, я не поддался. Ткать натянулась, но выдержала. Он сузил глаза и прошипел:
– Отец прав, из тебя не выйдет толка. Ты просто пустышка.
Это было слишком. Как раб, я делал за двоих уроки в школе, писал Димке лабораторные и курсовые, решал контрольные, вел тетради и вот благодарность. Первый раз я задался вопросом: « А был ли у меня друг?»
Я потерял контроль. Обида, ненавись и жажда мести затуманили мозг:
– Спорим, месяца не пройдет, как она сама ко мне в постель прыгнет?
Мы сверлили друг друга взглядами и вряд ли кто-то смог бы поверить, глядя на нас в тот момент, что мы неразлучно дружили почти десять лет. Вернее, наивный я, считал этого парня своим другом.
– Если тронешь ее…
– Тогда что?
Димка убрал руку. Его лицо выражало ненависть, а кулаки сжались:
– Я тебя предупредил, – процедил он и пошел прочь.
Я не стал догонять его или кричать вслед. Словно прирос к полу, не в силах пошевелиться. Мое сердце разрывалось от боли и обиды. За что он так со мной? Почему? Разве я когда-то обидел его или сделал что-то плохое? В чем я виноват?»
Борис Иванович смотрел на замолкнувшего Васю и не знал, что сказать. Его сердце щемило и требовало лекарств, но он не шевелился.
Лицо соседа выражало удивление, боль и тоску одновременно. Он смотрел на полную Луну и беззвучно шевелил губами. Сейчас он похож на одного растерянного паренька из далекого прошлого. Почти такого же, каким был сам Борис Иванович. Когда-то. Очень давно. В прошлой жизни.
– Ты выиграл спор?
Борис Иванович знал ответ, но, где-то в глубине души, надеялся на чудо.
Вася повернулся на голос. Его пустые глаза ничего не выражали. Понадобилось несколько минут, прежде чем он вышел из своих мыслей и продолжил рассказ.