Каролинец

— Наше положение лучше, чем было в форте Салливэн. Тогда генерал Ли предрекал бойню, а это был солдат с большим опытом. И бойня там действительно была — для тех, кто атаковал. Скверные были бы наши дела, полковник, если бы мы зависели от нескольких футов земли. У нас найдется, чем огорошить этих джентльменов, когда они придут за разрешением войти в город. — Он повернулся, ткнув тростью в сторону вражеской колонны. — Думаю, они это тоже подозревают. Ибо, как вы могли заметить, что-то они не торопятся отведать нашего гостеприимства.

В ответ раздался общий смех; Ратледж к нему, однако, не присоединился. Он стоял с отсутствующим видом и, теребя подбородок, угрюмо глядел на далекие перестроения противника и облака пыли, зависшие над его колоннами. День был солнечный, безветренный, и близилось самое пекло.

— Да, они пока скопились на том берегу, — ответил Сенф и вздохнул. — Будь в нашей власти задержать переправу их главных сил всего на сутки!.. — Казалось, полковник рассуждает вслух, хотя, видит Бог, он не страдал такой привычкой. — Эх, только на двадцать четыре часа! — повторил он.

Молтри не считал фактор времени настолько важным.

— Пф-ф! Какая разница — сегодня или завтра? Мы всегда готовы к дружеской встрече.

— Да? — Ратледж чуть не вывернул шею, смерив его взглядом. — Я молю Бога, чтобы они тоже так думали. Сейчас-то их неведение очевидно. Знай они нашу численность, они бы не медлили с атакой.

Не дожидаясь ответа, он спустился с насыпи и подошел к своей лошади, которую грум держал под уздцы. Молтри и Лэтимер последовали за ним. Уже сев в седло, Ратледж сказал:

— Самое главное, позаботьтесь, чтобы вдоль всей линии укреплений были выставлены зоркие наблюдатели и чтобы никому ни под каким предлогом не удалось перебежать к неприятелю. — Он говорил с подчеркнутой напористостью.

— Ну, разумеется, — ответил генерал. — Делается все, что нужно. Я выставил дозоры даже вдоль побережья.

— И никаких передвижений войск без согласования со мной. — Последнее распоряжение Ратледж отдал уже на скаку.

Молтри стоял, молчаливый и хмурый. Наконец криво усмехнулся и глянул на Гарри.

— Форменный деспот!

Но Гарри не улыбнулся в ответ. Он весь кипел от негодования.

— Иногда я не понимаю, кто здесь командующий?

— Не горячись, Гарри, — остановил его Молтри. — Пусть так. Он действует по собственному секретному плану.

— Какие могут быть секреты от командующего! — воскликнул Лэтимер. — Удивляюсь вашему долготерпению!

— Я терплю, потому что безоговорочно ему доверяю. Он сердцем болеет за родину, у него светлая голова и сильная воля. Я не уверен, что сам в той же степени обладаю этими качествами. Только глупцы, Гарри, не видят границ своих возможностей.

Они сели верхом и поехали в город. Проскакав по Брод-стрит, они миновали широкие ворота, у которых были выставлены часовые, и оказались в саду, окружавшем резиденцию Молтри. И снаружи и внутри она теперь более или менее соответствовала своему временному назначению штаб-квартиры. У подъезда стояла охрана, а в холле дежурили два ординарца. Помимо кабинета, для нужд штаба в первом этаже была выделена освобожденная от лишней мебели библиотека. Миртль с сыном могли, за исключением столовой, пользоваться лишь верхней частью дома.

Гарри намеревался сразу идти к ним, но в холле заметил двух ополченцев, охраняющих какого-то человека. Один из солдат, указывая на незнакомца, доложил:

— Сэр, мы схватили его между старым пороховым складом и Тропой Влюбленных. Он пробирался в сторону линии фронта и явно старался сделать это незаметно.

Молтри впился в человека своими маленькими, острыми глазками. Это был оборванный, хилый парень в куртке ремесленника, с землистым от страха лицом.

Молтри не вылезал из мундира уже часов тридцать, впереди у него была очередная бессонная ночь, которую ему предстояло провести на подступах к городу, и генерал хотел, пока позволяла ситуация, хоть несколько часов отдохнуть. Сон был сейчас, можно сказать, его обязанностью — не только перед собой, но и перед штатом. Поэтому он поручил пленника Лэтимеру и ушел вверх по лестнице.

Всем своим видом демонстрируя нескрываемое отвращение к предстоящему допросу, Лэтимер кивнул на дверь в приемную, ставшую караульной комнатой.

— Давайте его туда, — приказал он часовым.

Через караульную, где в тот момент лейтенант Миддлтон распекал красного от злости шкипера, не желавшего подчиняться временным правилам для кораблей, заходящих в гавань, они проследовали в тихий внутренний кабинет. Это было светлое, просторное помещение с двумя окнами и двумя застекленными дверьми, ведущими в солнечный, благоухающий сад.

Майор Лэтимер прошел к большому дубовому столу возле одной из этих запертых стеклянных дверей. На столе стоял письменный прибор, валялись бумаги; свинцовое пресс-папье прижимало огромную, как скатерть, карту.

Майор кинул свою шляпу на карту, развернул жесткое деревянное кресло и сел в него, облокотившись о поверхность стола. Пленника поставили перед ним.

— Вы его обыскали? — начал Лэтимер.

Ополченец шагнул вперед и разложил перед майором различные предметы — платок, нож, трут, кошелек и пистолет.

Лэтимер вытряхнул кошелек, и на стол выкатились одиннадцать английских гиней note 38 ; уже этого было вполне достаточно, чтобы приговорить оборванца к суровому наказанию.

— Золотишко, а? — брезгливо сказал Лэтимер. — Как тебя зовут, приятель?

Запекшиеся губы с трудом разлепились, и раздался хриплый, дрожащий голос пленника:

— Джереми Квинн, ваша честь. Клянусь Богом, я…

— Достаточно. Отвечай только на мои вопросы. Чем промышляешь?

Note38

При производстве табака, как и чая, собранные листья сваливают в кучи в специальных сараях, где они вылеживаются и частично преют. При этом происходит ферментация, во время которой в листьях протекают сложные биохимические процессы, приводящие, в зависимости от времени выдержки и температуры, к различным изменениям цвета, аромата и количества активных веществ. Только потом листья подвергают сушке. (Без ферментации сушат зеленый чай.)

— Я плотник, сэр.

— Где обычно плотничаешь?

— Здесь, в Чарлстоне, ваша честь. У меня мастерская на Миддл-лэйн.

— Как долго живешь в городе?

— Всю жизнь, сэр. Я родился в Чарлстоне, это кто угодно подтвердит. Мой брат, ваша честь, был садовником у полковника Гедсдена, и…

— Я же сказал, не так быстро. Теперь отвечай: зачем пробирался к позициям?

Допрос был прерван стуком в дверь, и вошел лейтенант Миддлтон.

— Сэр, здесь его светлость губернатор, — доложил он, и тут же Ратледж нетерпеливо отстранил его, проходя в комнату.