Карпара Тифчик

Сергей Сергеич растерянно моргал глазами, не зная, что сказать: он чуть было не стал виновником самой настоящей аварии.

– А если бы сзади проходили дети, или бабушки, или всё равно кто?- спросила Светлана Петровна.

Серьёзность поступка, наконец, стала доходить до его сознания.

– Я же не специально, - промямлил он виновато. – Я же не думал…

– Так думать прежде надо! – сказал Валька и отвернулся к окну. – Сейчас папа мне никогда не разрешит сидеть впереди, и всё из-за твоих дурацких «ямогучек».

– Я… я не буду больше, простите, - сказал Сергеич и, открыв дверь машины, выскочил наружу.

Пробежав по дороге несколько десятков метров вдоль своего дома мимо окон первого этажа и маленьких палисадников у дверей подъездов, он, вконец запыхавшись, остановился и присел на скамейку, не обратив внимания на сидящего там, на другом конце, с краю, мужчину. К счастью, это был его подъезд, и он почувствовал себя в безопасности. Сердце сильно колотилось, и руки непроизвольно сжимались в маленькие кулачки. Со своего места он видел, как к злосчастному автомобилю вышел Валькин папа, и Сергей Сергеич инстинктивно пригнулся, чтобы спрятаться за ветками кустарников. Он видел, как Геннадий Фёдорович недоуменно взглянул на свою машину, каким-то чудесным образом оказавшуюся совсем не там, где он её оставил, и расстроенное лицо Валентина, который начал что-то ему объяснять, указывая в сторону, куда убежал Сергеич.

Мальчик пригнулся ещё ниже, почти скрючившись на лавочке. Он не смотрел больше в том направлении, а уставился на свои кроссовки, заляпанные засохшей белой глиной – напоминанием его творческой деятельности по выравниванию стен в их квартире. Тут он только подумал: «А как же там дядя Афеноген с ремонтом?» Вдруг его художества тоже также засохли на стене, как и эти капли на обуви и на его футболке? Что, если их уже никак нельзя оттереть, и вся работа строителя пойдёт насмарку? Сергеич пошаркал ногтем по белым твёрдым капелькам шпатлёвки, и они, к его радости, быстро отскочили от поверхности кроссовок.

Словно отвечая на его мысли, сидящий на другом конце скамейке мужчина произнёс знакомым голосом:

– Ну что, строитель, водительские права получил?

Сергей Сергеич оглянулся на него и узнал дядю Афеногена.

– Да я ведь… это…

– А, ты разряд по футболу, наверно, успел заработать? – Афеноген хитро прищурился.

Сергеич вздохнул.

– Так вы видели всё.

– Да уж… За час моего обеда ты здорово потрудился, Сергей Сергеич.

Мальчик заёрзал на месте.

– Ничего у меня не получатся. Вон вы как ловко с этой штукой работаете!

– Да ты не переживай, - похлопал его слегка по плечу дядя Афеноген. – Я ж тоже не сразу строителем стал.

– А как? – спросил Сергеич.

– Сперва учился, потом работал на стройке, потом уже в мастера… Умение приходит с опытом – это когда ты с желанием делаешь свою работу. Потом и навыки приобретаешь. Без этого никак.

– Я Славка?

– Это футболист ваш местный? – переспросил Афеноген, и когда Сергеич утвердительно кивнул, закончил фразу: - Ну, по нему сразу видно, что он в секции занимается. А там – работа с мячом, работа на выносливость, это большой труд – овладеть техникой игры. Всё требует специальных знаний и умений. А представь, если бы это не футбольная площадка была, а, скажем, бассейн в два метра глубиной – ты бы тоже прыгнул поплавать наперегонки?

Эта мысль не приходила Сергей-Сергеичу в голову. Плавать он не умел, и это, хочешь-не хочешь, но факт. Или, по крайней мере, он не пробовал на двухметровой глубине.

– Вот лучше и не пробуй, пока не научишься – мой тебе совет.

Сергеич согласился с таким разумным подходом. И спросил:

– А что станется со стеной в той комнате? Ну, в которой я…

– …поработал?- с улыбкой закончил фразу за него строитель.

Сергеич кивнул.

– Да засохнет и отвалится, я заново сейчас сделаю. Главное, чтоб руки не отсохли, и знания не отвалились.

Афеноген поднялся со скамейки.

– Мне пора дальше работать, а ты не скучай,- сказал он и скрылся в тени их подъезда.

Сергей Сергеич ещё некоторое время сидел на скамейке, выводя носком причудливые знаки на земле перед собой. Потом он подошвой выравнивал поверхность, но сквозь новый слой земли и песка все равно проступали линии и загогулины, выведенные им до этого. Потом он попробовал оттереть всю грязь со своих кроссовок и футболки – засохшие капли шпатлёвки легко отслаивались и отлетали, но под ними оставались радужные пятнышки, которые прочно, казалось, въелись в ткань его одежды.

Они так никогда и не отстирались до конца. Но Сергей Сергеич догадывался, что не это главное.

Эпилог

БОГАДЕЛЬНЯ

Как будто горькое вино,

Как будто вычурная поза,

Под шум хмельных идей

Пришла мечта о ней,

Как будто роза под наркозом.

«Гетеросексуалист»,

Братья Самойловы, гр. «Агата Кристи»

Солнце не то чтобы светило ярко – оно просто ослепляло, отродье космическое. При этом ещё и отражалось от серого, засеянного бэта-экологичной копотью снега. Отражаться-то уже не от чего – ну всё же кругом или в птичьем помёте, или в собачьих кренделях, или в этой копоти последнего стандарта – так нет, всё равно отражается и режет мне глаза, режет сквозь мои черные, засаленные отпечатками чьих-то – моих, конечно, чьих же ещё! – пальцев. Моих старых скрюченных пальцев. А она говорит: «Артрит!» Дура, молодая толстая дура из частной докториники.

– Дура, - бормочу я под нос и осторожно перетаскиваю ногу через бордюр, коим украшен дверной проем входа в подъезд. Правой рукой я опираюсь на стену, а левой непроизвольно шарю в пространстве, пытаясь найти ещё одну точку опоры.

– Кто дура, дед?- спрашивает меня участковый, возникший ниоткуда.

По лестнице, на лестнице, под лестницей… Участковый теребит в руке форменную нургалиевку версии «Зима 2.1.1» - автор-то давно уже Воланда за дурынды в аду дергает, а шапка его, вишь как, до сих пор на полицосах… милиция, полиция, милосия, полицосия… – всё им неймется.

– Вычислил… – шепчу, не глядя на него. – Ну, ничего, Путин жив, он вас достанет, он вас всех достанет и на твиттер медведевский посадит..!

Резкий шлепок, и участковый подпрыгивает на месте. Не успев даже приземлиться на войлочные полицосники версии «Зима Нурга-Ять-Х», он привычным движением выхватывает из нагрудной ширинки телескопический жезл, покрытый каучуком, а я удивленно смотрю на свою старческую, неприкрытую перчаткой руку… и отчетливо осознаю, что же означала «лестница» в избирательной кампании Четвертого Президента… или Второго?- ни хера не помню уже... число 12 на лестнице, да-а… Я концентрирую внимание на руке, но она длинная, ужасно длинная, откуда у меня такая длинная рука, Путин, ты же тогда ещё обещал… но откуда выросла у меня это рука… о-ооо! – телескопическое отродье! Надо же, это моя трость: шлёп, и раздвинулась. Путин в двенадцатом… поэма Блока… мультфильм Михалкова… про Кутузова... Боже, это же апостолы святые, Путин, как ты мог?! Всех апостолов, под Михалкова, одним блоком, Господи, через Кутузовский… перекрывают опять, о-о!