Карский рейд(изд.1983)

— «Эклипс», «Альбатрос» и другие затоплены вдоль основания равнобедренного треугольника… Вот здесь отмечено на карте…

— А глубина тут большая? — Шестаков с трудом закурил на ветру папиросу.

— Вот промеры… — Щекутьев, придерживая рвущуюся из рук карту, показал отметки: — Восемь с половиной саженей… восемь саженей… восемь с половиной… девять… девять с половиной… семь с половиной… девять… десять… В общем — от семи с половиной саженей до десяти, не больше.

— Значит, в пределах двадцати метров, — пояснил Шестаков Болдыреву. — Само по себе терпимо…

Болдырев поморщился от сильного порыва ветра, принесшего мелкие соленые брызги, тыльной стороной ладони он утер лицо:

— Холодная водичка, однако…

— Ничего, попробуем, — бодро сказал Щекутьев. — Ну как, Николай Павлович, решено?

— Решено-то решено… да неясно — сколько же водолазов потребуется, чтобы все это имело смысл…

— Водолазов, конечно, маловато, — согласился Щекутьев. — Но раз такое дело, подучим быстренько, добровольцы всегда найдутся.

— Условия уж больно тяжелые, — усомнился Шестаков. — Спускаться в легком водолазном костюме придется, а вода — ледяная. У ребят ни опыта, ни привычки…

— Да неужели ради похода не потерпят ребята? — с энтузиазмом возразил Щекутьев. — И не такое совершали, когда надо было. Ну, и… есть у меня еще предложение…

— Да?

— Не зря же мы с вами, Николай Павлович, курс наук морских превзошли! Помните уроки Савельича?.. Я лично собираюсь с новичками в паре спускаться.

— Это мысль! — подхватил Шестаков. — И я тоже. Да и другие командиры не откажутся.

Неустроев решительно вступил в разговор:

— Тряхну стариной, как говорится. Я ведь когда-то этим делом занимался всерьез!

— Ну-ну, Константин Петрович, не увлекайтесь, пожалуйста, — охладил его пыл Шестаков. — У вас свои, слишком сложные и ответственные задачи.

Неустроев спросил иронически:

— Боитесь, утону?

— Достаточно, если простудитесь, — улыбнулся Шестаков.

Буксир «Пронзительный» стоял у стенки дальнего заброшенного причала.

На причале было темно, пустынно. По палубе судна медленно прохаживался часовой, покуривал самокрутку. Изредка он подходил к доскам, которые служили буксиру трапом, и задумчиво смотрел на берег.

Где-то вдали виднелись редкие слабые фонари плохо освещенного города.

Моря почти не было видно — тусклая белесая тьма скрывала его, и темно-серые волны угадывались лишь в легком равномерном плеске.

По воде бесшумно скользил большой баркас. Шестеро гребцов тихо и размеренно загребали длинными веслами воду. Еще несколько человек разместились на корме баркаса, среди них был и Чаплицкий.

Неясные силуэты палубных надстроек «Пронзительного»…

За каждой из них стоят вооруженные люди. Напряженные, сосредоточенные лица… На баке, в тени рубки, укрылся Болдырев. Он внимательно, до боли в глазах, вглядывается в белесую дымку, растворившую морскую даль.

Вот показался нос баркаса, вот он Болдыреву уже виден весь — плавно перекатывается на длинной волне. Чекист, остро сощурившись, рассматривает причал — там по-прежнему никого нет.

Болдырев тихо крутанул деревянную трещотку. Раздался характерный скрип: раз, два, три — заранее оговоренный условный знак.

Часовой услышал сигнал и неторопливо побрел по палубе к сходням.

Баркас подошел к буксиру вплотную. Чаплицкий, стоя на корме, примерился и ловко забросил на судно веревочную петлю. Петля точно попала на кнехт, обвила его.

Чаплицкий натянул канат. Один из сидевших в баркасе поднялся, ухватился левой рукой за канат. В правой руке его тускло поблескивал нож. Человек спрятал нож за пазуху, рывком подтянулся на канате.

Чаплицкий подсадил его, и вот диверсант уже на палубе.

Точно так же на буксир забрался еще один человек, а за ним и Чаплицкий.

Все они поползли по-пластунски к той части палубы, где только что расхаживал часовой…

Не обнаружив его на месте, Чаплицкий удивился — интересно, почему часовой, вместо того чтобы оставаться на палубе, спустился по сходням на причал?..

Ему, конечно, было невдомек, что Болдырев, организуя засаду, предвидел: диверсанты в первую очередь постараются бесшумно «снять» часового.

И естественно, жертвовать человеком не хотел.

Но надо было знать и Чаплицкого: он подполз к самому ограждению палубы, достал из-за пазухи длинный десантный нож и, тщательно, хладнокровно прицелившись, метнул его в часового…

…И в то же мгновение раздалась заливистая трель боцманской дудки.

Два мощных прожектора с мачт «Пронзительного» осветили всю палубу, несколько прожекторов скрестили свои лучи на поверхности воды за бортом буксира со стороны моря.

Ослепленные гребцы судорожными неистовыми гребками принялись отгонять баркас от судна, но — тщетно: от соседней стенки отделились три шлюпки с военморами, за короткие секунды окружившими баркас.

Хлесткая пулеметная очередь, другая, винтовочные и револьверные выстрелы, на палубе — мгновенная рукопашная схватка.

И вот один из диверсантов убит на месте, другого скрутили матросы.

И лишь Чаплицкий, упруго бросив через борт свое сухое жилистое тело, каким-то непостижимым сальто-мортале преодолел пространство между судном и причалом, оказался на ногах и тут же нырнул в тень.

Болдырев, жмурясь от слепивших его прожекторов, выстрелил в направлении Чаплицкого раз, другой — напрасно: Чаплицкий, словно чувствуя направление выстрела, бежал неровными, неожиданными зигзагами.

Еще мгновение — и он скрылся между приземистыми пакгаузами… вот он уже приблизился к ограждению военно-морского порта… и увидел, что за сетчатой оградой патрулируют военморы.

Злобно оскалившись, Чаплицкий отступил в тень от бревенчатого пакгауза.

Выждав немного, он ловко подтянулся на стрехе, быстро взобрался на крышу. Тесно прижавшись к печной трубе, терпеливо ждал…