Карта страны фантазий
Шрифт:
Когда-нибудь это будет сделано.
Претензия девятая А ГДЕ ХАРАКТЕРЫ?
Фантастика должна быть человековедением, прежде всего. Какова ее задача? Показать характеры в становлении, в развитии. Есть тут развитие образов, есть характеры вообще?
Итак, нам предстоит иметь дело с самым влиятельным оппонентом, с литературным критиком, ревнителем человековедения. Ему нужно
Примеры психологической фантастики, чистой (ненаучной), приводились в главе о научности. Напомним: «Гамлет», «Русалка», «Демон», «Шагреневая кожа», «Фауст» и т. д.
Почему фантастические образы привлекали великих писателей прошлого? Для пояснения будем придерживаться все того же примера с Фаустом и Мефистофелем.
Что приобретается с приходом черта в сюжет? Исключительность в первую очередь. Это вам не какой-нибудь болтун-нигилист, все осуждающий за кружкой пива. Дьявол самолично! Событие необычайное, из ряда вон выходящее.
А из ряда вон выходящее останавливает человеческое внимание. Тут имеет место и любопытство и выход из будничной рутины, из ряда примелькавшихся, привычных, никаких эмоций не вызывающих событий. И обратите внимание, как тянется искусство к исключительному.
Миллионы сластолюбивых молодых людей соблазняют миллионы девушек. Поплакав в подушку, миллионы обманутых смиряются с несчастьем.
Но Карамзин пишет о той, которая от несчастной любви утопилась в пруду, где-то возле нынешней станции метро «Автозаводская» («Бедная Лиза»).
И Пушкин пишет о той, которая утопилась возле мельничной запруды («Русалка»).
Тысячи и тысячи молодых американцев бросают подруг ради женитьбы на богатой.
Но Драйзер пишет о том, который не только бросил, но и утопил свою беременную подругу. И это типичная «американская трагедия».
Тысячи и тысячи студентов размышляют о границах дозволенного я недозволенного. Достоевский выбирает того, кто переступил-таки дозволенное и совершил убийство.
Смертью кончилось дело. Нельзя пройти мимо, не задуматься.
Так вот, из ряда вон выходящее, останавливающее внимание естественно присуще фантастике. Дьявол вмешался в дело! Обратите внимание!
Вторая заслуга фантастики — в наглядном упрощении. Об этом говорилось выше. Гёте доказывает нам, что ничто не дает счастья, кроме творческого труда. Но только сказочное существо может предложить для проверки, на пробу все.
Фантастика упрощает и обобщает. И третье ее достоинство — в гиперболизации вывода.
«Аэлита» А. Толстого кончается апофеозом любви. Слово «любовь» несется через космические просторы от Марса к Земле. Любовь побеждает пространство, любовь побеждает космос, любовь выше всего!
Если место действия отнесено в космос, автор как бы убеждает нас: «Так будет везде-везде-везде!»
Если время действия отнесено в будущее, автор как бы говорит: «Так будет всегда-всегда-всегда!»
Недаром так режут нам глаза произведения западной фантастики, в которых герои копят деньги на перевозку домика на Марс (Р. Бредбери), или сосланные каторжане продаются как рабы на рынке Венеры (Р. Хайнлайн), а в созвездии Лебедя управляет принцесса (Э. Гамильтон).
Итак: исключительность, останавливающая внимание, наглядное упрощение и обобщение, гиперболизация вывода — вот достоинства, привлекавшие в свое время к фантастике ненаучной, присущие и научной.
А недостатки?
Два знаю: недостоверность и деконкретизация.
Последняя — оборотная сторона обобщения. Мефистофель — олицетворение отрицания. Он не корсар, не нигилист, не футурист и не битник — он дух сомнения. Смерть у Горького — просто смерть, не гибель от болезни, старости, несчастного случая, от ножа убийцы или на плахе.
Но в подлинной жизни не бывает просто смертей или
просто олицетворении, в жизни все конкретно. Олицетворения условны и… неправдоподобны.Фантастика научная находится тут в промежуточном положении: она достовернее и конкретнее ненаучной. Но нельзя сказать, что она всегда лучше, иногда и конкретность мешает в литературном произведении.
У американца Т. Годвина есть рассказ «Неумолимое уравнение». Сюжет его: в кабину «зайцем» пробралась девушка, а ракета рассчитана на одного человека, и пилот из чувства долга обязан проявить жестокость — выбросить девушку в космос.
Долг оправдывает жестокость — такова милитаристская идея рассказа. Осуждая идею, мы замечаем, кроме того, что и пример-то неубедительный. На самом деле ни долг, ни конкретная обстановка не заставляют автора проявить жестокость. Ведь пилоту нужно избавиться не от девушки, а от лишнего груза в пятьдесят кило. Неужели у него не найдется в кабине, наверняка весящей больше тонны, какого-нибудь кресла, баллона или перегородки весом в пятьдесят килограммов? Волей-неволей у автора получается рассказ не о твердом исполнителе долга, а о несообразительном солдафоне, который с готовностью убивает, вместо того чтобы подумать, как спасти человека.
Автору в данном случае было бы легче, если бы явился сказочный Ангел Смерти и сказал бы безапелляционно: «Выбирай, ты или она?»
Так что панацеи нет. Некоторые темы удобнее выражать без фантастики, другие — с помощью научной фантастики, третьи — с помощью ненаучной.
И тем не менее ненаучная фантастика, столь распространенная в прошлых веках, к началу XX века в русской литературе сошла почти на нет. Вспоминаются еще драмы Л. Андреева, некоторые рассказы А. Грина («Крысолов», «Словоохотливый домовой»). Но, в общем, примеров немного, подыскиваешь их не без труда. Видимо, вместе с ослабевающей религией слабело я серьезное отношение к сказочным образам. У Пушкина русалка — трагический образ, у Аверченко — карикатурный: тупое, пахнущее рыбой существо, умеющее только ругаться подслушанными у рыбаков «словесами».
Сверхъестественное ушло, оставив в литературе пустое место, а научная фантастика это место заняла не сразу.
Отчасти из-за непонятности. Ведь русалки и черти куда проще, понятнее машин. В сущности они очень человекообразны, эти бездушные кокетки с рыбьими хвостами или мелкие пакостники с рожками и копытами. «Дождичек посылает бог» — мысль примитивнейшая, не требующая умственного усилия. Юпитер гневается и стреляет молниями — тоже легко себе представить. А попробуйте доходчиво рассказать о влажности и точке росы и о том, как невидимые пары оседают на ядрах конденсации и от них приобретают заряд, и если облако заряжено положительно, а земля отрицательно, происходит пробой, как бы короткое замыкание, и при этом электроны проскакивают из земли в небо и оставляют за собой ионизированный след, и по тому следу заряд устремляется в землю, и все это называется молнией. И поскольку скорость ее сверхзвуковая, возникает ударная волна, как у самолета на звуковом барьере, эта воина и есть гром.
Попробуйте, объясните. Юпитер с насупленными бровями как-то доходчивее.
Но дело не в одной только доходчивости. Еще и в том причина, что «серьезный» читатель — потребитель психологической литературы — не сразу менял свое отношение к необыкновенному. Отношение это проходило примерно такие этапы:
1. Люди верят, что любые чудеса способны совершить бог, ангелы, черти и прочая нечисть.
2. Люди не верят в сверхъестественные силы и считают, что чудес не бывает.
3. Люди верят, что любые чудеса способна совершить наука.