Картины былого Тихого Дона. Книга первая

Войну эту начала императрица Екатерина II, правившая Россией с 1762 по 1796 год, заслужившая от своих подданных за мудрое управление наименование Великой. Народ русский и казаки так любили свою царицу, что обычное название ее было: Матушка Царица, Матушка Екатерина. И теперь еще старики-казаки, вспоминая своих дедов, говорят: «Он служил при Матушке-Царице», или просто: «Убит он при Матушке в таком-то году».

Нахождение полков донских при блестящей русской армии не мешало казакам отличаться в смелых рукопашных схватках с турецкими наездниками. 6 марта 1769 были отстроены Азов и Таганрог; поселенные в них, большей частью в наказание, казаки наряжались в солдаты и не считались казаками. Таким образом, донцы постепенно отходили от моря, и место их, и охрану берегов занимали солдатские полки. Удаление от моря заставило казаков прочнее осесть на земле, обратить внимание на земледелие, на скотоводство и коневодство. Все отряды казачьи с этого времени выходили в поход на конях. Из войны и походов казаки приводили лошадей той породы, какая находилась у врага. Эти лошади, смешиваясь в табунах со степной лошадью калмыцкой породы, и дали ту казачью донскую лошадь,. которая так прославилась во все войны резвостью и выносливостью. Больше всего приводили казаки лошадей турецких, арабских, персидских и кавказских. Эти лошади не очень крупные, но нарядные, в походе ходили под казаками, а на Дону поступали в казачьи косяки. Донцы отлично ездили на них. Любимым их оружием стала пика. Грозна и страшна была казачья пика врагам России.

Первые восемь лет война с турками шла без большого успеха. Наши войска двигались медленно, занимались больше осадами крепостей и побед больших не одерживали. Но на девятый год, в 1770 году, во главе наших войск стал фельдмаршал Румянцев.

Он сразу оживил войска. Облегчивши обозы, уменьшивши ношу солдата, Румянцев смело пошел к Крыму. 7 июля 1770 года он разбил крымского хана, подкрепленного турками на берегах речки Ларги.

18 июля он подошел к речке Кагулу, за которою расположена была вся турецкая армия. Ею командовал первый генерал султана - великий визирь.

Между тем, еще 15 июля, к нашей армии с Дона прибыл новый полк Иловайского. Казаки этого полка, большей частью молодежь, наслушавшись рассказов старых, бывалых казаков, желали поскорее отличиться. 18 июля казаки Иловайского занимали передовые посты. В это время великий визирь, окруженный большой толпою своих генералов и сильным конвоем, выехал осмотреть расположение нашего войска. Полк Иловайского живо собрался с постов и на глазах всего русского лагеря сразился с турецким конвоем. Казаки так ловко действовали пиками и шашками, что визирь, со всеми окружавшими его турками, помчался во весь опор к своему лагерю. Один казак уже схватил его за длинную седую бороду, но визирь вырвался и ушел; 15 богато одетых наездников турецких положили казаки на месте.

Когда усталые, а многие и перераненные, казаки возвращались в лагерь, армия, по приказу Румянцева, встретила молодых удальцов музыкой, барабанным боем и громкими криками «Ура!»

21 июля Румянцев в кровопролитном сражении на речке Кагуле разбил великого визиря и преследовал остатки его армии на несколько верст. Этими победами, совершенными в Турции, султан был сильно потрясен.

В то же время другая наша армия, под начальством князя Долгорукова, занимала Крым. В этой армии, состоявшей из 11 пехотных и 13 конных полков, находилось 7000 казаков под командой походного атамана Себрякова. Тот самый Крым, который был целью отважных морских поисков и набегов казаков в старину, был скоро занят армией Долгорукова.

В эту войну казакам не пришлось действовать целыми полками, не пришлось и особенно отличиться крупными победами над неприятелем. Они несли невидную, но страшно тяжелую службу мелкими партиями. На этой службе каждый казак был героем. Имена отличившихся перечислить невозможно. Войско Донское служило так образцово в эту войну, что граф Румянцев выдал казакам похвальное свидетельство. В этом свидетельстве он пишет о всех старшинах и казаках войска Донского, что «подвиги их против неприятеля отлично споспешествовали все славные успехи российского оружия. Они составляли зимою и летом первую стражу армии, не утомляясь ни нуждой, ни невыгодами, особенно в необитаемых местах. Их бдению и врожденному в них военному искусству мы особенно обязаны тем, что неприятель нигде не мог во вред наш скрыть своего движения, но был часто самими казаками отбит. Казаки, побуждаемые доброй волею и рвением к службе всюду, где было столкновение с неприятелем, в мелких и больших стычках и в самых генеральных сражениях, пускались в огонь первые, отличаясь храбростью чрезвычайной, повиновением власти и жертвованием самой жизни обретали многие над неприятелем победы. Доказательства их мужества, военного искусства, старания и послушания в действиях, которые я или генералы, командовавшие отрядами им поручали - так велики, что описать их трудно и нельзя достаточно похвалить. Я заключаю свое свидетельство тем, что храброе и полезное отечеству Донское войско по отличным своим заслугам, в войне доказанным, достойно Высочайшего благоволения и милостей Монарших».

И императрица Екатерина при пожаловании наград войскам не забыла и донских казаков: за участие в этой войне она пожаловала войско 28 июня 1775 года похвальной грамотой и 10 июля 1775 года белым, великолепно украшенным знаменем. На знамени была надпись: «Нашему вернолюбезному войску Донскому за храбрые и мужественные подвиги во время минувшей войны с турками».

Во время этой войны Дону пришлось испытать сильное искушение. Весь юг России, все низовье Волги было охвачено страшным крестьянским бунтом, с которым с трудом могли справиться русские войска. Во главе этого бунта стоял донской казак Зимовейской станицы Емельян Пугачев.

Пугачев 1770-1775 гг.

Рядом с войском Донским, к востоку от него, захватывая нынешнюю Астраханскую губернию, лежало Волжское казачье войско. Теперь его нет больше, и бывшие волжские казаки составили Астраханское казачье войско, выставляющее в мирное время один полк. Еще дальше, за Волгой, по реке Яику, как тогда называли Урал, лежало Яицкое казачье войско, теперь Уральское.

Известия из Петербурга в эту далекую окраину тогдашней России доходили медленно. Мало было охотников ездить в глухие степи, где бродили шайки татар, калмыков и киргизов. Туда спасались все те, кто исповедовал старую веру и кто боялся преследования за это. Много бежало туда и казаков с Дона. Там, да на Тереке, как некогда на Дону, не спрашивали, почему и от кого бежит человек. Русских людей было мало, ими дорожили, каждый лишний пришелец был нужен для защиты маленьких станиц и хуторов.

Казаки с Дона уходили в это время из-за притеснений войскового атамана Данилы Ефремова и из-за нелепых слухов, пущенных им по Дону о том, что казаков будут «писать в регулярство», делать солдатами, что поступят они под команду русских офицеров. Действительно, казаки, посланные для заселения Азова и Таганрога, поступили под начальство поручиков и ротмистров. Это казаков волновало, и они писали жалобные письма на Дон.

Доном правил атаман Ефремов. Он расширил свои владения по р. Донцу и Калитве и неправильно наряжал казаков на службу. Об этом узнала императрица и приказала русскому генералу Черепову арестовать Ефремова и послать его в Петербург для суда. Черепов хотел взять Ефремова силою, но казаки заступились за атамана, избили Черепова и хотели его бросить в воду. Ефремову едва удалось спасти Черепова.

Когда императрица узнала об этом, она прислала новую команду для ареста Ефремова, его взяли и отвезли в Петербург. Казаки некоторое время пошумели, но вскоре успокоились.

Как раз в то время, когда по Дону волновались казаки, боясь, что их станут «писать в регулярство», то есть сделают солдатами, на Дон пришли известия о смуте в Яицком войске, явились подстрекатели от виновника этой смуты, Пугачева, сулившего донцам всякие льготы и называвшего себя императором Петром III. Но донцы не пристали к этой смуте, дали ей суровый отпор, и в бурном движении бунта, захватившего тысячи людей, поднявшего Яицкое и Волжское войска, многих регулярных солдат, крестьян и даже дворян, остались верными своей матушке-царице!

Вот как произошла эта смута: незадолго до этого времени в Яицке был арестован яицкий казак Богомолов. Сидя под арестом, он показал караульным солдатам какие-то следы на своем теле и уверил, что это крест.

– Крест этот означает, - говорил Богомолов, - что я вовсе не казак Богомолов, а император Петр III Феодорович.

За такие нелепые речи Богомолова вскоре сослали в Сибирь. Но сослали его тайно, никто не видал этого, и вот, по Яицкому войску пошел слух, что Богомолов бежал, что он скитается по войску и ищет людей, которые вступились бы за него и помогли ему сесть снова на царское место.

Слухи эти дошли и до Дона. И там по городкам и станицам стали шептаться, что император Петр III Феодорович жив, что он скоро взойдет на престол, прогонит бояр и дворян и объявит всякие милости казакам и крестьянам и заступится за старую веру отцов.

Чем невероятнее слух, тем легче ему верится в темном народе. И вот, в народе стали ожидать пришествия императора Петра и обещанных им милостей.

В это время по яицким степям скитался донской казак Емельян Пугачев, спасавшийся от войскового суда. Пугачев родился в Зимовейской станице и в молодых годах занимался с отцом хлебопашеством. 17-ти лет он женился и, прожив с женой всего одну неделю, был отправлен в Пруссию, где был во время Семилетней войны в отряде генерала Чернышева. Полковник Денисов взял его вестовым к себе. Во время ночного нападения пруссаков Пугачев упустил одну из лошадей Денисова и за это был жестоко наказан плетьми.