Картотека живых
Шрифт:
— Оставь, — распорядился глава шрейбштубы. — Правильнее, конечно, было бы написать «Помощник писаря». Писарь-то ведь я! Но раз уж эта повязка сделана, носи ее с богом. А вот кроить из курток матросские шапочки я тебе не позволю. Не ходить же людям раздетыми ради того, чтобы проминенты могли франтить.
Кто-то робко раздвинул занавеску, отделявшую заднюю часть конторы. Вошел Бронек, через плечо у него висела на шнурках обувь Эриха и Хорста. Запас был изрядный: две пары спортивных ботинок, четыре пары высоких шнурованных сапог и три пары башмаков. Бропек выглядел,
— Герр писарь, — сказал он озабоченно. — Я как раз собирался выйти из конторы и хорошенько вычистить всю вашу отличную обувь. Но сейчас я услышал — случайно, против своей воли, ведь вы говорили так громко, — что в лагере не хватает одежды и обуви. Так лучше, пожалуй, не выносить их, а? Или выносить по одной паре, чтобы не бросалось в глаза?
Писарь бросил на него злобный взгляд.
— Проваливай! — гаркнул он.
Сказал все это Бронек по простоте душевной или е ехидством? Эриху было неясно.
— Чисть обувь, где хочешь, понятно? — продолжал он. — Сколько обуви у писаря или старосты лагеря, до этого никому нет дела. И если ты думаешь, что можно подпускать мне шпильки, так я вот обую один из этих сапог да дам тебе такого пинка в зад, что вылетишь из конторы!
Писарь куда-то вышел, Зденек заглянул за занавеску. Бронек застилал там койки.
— Герр писарь желает чего-нибудь?
— Нет, ничего, только поговорить с тобой. Мне очень понравился твой трюк, со всей этой обувью.
— Вы, видно, смеетесь надо мной?
— Да нет же. Мне кажется, я тебя правильно понял.
Бронек перестал работать и повернулся к Зденеку.
— А я вот не знаю, понимаю ли вас, как надо. Видимо, я сделал страшную глупость, не зря герр Эрих так рассердился.
Зденек колебался. Поляк говорил с таким невинным видом, что в самом деле было неясно, понимает ли он, как здорово все это получилось.
— Мне показалось… — начал Зденек и не договорил.
— Что вам показалось, герр писарь?
Зденек махнул рукой и пошел обратно к столу.
— Слушай-ка, не зови ты меня герр писарь. Ты же слышал, что я только помощник писаря. Я такой же, как и ты.
— Нет, не такой, — парень покачал головой. — У вас на повязке написано «Писарь», а это для меня свято.
«Швейкует, — подумал Зденек, — определенно швейкует! Сперва поддел Эриха, а теперь меня».
— Слушай, приятель, — улыбнулся он, — зачем ты проезжаешься насчет этой проклятой повязки? Я не собираюсь строить из себя проминента, в конторе я такой же нуль, как и ты. Меня зовут Зденек, и если ты будешь называть меня иначе, я всерьез обижусь.
В светлых кошачьих глазах Бронека мелькнула веселая искорка.
— Я так и подумал, когда слышал ваш разговор с герром Эрихом. Может, и вправду несправедливо ставить вас на одну доску со всеми этими… важными шишками?
Зденек решительно кивнул.
— О герре писаре вы такого же мнения, как я? — помедлив, спросил Бронек.
— Бывают хуже, — сказал Зденек. — Но и этот не сахар.
— По-моему, тоже, — кивнул Бронек. — Но арбейтдинста, герра Фредо,
вы не причисляете к этим господам?Зденек кивнул.
— Нет, с ним все в порядке.
— На этот счет мы, стало быть, тоже сходимся, господин Зденек, неторопливо сказал Бронек, и выражение его глаз на мгновение изменилось.
В контору вошел блоковый из шестнадцатого барака с рапортичкой об умерших и прервал разговор новых друзей. Помощнику писаря пришлось вернуться к картотеке. Но теперь на столе было уже два ящичка, и Зденек впервые переложил карточку умершего из картотеки живых в новый ящик, который только что принес Берл, в картотеку мертвых.
На стройке было еще оживленнее, чем обычно. Молнией разнеслась весть, что работавшие получат сегодня лишнюю порцию картошки, «Nachschub», прибавку, о которой мечтает каждый хефтлинк. Кюхеншеф Лейтхольд утром объявил об этом в кухне. Там Хорст и узнал о прибавке. Тщательно причесавшись, он явился туда, чтобы с разрешения эсэсовца вручить Юлишке повязку «Капо кухни».
Новость о прибавке с обширными дополнениями о черных глазах и прочих прелестях главной кухарки Хорст шепотом передал проминентам, а от тех она дошла до «мусульман». «Сегодня будет «Nachschub»!
— Признайся, — сказал Гонзе Мирек и оперся о кирку, — что ты знал об этом с утра. С чего бы ты иначе прибежал на работу. Все распроклятая жратва, а?
Гонза улыбнулся. Лучше, пожалуй, не разубеждать ребят, пусть думают, что Мирек угадал. Или рассказать им о разговоре с Фредо?
— Известное дело, — сказал кто-то из барака Гонзы. — Задаром мы концлагеря не строим. Вот за горсть картошки — это другое дело…
В словах товарища был горький упрек. Гонза обернулся.?
— Ты его усердно строил и без картошки. А я не хочу, чтобы ты один был участником такого дела. Когда-нибудь окажут, что это был коллаборационизм, таж по крайней мере будем все причастны к нему…
— Бросьте ссориться! — проворчал Мирек, уже жалея, что начал щекотливый разговор. — Скажите лучше, не знает ли кто из вас, что это там за желтое здание? Мы ведь и представления не имеем, в какой части Баварии находимся. А надо бы знать…
Никто из чехов, работавших на стройке, не мог ему ответить. Все взгляды обратились в ту сторону. Освещенное мягким светом осеннего солнца, вдали виднелось своеобразное желтоватое здание, затерянное среди синих гор.
— Герр Карльхен, — обратился кто-то к проходившему мимо капо, — не скажете ли вы, что это такое?
— А ты не знаешь, раззява? — усмехнулся тот. — Это же ландсбергская крепость. Священное место, где наш фюрер написал книгу «Моя борьба». Полное название: Ландсберг на Лехе.
Взоры чехов-землекопов теперь чаще обращались на крепость. Так вот он, Ландсберг!
— Гитлера посадили сюда за решетку после неудачного путча в 1923 году, не так ли? — сказал Мирек. — Но для него здесь, видно, устроили санаторий, а не тюрьму, если он смог написать такую книжищу. Если бы с ним поменьше церемонились и подольше подержали в тюрьме, нам, может быть, не пришлось бы сейчас сидеть тут.