Картуз уполномочен заявить

– Ловись, бабакуда большая и маленькая, - приговаривал он.

Глаза лохматого зверя дальневосточной наружности были прикованы к качелям.

Наконец бабакуда не вытерпела, зевнула, с разбегу вскочила на качели и, странно, сама принялась их раскачивать. Картины была не для слабонервных, но Ведеркин выдержал.

После десятого качка бабакуда упала, вместе с качелями.

Неизвестно откуда появился Картуз. Накинул на зверя сеть и закрепил победу морским узлом. Бабакуда шумно храпела. Сыщики уселись на зверя.

– А где вы были?
– спросил лейтенант.

– Видите ли, мой друг, - начал Картуз, - я с самого начала не был уверен в надежности нашей конструкции. Допустить повторного убега ценного экземпляра было нельзя. И я решил подстраховаться. Я спрятался внутри и, когда животное прыгнула на наше устройство, прижал его лапы к бортику. В результате нашей борьбы амплитуда маха увеличилась. Бабакуда силилась выпрыгнуть, но мы так прочно засели в ящике, что это стоило бы ей больших трудов. Вы слышали, как зверь взвыл, почувствовал всю цепкость ВАГОНа? Тут как раз подошел десятый качок, бабакуда дернулась засыпая, и качели не выдержали.

В лаборатории ненужных животных было весело. Синяков радовался вернувшемуся объекту диссертации. Все поздравляли друг друга. Даже нобелевские лауреаты присоединились к празднику. Лишь только что проснувшийся лаборант ничего не понимал, разглядывая следы на халате и крошки съеденного завтрака.

– А скажите, ваша бабакуда разговаривает?

– Да вы что, - рассмеялся Синяков.
– Нема как рыба.

– Как рыба?
– сквозь сон произнесла бабакуда.
– Ну-ну...
– И хлюпнула нюнзиком.

Глава шестая

Дело о Лукоморье,

или Там чудеса, там леший вроде...

Воскресенье Кисляевского отделения ВАГОНа отличалось тем, что Картуз вместо утренней зарядки работал на огороде.

Позавтракав любимой шотландской овсянкой, называемой в английском простонародье "порридж", инспектор надел кирзовые сапоги и вышел на посадочные работы с тяпкой в одной руке и "Ста полезными советами любителям правильной посадки капусты" в другой.

Вдруг он услышал резко приближающийся свист. Опытный Картуз нырнул в смородину. Над головой что-то цыкнуло и с треньканьем ударилось о стену дома.

Инспектор высунулся из буйной зелени и пристально осмотрел окрестности в поисках предполагаемого врага. У сельсовета стояли тетя Фрося и дворничиха Микулишна. Так как на следующей неделе Картуз обещал одной из них починить крышу, в предполагаемые враги они не годились.

Иван Иванович встал и задумчиво уставился на стенку. В косяке торчала стрела с кованым наконечником.

– Значит, не индейцы, - подумал Картуз.

К оперению была привязана записка. Сыщик снял ее и прочитал следующее:

У Лукоморья дуб в утиле,

Висит пакет на дубе том.

Коробки, кетки и бутыли

Лежат завалами кругом.

Сунув бумажку в карман, он зашел в дом и позвонил Ведеркину. Затем, пройдя в кабинет, снял с полки том Большой Энциклопедии.

– "ЛуКоМоРьЕ, - прочитал он, - Литературный комплексный музей "От Рыбки до Емели". В восемнадцатом веке - имение князя Лопатина, в девятнадцатом передано под лагерь отдыха лицеистов. В настоящее время - лучшее собрание отечественных персонажей. Памятник садово-паркового искусства", - затем продекламировал, ставя книгу на место: - И опыт - сын ошибки друга, и гений - парадоксов труд!

– Ибо случай - изобретатель, - добавил появившийся в дверях Ведеркин.

– Отправляемся в Лукоморье, - предупредил его начальник.

– Как же, как же! Царство славного Солтана.

Инспектор надел форму и сдал помещение рядовому Кукушке.

Станция Лукоморье располагалась на середине пути по железнодорожной ветке Москва-Можайск.

Проехав по удостоверениям ВАГОНа бесплатно, они сошли на тихой платформе с кассой в тридевятом стиле и отправились к объекту.

Их путь пролегал по кленовой аллее, украшенной памятниками поэтов, писателей и мемориальными досками вроде такой:

Здесь Н.В. Гоголь решил включить

свое произведение "Ревизор"

в программу седьмых классов

или такой:

Под этим деревом А.С. Пушкин

не смог придумать названия

к стихотворению

"Буря мглою небо кроет..

Вспугивая сорок и галок, сыщики дошли до кованых ворот, по обе стороны от которых тянулся забор с изображениями знаменитых литературных героев. У калитки на сундуке, прислонясь спиной к колонне, дремал субъект в черном. Рядом на гвозде висела ржавая корона.

– Спим на посту?
– сурово поинтересовался Ведеркин.

Старикан вздрогнул, похлопал заспанными глазами. Потом напялил на уши корону и, потрясая одеждами, продекламировал:

– Налево пойдешь - в музей попадешь, направо пойдешь - лекторий найдешь, а прямо пойдешь - живота не спасешь.

– Погибнешь, что ли?
– спросил Ведеркин дрогнувшим голосом.

– В смысле, буфет там, - объяснил старичок.

– Темните вы что-то, гражданин, - сказал Иван Иванович, - как-то у вас все запутано. Вы бы путеводитель издали что-ли...

– Хорошая идея, - согласился сторож, - а вы кто будете? Экскурсия али так, менестрели?

– Насчет стрельбы у нас - будьте покойны, - заверил его инспектор.
– А сами мы из ВАГОНа.

– Ой, радость-то какая!
– разулыбался, сверкая золотыми зубами, дед.
– У нас без вас все плохо. Кстати, я - Кащей.

– Гражданин Бессмертный?
– уточнил Ведеркин, заглянув в записную книжку.

– Он самый, - согласился добродушный старик.

– Над златом чахнете?
– поинтересовался младший ВАГОНовец.

– В свободное от работы время. Все недосуг - я здесь на полставки сторожем, поскольку с персоналом трудности.

– Может, вам подлечиться, - предложил участливый Картуз.
– У нас в Кисляевском профилактории как раз специалист по вашей болезни есть.

– Не, милый, незачем. Меня Яга лечит народным способом.

– Ну-ка, ну-ка, - оживился Иван Иванович, который страдал ран- ним облысением и на этой почве коллекционировал самобытные рецепты.

– Ноги в живой воде парить заставляет.