Карты печали
Шрифт:
Пока я ехал, мне казалось, будто я все вижу в первый раз, как будто я родился заново, чтобы быть представителем всех прошлых празднеств нашего рода. Говорят, что первое прикосновение Королевы обновляет дух. Для меня это, безусловно, было верно. Я ехал в заурядные Средние Земли с энтузиазмом, которого я не испытывал весь свой миссионерский год. Я даже напевал, сидя верхом, а поступь лошади придавала моему голосу странное вибрирование.
Мне понадобились день и еще одна ночь, чтобы добраться до мельницы, где мать и бабушка Линни командовали семейкой парней с мокрыми носами и отвислыми челюстями.
Возможно,
Наконец мы сели обедать обычной переваренной и перемятой пищей Земель. Зелень была мягкая, а мясо - какой-то вид местной птицы разварено до того, что отвалились крылья. Я много раз швырял его по своей тарелке, чтобы сделать вид, что я ем.
Трое братьев интересовались белым конем, они до этого охотно расседлали его и поставили в конюшню.
– Он быстрый?
– спросил самый младший.
– Быстрее ветра, - заверил я его, но это мало о чем говорило, потому что ветры в Землях мягкие и не сильные.
– Он послушный?
– спросил старший.
– Это она, а управляется она запястьями и бедрами, - пояснил я и показал, как это делается, тем самым завершив свою шараду с безвкусной едой. Они повторяли мои движения, пока, по сигналу бабушки, младший не встал, чтобы убрать со стола.
Я дал им пощупать кожаные краги, которые я надел поверх своей одежды цвета радуги. Накладки на бедрах с внутренней стороны рассмешили их, но я показал, какие ссадины может получить наездник без таких дополнительных накладок.
– Хотя, - добавил я, - никому, кроме членов королевской семьи, накладки не нужны.
Урок в такой момент всегда кстати с этими тупыми парнями Земель.
Их мать улыбалась и кивала головой, слушая мои поучения, но ее мать хмурилась.
– Линни могла бы воспользоваться ими, - сказал младший парень, вернувшийся с мокрой тряпкой, чтобы смахнуть со стола несколько крошек. У наших ног началась возня, собаки дрались за объедки.
– Ножки-Палочки. Костлявая спереди и сзади.
– Это сказал средний парень, тот, из Зала. Они с сестрой, видимо, были не очень дружны, хотя для него так разговаривать со мной и пользоваться кличками было скорее ритуалом, чем реальностью.
Я оттолкнул его кулаком прежде, чем мать смогла обратиться к нему. Он посмотрел на меня прищурясь, но не издал ни звука, даже не захныкал.
– Она теперь в Королевской семье, твоя сестра лучшая из вас. Не смей больше говорить о ней такие слова.
Спорить со мной не полагалось, и он это знал.
Вставая, я сказал:
– Я переночую здесь, а завтра спокойно поговорю с бабушкой наедине.
В комнате внезапно на мгновение наступила тишина, меня охватил озноб, хотя именно в этот момент ожило пламя в очаге, в одном из поленьев зашипел сок. Затем обе женщины сказали одновременно.
– Да будет так, - сказала
бабушка.– Я сделаю вам постель, - сказала мать.
Среднего парня с отвислой челюстью я взял к себе в постель, скорее чтобы наказать его, чем развлечься. Я хотел снова сделать ему больно за прозвище, и я не был с ним нежен. Он не жаловался, пожалуй, у него не было ни воображения, ни опыта для жалоб. Но даже его присутствие в постели не согрело меня. Большую часть ночи я не спал, пытаясь представить, в каких отношениях он был с Линни. Только под конец я понял, что он был связан с девушкой Земель Линни, а не с Королевской Седовласой. Седая Странница для него будет существовать только в рассказах и в песнях. Странный посев, случившийся много лет назад, который поместил именно этого птенца именно в это гнездо.
Наконец, настало утро. Когда я встал и раздвинул полог, дома никого не было, кроме бабушки и меня. Парни отправились по своим делам, а мать была в Зале, приводя в порядок записки перед очередным днем плача.
– Старуха, - сказал я.
Она повернулась ко мне с непроницаемым лицом и отерла руки о бока своей поношенной серой юбки.
– Она будет великой плакальщицей, - сказал я.
– Возможно, величайшей из всех, кого знал мир.
Она кивнула.
– И Королева хочет, чтобы она уже сейчас приступила к работе над траурными стихами. Но...
Она снова кивнула. Именно тогда я увидел, что в ее глазах светится ум, и мне стало ясно, что Седовласая происходит из поколений искусных женщин Земель, хотя посеяно было королевское семя. Мне, собственно, не понадобилось продолжать, но правда вынуждала меня.
– Королева послала меня, чтобы...
Она прервала меня.
– Ты заставишь их помнить меня?
– спросила она, и глаза ее внезапно заблестели, а рот широко открылся.
– Бабушка, да.
– Тогда я приведу в порядок комнату на чердаке. Мы там ничего не трогали с тех пор, как ушла Оплакиваемая.
– Она повернулась и оставила меня одного, уставившегося глазами в огонь. Я слышал ее шаги на деревянной лестнице и скрип досок в полу над моей головой. В утреннем очаге только ярко тлели угли, но мне показалось, что я вижу над угольками радугу. Я протянул руки к очагу, но не почувствовал тепла.
Не знаю, сколько времени я смотрел на угасающий огонь, когда вдруг почувствовал, что кто-то трогает меня за локоть. Я резко повернулся. Это была старуха. Она протянула мне Чашу. Очевидно, это была фамильная драгоценность, она была вырезана из куска черного камня, умело ограненная, вековой давности. Я взял ее в руки и ощутил ее плотную тяжесть. Перекатывая ее между ладонями, я ощущал, как резьба отпечатывается на руке.
– Я пойду сейчас, переоденусь, - сказала она.
– Я наполню чашу, - ответил я.
Я долго сидел у окна, прежде чем приступить. Я думал о Линни и о том, как она со спокойным лицом взглянула на меня, шепча: "За все, что ты сделал..." Сделал! И все, что я сейчас делал для нее тоже, хотя этого требовала Королева. Потом лицо Королевы, алчное, коварное, лицо холодной интриганки, вытеснило из моей головы лицо Линни.
Я взял маленький шелковый кошелечек, висевший у меня на шее, открыл его, и на меня сразу пахнуло резким запахом мускуса. Я постучал по кошелечку, из него выкатились три темных зернышка люмина.