Касаясь струн
Шрифт:
– Да уж, я и не знал про всё это.
– Это лишь верхушка айсберга. Подобных организаций очень много. Ты думаешь, что они действительно, бьются за свою веру? Мне кажется, что они просто прикрываются религией, как и многие другие радикальные организации. И неважно какие они, христианские, мусульманские или буддистские, как японская «Аум Сенрикё». Скорее всего, их основная цель – это материальные блага.
– Возможно, ты прав, – согласился Степан.
– Но есть и фанатики-одиночки. Про «Норвежского стрелка», тоже не слышал? – спросил Анвар.
Степан заметно воодушевился и быстро ответил:
– Андерс Беринг Брейвик? Все о нём слышали. От терактов, которые он совершил в 2011 году в Осло, погибли около 80 человек и свыше 150 получили ранения.
–
– Знаешь, я в этом не уверен. Мы изучали эти теракты и многое показалось мне странным и неправдоподобным. Как этот человек в одиночку изготовил бомбу, весом более пятисот килограмм? Где он достал полицейскую форму? Это не под силу одиночке. Это то, о чём я говорил в самом начале нашего разговора. Моё мнение, что он просто исполнитель, а настоящие организаторы остались в тени.
– Вполне может быть и так, – согласился Анвар.
– Вот с этим явлением мы и боремся, – сказал Степан. – Мы ищем организаторов и расправляемся с ними. Убийцы должны быть уничтожены.
– Но ведь и вы убийцы, – возразил Анвар, – и найдётся кто-нибудь, кто будет охотиться на вас. И во время этой охоты опять будут невинные жертвы. Это замкнутый круг. И разорвать его непросто. Ещё вспоминается Достоевский со знаменитой фразой Родиона Раскольникова: «Тварь ли я дрожащая или право имею»? Вот вы. Имеете ли вы право? Вопрос очень философский, и я не знаю на него ответа. А ты знаешь?
– Я знаю только то, что мы боремся за то, чтобы зла в этом мире было меньше, – слегка раздражённо ответил Степан, трогая пистолет.
– Да, но ваши методы мало отличаются от методов радикальных организаций. Да, вы не устраиваете теракты, но вы точно так же убиваете людей.
– Плохих людей!
– «А судьи кто?» – Анвар процитировал Грибоедова.
– Мы судьи, мы! Неужели, будь у тебя выбор, оставить в живых или убить террориста, действия которого унесли сотни жизней, ты выбрал бы первое?
– Я выбрал бы третье – сдал бы его правосудию, – ответил Анвар, – убивая убийц, вы сами становитесь убийцами. А если вы проведёте своё расследование с ошибкой и лишите жизни невинного человека? Что тогда, вы всё ещё будете добрыми в собственных глазах? Да и в чём вообще разница между злом и вами? В количестве жертв? Когда вам начнут мстить, то жертв станет больше. Невинных. И ты это должен понимать.
Степан вздохнул и ответил:
– Я понимаю это, но со злом очень сложно бороться добрыми методами. Как ты себе это представляешь? Подставить правую щёку? Нет, добро должно быть с кулаками.
– С кулаками, но не с пистолетами. – заметил Анвар. – И вообще ты понимаешь эту фразу слишком буквально. Она про то, что добро должно уметь давать отпор.
– Так мы и даём отпор! – резко произнёс Степан.
– Это не отпор, это новый виток зла. Ты произнёс фразу про правую щёку. Она из Нового завета, если помнишь. И она пришла на смену старому принципу «Око за око».
– То есть ты предлагаешь вообще ничего не делать, тем самым позволив злу распространиться дальше? Пусть и дальше страдают невинные люди, правильно тебя понимаю?
– Нет, я предлагаю другое. В стране есть законы и надо жить по ним. Всем нам. – ответил Анвар.
– Но эти законы плохо работают. Повторю тебе, что находят исполнителей, но не организаторов. Да и пересажать всех преступников – это очень сложно.
– Ты прав, Степан, это сложно, но это возможно. Думаешь изоляция убийц была бы менее действенной? Мне кажется, что это верный способ борьбы. Это помогло бы избежать жертв, убитых ради мести.
– Изоляция может быть эффективной, но упечь всех за решётку, не хватит никаких ресурсов. Да и есть ли смысл? Вспомни Норд Ост, когда одним из требований террористов, было освобождение заключённых товарищей. Что было бы, если бы их освободили? – Степан начал раздражаться сильнее.
– Да, – согласился Анвар, – на первый взгляд это очень сложный вопрос. Но если бы изначально все преступники были изолированы сразу, то некому было бы
устраивать теракт. Я понимаю, что это непросто, но именно к этому нужно стремиться.Степан покачал головой и ответил:
– Для того, чтобы воплотить твои слова в жизнь, требуются огромные силы, необходимо следить, шпионить, проводить расследования, достойные Шерлока Холмса. Таких ресурсов нет ни у одного государства. Тебе легко рассуждать, сидя здесь, в этой комнате.
– Легко ли? Я здесь, тоже, не просто так сижу. Зачем вы держите здесь эту несчастную женщину и меня? Зачем вам это? – спросил Анвар.
– Пока мы с тобой тут беседуем, Пётр беседует с ней. И поверь мне, причастна ли она к позавчерашнему взрыву или нет, он выяснит. А если да, то её ждёт смерть, как, впрочем, и организаторов, когда мы до них доберёмся.
Степан нервно задёргал ногой.
– Слушай, давай сейчас не будем обсуждать моральные стороны нашей деятельности. Расскажи мне, лучше, еще что-нибудь про религии.
– Как скажешь, – произнёс Анвар, понимая, что у него нет выбора. – Что конкретно ты хочешь узнать?
– Ну, – протянул Степан, раздумывая над ответом, – есть мнение, что Коран – это очень жестокая книга. Это так?
– Знаешь, в нём не больше жестокости, чем в Библии. Взять, хотя бы Ветхий завет. Ты читал Библию?
Степан кивнул в ответ, и Анвар продолжил:
– Значит ты знаешь, про что я говорю. Несколько лет назад, в Нидерландах был проведён эксперимент. Несколько молодых людей ходили по улицам Амстердама и зачитывали прохожим цитаты из Библии, связанные с жестокостью. Сама книга была в обложке. Потом они задавали вопрос, что за книга у них в руках. Большая часть прохожих ответила, что это Коран. Все они были шокированы, когда увидели под обложкой Библию. Вопрос опять, лишь в пропаганде и общественном мнении, формируемом СМИ. Наличие некоторой жестокости и в Коране, и в Библии не делает эти религии жестокими. Жестокими становятся люди, неверно трактующие текст или вырывающие фразы из контекста. Обе книги учат смирению, добродушию и общечеловеческим ценностям, которые должны быть у людей на первом месте. Ты же понимаешь, что среди представителей любой религии есть огромное расслоение. Есть фанатики, готовые резать глотки каждому, кто с ними не согласен. Есть просто глубоко-верующие, соблюдающие все религиозные заповеди. Есть те, кто верит умеренно. Есть те, кто верит, но ничего не соблюдает. Например, Библия запрещает употребление свинины (1), так же, как и Коран (2). Коран, также, запрещает употребление алкоголя (3). Но ведь есть люди, которые не соблюдают эти заповеди. И тут опять возникает философский вопрос, кто хуже, мусульманин, нарушающий запрет и позволяющий себе употребление спиртных напитков, но являющийся примерным семьянином и хорошим добрым человеком по жизни, или фанатик, расстреливающий тех, кто этот запрет нарушает? Лично мне симпатичен первый. Тоже самое и про христиан. Мне гораздо более приятен человек, который не читал Библии, но интуитивно соблюдающий библейские заповеди, чем тот, кто кичится своей верой и готов за неё убивать. Мне кажется, что вероисповедание не должно быть ярлыком, по которому происходит оценка человека. Все мы разные, есть хорошие и плохие, есть мягкие, есть жестокие. Все мы верим в то, во что хотим. И никто не вправе указывать нам, во что верить и что более правильное. Согласен?
Степан, внимательно слушавший Анвара, кивнул. Анвар продолжил:
– Самый главный грех в христианстве, да и во многих других религиях – это гордыня. Настоящий христианин или мусульманин никогда не будут доказывать вам, что их вера – это вера единственная и правильная. Потому что делать это, значит предаваться гордыне. У меня есть знакомый, который буквально заставляет меня ходить с ним в церковь, исповедоваться и причащаться. И он очень обижается, когда я этого не делаю. Это и есть гордыня, несмотря на то, что он зовёт меня с собой из лучших побуждений и является очень приятным и хорошим человеком. А я, зная об этой его особенности, не обращаю на это внимание. Все мы не без греха.