Кащей

– Ты зачем меня за хвост дернул?

– Чтобы спасти от зубов: они тебя сжуют.

– Такие голодные?

– Нет, они просто обожают жевать. Жуют, жуют, пока уже и жевать становится нечего.

В голове засверкали яркие огоньки, что-то дико застучало изнутри, и...

Ворона пришла в себя – действие тормозучек закончилось. Все, что говорилось, пока действовал наркотик, моментально выскочило из памяти.

– Что я тут делаю? – спросила ворона с недоумением.

– Я так и знал! – сказал бронтокряк. – Ты помнишь, что я тебе только что говорил?

– Не помню. А ты что-то говорил?

– И очень много, между прочим.

– Повтори! – попросила ворона. – Я помню, что летела и увидела крылатых... Я видела зубы, летающие зубы! Ты должен немедленно посмотреть на это чудо! Я никогда не видела, чтобы зубы летали по небу, да еще сами по себе! Кто им приделал крылья?

Бронтокряк терпеливо повторил свой рассказ, начиная с тормозучек. Ворона ахала и, глядя на него, пыталась понять, на кого он похож. Нет, на утку не похож. Скорее похож на лебедя с укороченной шеей и руками вместо крыльев. Крылья чуть дальше на спине. Две ладошки, пальчики с выдвигающимися когтями.

– Скажи, если не секрет, почему тебя так назвали? – спросила ворона, когда бронтокряк замолчал.

– Потому что я в детстве всем говорил, что вырасту огромным и великим.

– А как ты зовешься по-настоящему?

– Не помню уже. Забыл, – пожал плечами бронтокряк. – Но мне и это прозвище нравится.

Зубы продолжали носиться над лесом, было слышно, как они рассекают воздух. Зубы выискивали места, где могли прятаться будущие жертвы, и прислушивались, не доносится ли оттуда каких звуков.

– И как долго они летают?

– До тех пор, пока не поймают и не сжуют одного из нас.

– И часто летают?

– Каждый день, – сообщил бронтокряк.

Вороне новость не понравилась. Как же ей добраться до замка, если они разлетались и не дают прохода?

– Они не из замка Кащея вылетают?

– Нет, что ты! Они живут гораздо ближе. Кащей их выгнал со своей территории.

– Каким образом?

– Он выходил им навстречу несколько раз.

– И что?

– Они себе все зубы переломали, пытаясь его прокусить. И так раз за разом. Они ведь не могут не жевать того, кто попадает им в зубы, а потому однажды перелетели на юг, и теперь охотятся здесь.

– Хорошая новость.

– Тебе нравится Кащей?

– Нет, но около его замка нет никаких шутников, и там можно спокойно отдохнуть некоторое время.

– Интересный подход к отдыху, – заметил бронтокряк, но расшифровывать не стал, потому что заметил букашку, слизнул ее метровым языком и смачно зачавкал. Ворона остолбенела.

– Ты чего? – удивился бронтокряк.

– Как ты это сделал?

– Что сделал?

– Я не ожидала, что у тебя такой длинный язык.

– Длинный? Он у меня короткий! Вот у... ну... как их, ну, в общем, ясно, кого я имею в виду, у них язык так язык! С верхушки дерева могут поймать бегущего по земле!

– Не поняла, – сказала ворона, но бронтокряк сделал вид, что не расслышал. Зубы носились, пение становилось все громче и зазывнее, от восхитительных звуков против воли начинало тянуть вверх, чтобы услышать получше. Ворона начала терять терпение.

– Скорее бы они улетели! – выразила она общее пожелание жителей леса.

– Тянет наверх? – спросил бронтокряк.

– Есть немного! – ответила ворона.

– У нас раньше во время таких полетов избавлялись от врагов.

– То есть?

– Ну, к примеру, какой-то зверек постоянно всех донимает, надоел до смерти. Его хватают и подбрасывают вверх, а дальше он уже сам летит к зубам, не в силах противостоять пению.

– Хороший способ! – похвалила ворона, представляя, как она отрывает от дерева вопящую лису, а та умоляет пощадить ее, визжит, а она только смеется и повторяет: «Нехорошо чужой сыр хватать, нехорошо».

– Но тут есть одна проблема.

– Какая?

– Тот, кто пытается покончить с врагом, часто и сам, забыв в азарте об осторожности, тоже летит вверх. И они погибают вдвоем. Так что никто больше не пытается избавиться от врага подобным способом.

Мечты померкли.

– К тому же лиса не летает... – пробормотала ворона. Зубы с усиленным рвением запели чарующую песню многоголосым хором, с переливами и поочередным вступлением то одного, то другого голоса. У вороны закружилась голова от счастья, и, лишь краем сознания понимая, что поддаваться пению нельзя, она вцепилась клювом в ветку, представив себе, что это лисий хвост. Зубы над ней издавали самые притягивающие звуки во Вселенной, клюв держался за ветку помимо сознания, в мыслях ворона пела вместе с ними, то солируя, то в общем хоре. Песня затуманила сознание, казалось, что наступил счастливейший момент в ее жизни, после которого не стыдно и умереть. Сжимая клюв все сильнее и сильнее, ворона прокусила кору, в клюв закапал сок. Она сглотнула и чертыхнулась. В голове немного прояснилось, желание попеть в хоре поблекло, уступив место проблеме противного сока, который все прибывал и прибывал.

Ворона принялась отплевываться, не разжимая клюва.

– Что ты делаешь? – услышала она голос бронтокряка.

– Фок фыфлефыфаю! – сквозь клюв ответила ворона.

– Аааа... А я думал, ты сок выплевываешь! – отозвался бронтокряк.

– Я и фофою, фто фок фыфлефыфаю!

– Ты серьезно? – не поверил бронтокряк. – Где ты его взяла? Стой, я понял: ты ветку прокусила!

– Угу! – подтвердила ворона.

– Челюсти качала? – восхитился бронтокряк.

– Щефо?

– Ну, тяжести в клюве носила стабильно, по нескольку раз в день.

– А при чем здесь качели? – ворона выплюнула ветку, сообразив, что зубы больше не поют, а громко и некультурно чавкают. – Поймали кого-то!

– Главное, что не меня, – отозвался бронтокряк. – Кому так не повезло?

Они осторожно высунули головы. Зубы строились в ряд; первые, пережевав, улетали по своим делам, передавая обед следующим по очереди. То, что когда-то было живым существом, сейчас напоминало комок перьев, окрашенных в красный цвет. Зубы довольно щелкали, и казалось, этому не будет конца. Очередь уходила за линию горизонта, сливаясь с верхушками деревьев.

– Кошмар! – прошептала ворона. – Сколько их?

– Много! – отозвался бронтокряк. – На всех хватит!

– Я только сейчас заметила, что говорю как-то странно.

– Ничего странного. Так всегда бывает, когда приближаются зубы. Таким образом мы и узнаем, что они прилетели. Мы говорим по-прежнему, но наша речь по сравнению с пением зубов выглядит грубо и некрасиво. Потому и кажется, что речь не такая.

– Что-то я устала сегодня, – пробормотала ворона. – Сделаем перерыв на несколько... часок-другой... хрррррр...

– Во дает! – изумился бронтокряк. – Мне бы так!

Зубы над головой умолкли, и жители леса постепенно приходили в себя. А пока они пели, в километре от вороны лиса лежала на траве и с удовольствием их слушала. Пели очень красиво, но ничто на свете не могло заставить лису подняться. Столько всего навалилось. Лиса была измотана донельзя, и сил не было даже встать и посмотреть. Просто лежала и слушала.

* * *

Крестьяне больше не спорили. Убедившись на собственном опыте, что с вампирами шутки плохи, рано поутру они собрались и тронулись в столицу. От вчерашних победителей осталось намного меньше, чем было ночью: вампиры успели покусать большинство селян, и покусанные тихо сгорели в собственных постелях с первыми лучами солнца. Осталось всего восемь человек.