Каштаны на память

— Едем сейчас… Таков приказ господина Ноймера! — объяснил Пужай.

Моторист хлопнул ладонями, давая сигнал стрелочнику, чтобы тот перевел рельсы на основную магистраль. Автодрезина двинулась. Стрелочник вынул из чехла зеленый флажок. Шмель козырнул. Пужай тоже.

Еще минута, и они выпутались из сплетения линий, загроможденных эшелонами. В лицо бил встречный ветер, из лесов, уже погруженных в полутьму, веяло прохладой. Однако Пужаю казалось, что он сидит на жгучем солнце. С него потоками лился пот. Он расстегнул все пуговицы кителя, дышал тяжело, сидя с закрытыми глазами.

«Зачем, куда он меня везет?..» Он раскрыл глаза и увидел в руке Шмеля парабеллум. Глаза у кавказца горели огнем.

Колеса автодрезины ритмично постукивали на стыках. «Молчит абрек-басурман! — снова глянул Пужай одним глазом на Шмеля. — Если б нужна была ему моя жизнь, мог бы прикончить меня вместе с господином Ноймером на дворе или в хате. Даже без выстрела — кинжалом!..»

Мукагов сидел неподвижно, держа пистолет наготове. «Значит, я им зачем-то нужен! — перевел дух Пужай. — Зачем?.. Чтобы отправить на ту сторону фронта, отдать под суд?..»

И снова вздрогнул Пужай. Что он там скажет в свое оправдание?..

«Убегу, — решил он вдруг. — Лучше уж шею свернуть, чем попадаться в лапы парашютистов-пограничников…» Пужай набрал воздуха, словно хотел нырнуть глубоко в воду, но именно в эту секунду цепкая, как когти орла, рука схватила его за шиворот.

— Помилуй бог! Я сидю, понимаешь, смирно!.. — испуганно вскрикнул Пужай.

Шмель ослабил свои «когти», и пленный потер короткую и толстую шею, о которую можно было гнуть ободья.

«Судьба», — вздохнул Пужай. Конечно, он бы не встретился со Шмелем, если бы его не перевели в гарнизон гауптмана Ноймера, охранявший важный объект — железнодорожный мост. Тут, конечно, жизнь не то что в лагере. Есть что есть, есть что пить, в речке рыбка водится. А по субботам Пужай с гауптманом ездят в гости к госпоже, то есть фрау Изольде, которая служит на станции в жандармерии. Чем не жизнь! Так на тебе — черти принесли Шаблиевых парашютистов и сюда! Можно подумать, что генерал Шаблий лично из своего штаба следит за каждым шагом Пужая.

— Остановить дрезину! — приказал Мукагов, положив руку на плечо моториста.

Водитель нажал на тормоз так, что он засвистел. Дрезина прошла по инерции метров тридцать и остановилась.

Ветер совсем стих. С лугов и лесов доносило запах сена и хвои. Закат уже погас, стало темнее.

— Да зарда махшанад! — выругался Мукагов.

— Это что?.. Будешь расстреливать? — всполошился Пужай.

— Я сказал: «Не сомневайся, все сделано!» — ответил Шмель, посмотрев на вырубку.

Оттуда к линии спешила группа людей. Они положили поперек рельсов длинный шест и стали прикреплять его проволокой к дрезине. Другие ставили какие-то ящики и тряпичные манекены. Третьи пристраивали на дрезине снаряды. Кто-то присвечивал фонариком с синим стеклом. На снарядах Пужай прочитал надпись:

«Гитлеру — смерть!», «Пятая застава», «Привет от «катюши»!»

Пужай теперь все понял: парашютисты посадят его на дрезину, чтобы он направил ее на мост! Пужай схватился за живот. Но тут же услышал насмешливый голос Шмеля:

— Нет, тут ты не пойдешь в кусты, как под Полтавой! Стыдись, трус!

У Пужая испуганно забегали глаза. Кто-то снял с его головы фуражку и приказал:

— Раздевайся!

Перепуганный Пужай сел, чтобы сбросить сапоги. Но рука, еще более сильная, чем у Шмеля, схватила его за ворот и подняла, хотя и был он с центнер весом. Пужай задрал голову и… узнал еще одного. Это был главный минер отряда Опенкина.

— Не сапоги снимай, а френч для чучела, если сам не хочешь прокатиться на «катюше»! — насмешливо посоветовал Гутыря.

Кто-то помог Пужаю сбросить китель, который тут же напялили на чучело. Для другого манекена подошла одежда моториста, который за все время этой экспедиции не промолвил ни слова. Снимая френч, моторист наконец заговорил:

— Гитлер капут! Гитлер капут!

«Может, сейчас убежать?» — подумал Пужай.

— Не ерзай! — с ненавистью бросил Шмель и обратился к группе: — Таня! Бомбы носить — мужская работа! Присмотри лучше за этим типом.

— Есть, товарищ командир! — прозвучал негромкий девичий голос.

К Пужаю подошла девушка с автоматом, висевшим у нее на плече, деловито поинтересовалась: — Немец?

— Власовец, — с презрением сказал Шмель. — Старый знакомый.

Мукагов отвернулся и подошел к бойцам, которые колдовали у дрезины.

Каждый работал четко, знал, что делать. Теперь уже не немец, а партизанский моторист завел двигатель, он зачихал, стреляя газами, а потом зарокотал ровно, эхом отдаваясь где-то на лугах.

На автодрезине примостился Гутыря: он решил для надежности подвести ее возможно ближе к мосту.

— Пошел! — скомандовал Гутыря, будто десантникам в самолете перед прыжком.

«Катюша» двинулась. Что-то кричал и решительно махал руками Шмель, но из-за шума мотора Гутыря не услышал голоса командира. Да если бы и услышал, то не спрыгнул бы сразу.

— Да он с ума сошел!

— Прыгай!

Солдаты охраны моста включили прожектор, который рыскнул по линии, нащупал дрезину и манекены на ней. Прожектор погас, и в это время Гутыря прыгнул вперед по ходу машины, покатился с насыпи.

Ворота были открыты: гарнизон ждал своего коменданта, как и всегда в субботу. Автодрезина уже у моста. Стук колес на стыках звонко отдается в ушах. Еще секунда. Дрезина влетела между ферм моста, и в то же мгновение шест ударился о боковые стояки, с треском ломаясь и вырывая взрыватели из мин. Еще несколько метров прокатилась партизанская «катюша»…

Потом грохнуло с необычайной силой. В звездное небо взмыло высокое яркое пламя, осветив луга, реку, темную полосу леса, фермы моста, которые задергались и стали падать в воду.