Каштаны на память

Все свои танки Гуменной уже бросил в бой, ни одной машины не оставив в резерве. Как же хорошо, что помогли партизаны, сообщив о батареях, стреляющих кумулятивными снарядами, — иначе потери были бы значительно больше.

— Тернистый! — крикнул комбриг командиру танка. — Немедленно знамя сюда!

Гуменной открыл верхний люк. КВ уже мчался сквозь боевые порядки фашистских машин, стреляя из пушек, пулеметов, при случае тараня легкие танки врага. Гуменной высоко поднял древко знамени. Стяг заполоскался на ветру, его уже секли осколки вражеских снарядов. Два или три осколка впилось и в руку полковника Гуменного. Но пальцы не разжались, а еще крепче охватили древко.

О том, что танк комбрига идет под знаменем, старший лейтенант Тернистый сообщил всем экипажам в тот момент, когда расчехлил и передал самую дорогую реликвию бригады самому командиру.

Перед машиной комбрига шло несколько танков, прикрывая танк-знаменосец. Неприятельская колонна смята, десятки танков пылают факелами, остальные панически поворачивают назад.

Но бой еще не окончен. В эти минуты три танка из батальона капитана Майборского уже достигли балки. Автоматчикам не пришлось спрыгивать с танков, чтобы отыскать партизан; из колючих кустов выскочило полтора десятка людей в пилотках, в вылинялых и выцветших гимнастерках, даже в немецких френчах, а один — в морской тельняшке.

— Что за братия? — воскликнул командир мотострелков, который вместе с Андреем Стоколосом был на первом танке.

Красноармейцы были удивлены не столько видом партизан, сколько тем, что один из бойцов размахивал знаменем, держа в руках неровное, вытесанное из ветки глода сучковатое древко. Андрей припомнил, что один из окруженцев шел с ними от самого Донца, обмотавшись знаменем своего полка. Теперь же, увидев на поле боя знамя над машиной комбрига, быстро сориентировался.

Танки оврагом быстро двинулись на позиции «гадючек». А они уже выплевывали смертоносные жала в машины батальона капитана Майборского. Еще полминуты — и танки Майборского попадут под точный прицел «гадючек». Но именно в эти полминуты три тридцатьчетверки с десантниками на броне вихрем налетели на позиции артиллеристов.

— Гранаты к бою!

— Вперед! Ур-ра! — дружно закричали автоматчики.

Десант словно ветром сдуло с брони. Десятки гранат полетели к пушкам, в ящики со снарядами. Гитлеровцы заметались. Некоторые пытались развернуть орудия, чтобы встретить танки с десантом, но было поздно. Гранаты взрывались уже среди расчетов. Танки Майборского, мчавшиеся по фронту, с разгону налетели на пушки, раздавливая их.

Андрей Стоколос вел бой в котловане рядом с парнем, который утром задержал его. Куда и делся у того юношеский румянец — был он бледен, глаза неестественно бегали.

— Ты горлань! Кричи! Не так страшно будет! — посоветовал ему Андрей.

В этот миг где-то сбоку затрещал автомат, и Андрей схватился рукой за левое плечо! Еще мгновение — и почувствовал, как обожгло грудь. Но сознание его не покидало. Он видел: несли раненых на плащ-палатках, приспособленных под носилки, в брезент заворачивали убитых красноармейцев и партизан.

— Будешь со старшиной Колотухой, он тоже ранен, на моей машине, — сказал капитан Майборский, помогая санитару перевязать раны Андрея. — Ты потерял много крови. Проклятый фашист всадил разрывной.

— Я же партизан. А по партизанам — они разрывными. Видно, и тут меня узнали… — невесело пошутил Андрей. — А что, могут немцы снова броситься в наступление?

— Не бросятся. К такой битве готовятся неделями, а то и месяцами. Не пойдут. Не с чем идти. В том и стратегия нашего Гуменного — бросить сегодня, в этот час, в эту минуту, все, чтобы уже не пошли они ни после обеда, ни вечером, ни завтра. Бригада свое сделала, хотя и наших машин немало подбито. Но еще продержимся! — решительно сказал Майборский и взглянул на небо. — А вот стервятники прилетят. Это точно.

Танки гвардейской бригады полковника Гуменного возвращались на исходные рубежи. Капитан Майборский сидел на броне возле раненого Андрея, поддерживал его обеими руками.

Танки с ранеными остановились в степной балке. Андрея положили на носилки, опустили на землю.

Сверху в балку мчался мотоцикл. Мотоциклист — среднего роста, широкий в плечах старший лейтенант в полевой форме, но в танкошлеме. Его серые глаза нетерпеливо бегали по лицам раненых, словно искали знакомого.

Андрей узнал старшего лейтенанта Тернистого. «Так вот какой Тернистый командовал танком-знаменосцем! Школьный друг!»

— Вот и встретились мы. Только не в сорок пятом, как договаривались на выпускном вечере, — грустно сказал Тернистый.

8

Шаблий сидел в приемной Государственного Комитета Обороны, ожидая, когда его вызовут. На коленях он держал папку с документами. Среди бумаг была просьба о предоставлении штабу транспортной авиации, был и перечень оружия, боеприпасов и другого снаряжения для партизанских отрядов.

Ни один из территориальных партизанских штабов, образованных решением ЦК ВКП(б) и ГКО в начале лета 1942 года, не испытал таких трудностей, как штаб, возглавляемый Шаблием.

Сотни километров довелось преодолеть штабистам и курсантам партизанской школы, чтобы добраться до Сталинграда, а потом до Саратова. То был переход под обстрелом вражеских батарей, под взрывами бомб, но Шаблию все же удалось уберечь триста специалистов для будущих партизанских операций в глубоком тылу противника.

Месяц назад через радиостанцию ростовского отряда «Красный десант» откликнулась группа Шмеля Мукагова и Устима Гутыри, сообщив, что их отряд «ЗСТ-5» попал в трагическое положение. Вестей от Ивана Опенкина и Артура Рубена, которые повели бойцов на восток, нет до сих пор.

— Товарищ Шаблий! Вас приглашают.

Он поднялся, большим пальцем привычно поправил ремень, одернул гимнастерку. У него еще минута-другая времени.

У двери Семен Кондратьевич встретился с русоволосым человеком с тремя ромбами на петлицах. Шаблий сразу узнал его — генерал бронетанковых войск Федоренко. Он совсем не изменился: так же очерчены стиснутые губы, волевой подбородок. Только на висках стало больше седины. Остановился и танковый генерал.

— Вы, Семен Кондратьевич? Идете отчитываться, земляк?

— Да, Яков Николаевич, — ответил Шаблий, заметно волнуясь.

— А я собирался сегодня же разыскать вас по телефону. Мне с юга передали утром, что вместе с комбригом полковником Гуменным в госпитале и ваш сын Андрей.

— Правда? Значит, живой! Все эти три месяца я был на колесах и на ногах. Даже адреса не было постоянного. Вот так весточка! Спасибо! — пожал обеими руками Семен Кондратьевич сильную руку генерала Федоренко.

— Рад за вашего сына. Живой! Мы еще поговорим, когда встретимся.