Кастет. Первый удар
Шрифт:
Зазвонил мобильник.
— Проснулся, Лешенька? — в голосе Сергачева звучало участие. — Нелегка жизнь у карельских бизнесменов! А теперь слушай. Часа тебе хватит, чтобы привести себя в порядок — принять контрастный душ, плотно позавтракать, поцеловать на прощание Жанну?..
— Хватит, — Леха окончательно проснулся.
— За тобой будет хвост, Исаев вчера привесил, поэтому — в половину одиннадцатого выходишь из гостиницы, сворачиваешь на Владимирский, потом на Стремянную, знаешь, где Стремянная? — ну и отлично! Во втором или третьем доме от угла есть маленький магазинчик, не перепутаешь, он там один, заходишь в него, проходишь насквозь и через черный ход попадаешь во двор. Там будет ждать машина, за рулем Паша
Леха послушно повторил:
— Душ, завтрак, 10.30, магазин, машина, «Парнас».
— Добре, до встречи!
Леха стоял под душем до тех пор, пока не почувствовал себя окончательно в норме, в ресторане заказал яичницу из шести яиц со шкварками, помидорами и зеленью, выпил кофейник крепчайшего кофе, с наслаждением покурил, ощущая себя полноценным здоровым человеком, способным совершить очередной подвиг, и поднялся в номер, чтобы взять «бердыш» и поцеловать Жанну. То и другое совершилось без происшествий, только Жанна сквозь сон несколько раз прошептала:
— Который час?
В машине на Стремянной ждал Паша.
Огромная площадка бездействующего с начала приватизации завода была заставлена грузовиками — фургонами и бортовыми, импортными и отечественными, новыми и не очень…
Между машинами кучковались шоферы, успевшие образовать свои клубы по интересам — рыбаки с рыбаками, садоводы с огородниками. Мучимые праздничным похмельем труженики баранки стояли отдельной угрюмой толпой, крепко сжатыми кулаками напоминая пролетариев начала XX века. В кулаках были зажаты собранные на водку деньги.
Ехать водители никуда не собирались, они ждали автобус, который развезет их по домам. Сегодня они не работали, сегодня работали другие — монтажники, крепящие на борта автомобилей огромные рекламные транспаранты, маляры, выписывающие по трафаретам красивые разноцветные буквы, и пиротехники киностудии «Ленфильм», чья доля работы была еще впереди.
Сергачев и Кастет прошли по площадке, понаблюдали за процессом и удовлетворенно отошли в сторону — работа не кипела, не бурлила и не била ключом, работа просто делалась — споро и профессионально. За результат можно было не волноваться.
— Ты, конечно, мог и не приезжать, Леша, делать тебе тут нечего, без тебя и машины оснастят и завтра по точкам разъедутся, но ты — глава всего этого предприятия и должен все-таки видеть, чем у тебя люди занимаются. А главное, хотел я с тобой вот о чем поговорить.
Сергачев подвернул полы старого плаща неброского, трудноопределимого цвета, в каких, наверное, ходили «топтуны» во времена Андропова, и сел на ржавый фрагмент бывшего завода.
— Узнал я, где твоя Леночка находится…
Петр Петрович сделал умышленную паузу, чтобы Леха вспомнил те недалекие времена, когда он был русским водителем, а не карельским лесопромышленником.
— Есть в городе такой клуб, «Bad girls» называется, исаевский клуб, закрытый, не слышал, наверное, о таком…
— Слышал, — тихо произнес Леха, разом вспомнив недавнее прошедшее время, Светлану в смешных тапках-зайцах, аромат ее кухни, спальни и тела, жалобные, готовые вылиться слезами глаза. И ее рассказ о клубе «Bad girls»…
— Слышал, — повторил Леха, — на Васильевском где-то…
— Точно, — подтвердил Сергачев, — на Семнадцатой линии. А знаешь, кстати, почему все на Васильевском замыкается? Да потому, что Исаев там свою карьеру ментовскую начинал, опером-лейтенантом, там у него узелки первые завязались — и среди ментов, и среди бандитов, и в администрации. Он первым под себя всех островных проституток взял, а там — «Прибалтийская» — это хороший куш, крупный, не каждому по зубам, а он откусил, смог…
Что за клуб —ты знаешь; чем они занимаются — тоже, Леночку твою там пока просто так держат, по рукам не пускают, но, не ровен час, могут, потому — ждать нельзя, сегодня надо ее оттуда вытаскивать. И делать это, сам понимаешь, должен ты.Леха кивнул, хотя образ Леночки представлялся ему каким-то зыбким и эфемерным, он смутно помнил ее голос, лицо, какого цвета у нее глаза и волосы и уже совсем не знал ее привычек и слабостей. Светлана была ему живее, нежнее и ближе.
— Сейчас, Петрович, — сказал он и отошел к ближней группе шоферов. — Мужики, есть чего закурить?
Мужики полезли по карманам, зашуршали одеждой и сумками, сразу несколько вытащили распечатанные мятые пачки. Леха забрал у крайнего к нему пачку «Беломора», дал взамен полную пачку «Джона Плейера» и вернулся к Сергачеву.
Петр Петрович кинул за щеку «барбариску» и продолжил:
— Есть два варианта проникновения в клуб. Первый, так сказать, легальный — вечером открывается ресторан, и ты вместе со всеми проходишь внутрь. Чтобы пройти в ресторан, не нужна ни клубная карточка, ни чья-нибудь рекомендация, простой фейс-контроль на входе и все. Минусы — очень много народа, посетители, охранники на каждом этаже, да одни девчонки чего стоят. Помнишь присказку про пожар в публичном доме во время наводнения? Значит, понимаешь, о чем я. Вариант второй — днем, прямо сейчас. Плюсы — два охранника, один на служебном, один на главном входе, внутри еще два-три болтаются, оружия у них нет, так что — ручная работа. Главный минус — то, что это день, скрытно не подойти, если нашумишь — уходить трудно. И еще — ты лицо свое засветишь, всякие накладные усы, бороды, подушечки за щеками не прокатят — мы жизнь живем, а не Джеки Чана в кино снимаем. Чтобы войти — я волшебное слово знаю, есть там такой человек Григорий Сахнов, менеджер клуба, самый там главный — деловые вопросы он решает, и народ к нему приходит постоянно, и ты можешь к нему прийти, так внутри окажешься, а остальное — дело техники.
— Сейчас пойду, — сразу решил Кастет.
— Тогда уточним детали…
Утро в клубе начиналось поздно. Последние клиенты ушли около семи, девчонки расползлись по своим комнатам, и дом на Семнадцатой линии уснул.
Нелли заботливо довела Леночку до кровати, уложила, посидела рядом, спросила:
— Ну, как ты?
Леночка тихо ответила:
— Нормально, только болит все, — и закрыла глаза.
— До свадьбы заживет, — невесело пошутила Нелли, — у меня по первости тоже все болело, а я-то пришла привычаная, знаешь, у нас в деревне чего мужики по пьяни с девками вытворяют, страх сказать!
И Нелли собралась было рассказать историю из деревенской жизни скотницы Клавы, но увидела, что Леночка уже спит, и тихонько, на цыпочках, вышла.
По ее, Неллиному, представлению, все прошло как всегда, разве мужиков собралось больше, чем обычно, — девять вместо пяти-шести как всегда. Зато никаких особых изощрений не было, никто иголки в груди не втыкал и бритвой не резал. Так что — все нормально!
У кабинета Сахнова она остановилась. Вечером Гришка наглотался каких-то таблеток и словно с цепи сорвался, еле от него вырвалась. Постояла немного, подумала — пусть спит, и пошла к себе.
Часов в двенадцать пришли уборщицы, одна из них и обнаружила неладное — кабинет был закрыт изнутри, на стук и телефон Сахнов не отзывался, позвала охранника, тот постучал сильнее — внутри была тишина. Мертвая тишина, хотя вслух этого никто не сказал. Потом приехал человек из Москвы, из тамошнего филиала под названием «Bad cats», ему было назначено на 12.30, стучали уже вдвоем. После чего решили ломать дверь.
Состоящий при клубе доктор, хоть и гинеколог, сразу констатировал смерть. Стянул резиновые перчатки, потер переносицу и сказал: