Катар

* * *

Слушая Энакина и делая приличествующее словам мальчишки лицо, Палпатин внутренне улыбался. Кивать и выражать сочувствие было легко. Особенно первое. Он даже начал своеобразную игру в угадывание. Которая, впрочем, довольно быстро наскучила канцлеру. Шив не любил выигрывать настолько легко, а Энакин был предсказуем. Доклад-отчет о порученной миссии очень быстро скатился в привычные жалобы. Магистры не ценят, устроили головомойку, учитель завидует, проел плешь своими нравоучениями, дел реальных не поручают, а ведь он о-го-го и вообще все может, умеет, понимает. В общем, обязательная программа и ничего более.

Палпатин привычно, в сотый, наверно, раз, поддержал и своими словами повторил все сказанное Энакином. Простенький прием, не требующий от матерого политика даже минимальных усилий, прекрасно работал и на куда более прожжённых личностях. Наконец, юноша закончил с перечнем привычных обид и жизненных несправедливостей. Палпатин мысленно выдохнул, в преддверии дебатов о создании армии, у него было не так много свободного времени, но он не мог упустить перспективного ученика. Потенциал Энакина будил в нем собственнические инстинкты владыки ситхов. Огранить алмаз, превратить его в бриллиант — это было действительно достойное Дарта Сидиуса деяние. Пожалуй, если бы ему предложили выбор между империей и возможностью спокойно обучить Энакина, он бы задумался. Возможно, даже, секунд на пять.

Тем временем, Скайуокер перешел к «произвольной программе» и начал жаловаться на сенатора Стулте. «Наградить!» — решил про себя Палпатин. Пусть он планировал совсем другое, но так даже лучше вышло. Любовь, а особенно юношеская влюбленность — мощный, но, увы, не слишком надежный крючок. Уязвленное самолюбие и гордость, даже гордыня, намного надежней. Просто потому, что они подобны яду. Жалят, жгут, отравляют разум и чувства, заставляют раз за разом возвращаться к одному и тому же. Любой взгляд или слово, даже простая интонация, показавшаяся не такой, возвращают в прошлое, будят забытое, меняют отношение. «Сенаторше поможем, заодно и голос по закону об армии получим, капитану выдадим премию или грамоту какую с висюлькой», — размышлял Палпатин, понимающе и с искренним сочувствием смотря на Энакина.

«Амидала?» — хмыкнул канцлер, услышав столь знакомое имя. «Это же великолепно», — кивнул он, принявшемуся расхаживать Энакину. Мысленно перебрав с десяток вариантов и прикинув возможные трудности, он решил действовать. Сегодня он не будет давать обычных советов, успешно сводящих на нет усилия молодого наставника, и эпизодически подключающихся к воспитанию избранного магистров. «Пора научить мальчика завоевывать женщин», — усмехнулся про себя канцлер. Уж кого-кого, а Амидалу он изучил хорошо. Подтолкнуть и без того успешно идущего к падению Энакина с одной стороны, и занять один из столпов оппозиции с другой — идеально.

Пусть лучше вместо пламенных речей и кипучей деятельности, переживаниями занимается, подальше от столицы. В идеале, вообще где-нибудь в Озерном Крае на Набу сидит, себе и ему мозги выворачивая. «Может и детишек перспективных получить удастся», — позволил себе чуть помечтать Палпатин, мимолетно представивший себя дедом. Еще раз рассмотрев задумку, канцлер окончательно убедился в ее перспективности и огромном потенциале. Долгоиграющем, что особенно грело душу прожжённого интригана.

Шив всегда любил такие планы, хоть и отдавал себе отчет в том, что это его слабость. «Возьму власть, тогда и буду применять простые решения», — утешался, а где-то даже и успокаивал, он себя.

— Энакин, ты прекрасный джедай. Лучший, даже величайший из них. В тебе сочетается мощь Йоды и магистра Винду. Твой наставник старается, он мудр и силён, но ты просто слишком хорош для него. Это не вина Оби-Вана, а его беда. Ты ведь понимаешь это и прощаешь Кеноби? — печально улыбнулся Палпатин.

— Конечно, ваше превосходительство, он же мне почти как отец!

— Ну-ну, не горячись. Я рад, что несмотря на молодость, ты не по годам мудр. Мне потребовалось потерять семью и остаться одному, чтобы начать понимать то, что уже сейчас осознаешь ты.

Все же, Палпатин не сдержался от того, чтобы хоть кратко, но не выполнить обязательную «накачку». Ему просто нравилось играть словами на столь податливом инструменте. К тому же, это помогало настроить одного неслуха к правильному восприятию банальных, но вполне действенных советов. Во всяком случае, в отношении одной конкретной сенаторши.

— Понимаешь, — продолжил канцлер, выдержав приличествующую паузу, — это не твоя вина, что ты не умеешь общаться с женщинами. Тебя этому не учили и даже не пытались.

— Я же джедай! Нам…

Палпатин позволил себе редкое действие, прервал собеседника поднятием руки. Энакин послушно и мгновенно умолк.

— Насколько мне известно, джедаям запрещены привязанности, а не эмоции. Любить же вам наоборот положено.

— Это как? — захлопал глазами парень, шокированный последним и напрочь игнорируя первое.

— Скажи мне, разве не обязан джедай проявлять сострадание ко всему живому?

— Конечно!

— А ведь сострадание — и есть высшая форма проявления любви.

— Ну… наверно вы правы.

Честно говоря, Энакин был далек от всей этой философской мути, ему просто понравилось, что теперь у него имелось красивое самооправдание. Так что вопрос, принимать или нет такую трактовку, перед ним не стоял. Парень с радостью согласился. Сразу и со всем. Кивнув тому, что увидел на лице мальчишки, Палпатин продолжил.

— С женщинами надо быть смелей и настойчивей. Не хами, таких не любят, но прояви твердость, мужество и никогда не отступай. Помни, если тебе сказали «нет», это почти всегда означает «может быть». Отступись, не лезь напролом. Поищи другой путь. Женщины почти всегда сомневаются в том, чего хотят. Они ветрены, подобно воде точат камень, но при этом легко меняют свое мнение со временем. Не перегибай, помни, ветви гнутся, но распрямляются всегда, когда остаются целыми.

— Это как в бою на мечах?

— Вроде того, — вздохнул Палпатин, сетуя на то, что несколько увлекся и излишне растекся мыслью, уподобившись наставникам. — Я ведь не джедай, но знаю, что женщины не просто ушами любят, как разные недалекие личности говорят, они искренность ценят, а уж как фальшь чувствуют, слов нет.

— А…

— Просто поверь, что любишь, будь настоящим джедаем, сострадай, жалей, сочувствуй, помогай искренне. Против такого никто не устоит.

— Спасибо, ваше превосходительство господин Канцлер, — расцвел Энакин.

— Эх, молодость-молодость, где мои семнадцать, тридцать, сорок лет, — добродушно улыбнулся Палпатин, одобрительно сжав плечо избранного. — Помни, привязанность орден запрещает, но если не знает о ней общественность, то и шума не будет.

Повеселевший Энакин усмехнулся, канцлер пародирующий Йоду — это было забавно, тем более что вышло похоже.

— И вообще, если что, всегда можешь рассчитывать на мою помощь. А сейчас прости, мне придется поработать, — указал на стол Палпатин.

— Простите, я так вас задержал… — тут же засуетился Энакин, впервые обратив внимание на время.